Константин Радов - Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные.
Отвращение к ростовщичеству имеет еще одну сторону. Нигде, кроме России, не практикуются в таких масштабах беспроцентные займы между знакомыми. Без выгоды, чисто из благого расположения. Не стану утверждать, что русские добрее и бескорыстнее европейцев: во многих иных ситуациях — как раз наоборот. Но отказать приятелю в небольшом одолжении, имея свободные средства, считается крайне дурным тоном.
С грехом пополам удалось наскрести на хлеб, ограбив богородицкие заводы. Евсеева, за неуместную предприимчивость, я отдал старому князю Якову Долгорукову, в комиссариатскую службу: пусть покрутится между батогами и плахой. Проценты, кои он думал положить себе в карман, пошли в общую кассу — это остудило народ. Самые отчаянные правдолюбцы перестают ратовать против неправедного стяжательства, стоит греховным деньгам оказаться в их собственных кошельках.
Решение подобных дел не оставляет никакого удовлетворения, одно мучительное раздражение нерв. Да и кампания далась тяжело: невозможно столько водить людей по краю гибели, и не изнемочь при этом душою. Тяжкая усталость, на грани истощения, потеснила во мне воинственный азарт. Стали появляться мысли, прежде не свойственные. Стоит ли добиваться решительной победы ценой разорения собственной страны? Что ожидает народ, если будут «вычерпаны» рекрутчиной все грамотные люди? В какой пропорции к бедствиям войны должны находиться выгоды мира, чтобы имело смысл стремиться к завоеваниям? Столь мрачное состояние духа побуждает болезненно воспринимать известия, на которые в иное время просто не обратил бы внимания, по незначительности.
Вот, к примеру, симбирская история. Два здешних дворянина: мелкий помещик и какой-то чин уездного калибра наладили прибыльное дело. Стали торговать крепостными на вывоз в Персию. Там, знаете ли, рабы в цене. Особенно девки: у нас-то они намного дешевле мужиков, а в Шемахе наоборот. Государь за такую коммерцию кнута отмерил — не скупясь, но я все равно ощутил себя лично задетым. Солдаты мои кровью платят, чтоб русских людей не продавали, как скот, на магометанских невольничьих рынках — а какой в этом смысл, ежели в каждом городишке России свой рынок имеется, и между телятами и скобяным товаром можно выставить человека на продажу. С землей или отдельно, врозь от семьи — как владельцу угодно. Если б не на экспорт — симбирским работорговцам никто бы слова худого не сказал, а так вроде контрабанды получилось.
Или, скажем, собственный мой староста пишет. "Батюшка Александр Иванович, господин ганерал маиор. Воззри на бедствия наши милостивым оком…". И через целую страницу жалоб на людей и природу: "…податные сборщики безобразят хуже татар. Одному заплатишь, седмицу спустя другой приезжает и опять требует, дескать не ведаю кому и чего вы платили". Так чёрта ль я с татарами воевал? Может, надо воевать с податными сборщиками, раз они хуже?
Муторные думы о государственном неустройстве чуть не отравили мне удовольствие от монарших милостей. Милостей немалых: из тридцати кавалеров св. Андрея я стал всего лишь вторым (после князя Михаила Голицына), получившим сие отличие в чине генерал-майора. Остальные собратья по ордену выше рангом, включая несколько царствующих особ. Впрочем, указом государя андреевские кавалеры приравнены к генерал-поручикам: за пиршественным столом или в торжественной церемонии голубая лента поднимала меня на одну ступень. Но не в строю. Такое вот полуповышение. Пожалуй, внеочередной чин был бы лучше, только производить человека дважды в год государю неприлично. Зато деревни или деньги — всегда уместны, крепостных у меня заметно прибыло. Искреннее отвращение к рабству ничуть не мешало радоваться этому обстоятельству.
Приехав в Киев накануне Филиппова заговенья, царь на другой день, сразу после официального приема с раздачей наград, устроил совет в узком составе. Только генералы и приравненные к ним гражданские чины. Слава Всевышнему, что пост: иначе пришлось бы праздновать. Возможно, другим государевым сподвижникам питейная повинность не мешает сохранять ясность ума, но я так не умею. А мне, как младшему по чину и сроку производства, подавать мнение первым. За других не спрячешься.
— Господа генералы! Ныне вашими трудами прегордый неприятель, змеиные жала свои на врученную нам Богом державу устремлявший, опровергнут и в совершенное ничтожество приведен. Надлежит решить, как сию войну к благополучному окончанию привести и какие преференции возможно сыскать при теперешних авантажных обстоятельствах для российского государства и всех народов православных…
Дьявол! Неужели опять в Молдавию смотрит?! Судя по важной осанке князя Кантемира, "все народы православные" именно он и воплощает своей особой. Успел напеть государю в уши. Впрочем, Петру невозможно внушить что-либо, не отвечающее собственным его желаниям. Хочется ему Прутский поход переиграть, это понятно. Но география упряма. Почему вторая попытка должна быть удачнее предыдущей — не вижу резонов.
Царь договорил. Только вместо младшего встрял, не в очередь, старший. Если не по чину, то по возрасту — семидесятипятилетний князь Яков Федорович начал пенять государю за небрежение комиссариатскими делами. Ох, и крут старик! Быв десять лет после Нарвы в шведском плену, взбунтовал товарищей по несчастью, захватил шхуну и привел в русские пределы. И здесь не стесняется говорить правду. Петр морщится, но слушает: когда очень нужно, он умеет сдерживать чувства ради дела.
После Долгорукова полезли и другие, со своими бедами. Весь регламент рассыпался. Тут уж недовольство монаршее вышло наружу. Как треснет кулачищем по столу! Сверкнул глазами — сразу тишина. Сидят, не дышат.
Теперь мой черед.
— Ваше Величество! Позволите, по предмету собрания?
Царь окинул присутствующих диким взглядом. Чуть успокоился, кивком разрешил мне говорить.
— Военная мощь создается деньгами. Не только ими, но в первую очередь. Полагаю, те трудности, о которых генерал-пленипотенциар-кригс-комиссар изволил упоминать, указывают предел платежных сил подданных Ваших. Нам противостоят два могущественных государства, каждое намного богаче России. Особливо Порта Оттоманская, беспримерные по природному изобилию провинции которой самое дурное правление не в силах разорить до конца. Располагая средствами, султан легко восстановит армию к будущей весне, поскольку в долгом обучении иррегулярные войска не нуждаются, а головорезов у турок хватает. С двумя врагами сразу нам не сладить. При всем антагонизме своем к магометанам, окончательное умиротворение шведов считаю приоритетным. Война на юге не должна этому мешать. Посему надлежит либо воспользоваться нынешним успехом, дабы заключить немедленный мир на самых скромных условиях, либо привлечь в альянс поляков и цесарцев, для чего резонабельный casus belli проходом турок через польские земли продуцирован.
