Франк Шетцинг - Стая
Силы покидали его. Пальцы правой руки расслабились, и он начал сползать вниз. Левую руку рвануло, и он повис на одной правой. Продолжая кричать, он запрокинул голову и увидел падающую нефтяную вышку и вынос с газовым пламенем, который теперь торчал вверх, в угольно-чёрное небо.
Его одинокое пламя казалось почти высокомерным. Вызов богам. Эй, вы там, наверху. Мы грядём.
Потом всё разлетелось в ярко-жёлтом облаке жара, и Йоренсена швырнуло в море. Он не чувствовал боли в том месте, где было оторвано его предплечье. Левая кисть так и осталась сжимать решётку. Прежде чем накатил вал огня, налетевшее цунами уже обрушило тонущую платформу. Гульфакс-С разнесло, и бетонные опоры исчезли в глубине вместе с обломившимся краем шельфа.
* * *
Осло, Норвегия
Женщина слушала, нахмурив брови.
— Что вы имеете в виду? — спросила она. — Что-то вроде цепной реакции?
Она работала в постоянном штабе катастроф при министерстве охраны природы и привыкла иметь дело с авантюрными теориями. Однако институт «Геомар» был ей знаком, и она понимала, что бредом там не занимаются, поэтому попыталась по возможности быстро вникнуть в то, что ей говорил по телефону немецкий учёный.
— Не так чтобы, — ответил Борман. — Скорее синхронный процесс. Разрушения идут вдоль всего материкового склона. Всё происходит одновременно всюду.
Женщина сглотнула.
— И… какие области затронуты?
— Зависит от того, где именно обламывается и на какой протяжённости. Большая часть норвежского побережья, я думаю. Волны цунами разбегаются на тысячи километров. Мы информируем все соседние страны, Исландию, Великобританию, Германию — всех.
Женщина смотрела из окна дома правительства. Она думала о платформах в море. Их сотни — отсюда и до Тронхейма.
— А каковы могут быть последствия для приморских городов? — спросила она без выражения.
— Придётся эвакуировать.
— А для прибрежной индустрии?
— Поверьте, мне заранее трудно сказать. В лучшем случае будет серия небольших оползней. Тогда всего лишь немного раскачает. А в худшем случае это означает…
В эту минуту распахнулась дверь, и в кабинет ворвался человек с побледневшим лицом. Он положил перед женщиной листок бумаги и дал ей знак заканчивать разговор. Она взяла в руки распечатку и пробежала глазами короткий текст. То была радиограмма, полученная с корабля.
«Торвальдсон», прочитала она.
Читая дальше, она почувствовала, как пол уходит у неё из-под ног.
— Есть знаки-предвестники, — как раз говорил Борман. — Люди на побережье должны знать, на что обращать внимание. Цунами предупреждает о себе. Незадолго до его появления можно наблюдать быстрый подъём и затем понижение уровня моря. Несколько раз, одно за другим. Намётанный глаз это заметит. Через десять-двадцать минут вода вдруг отхлынет далеко от берега. Обнажатся скалы и рифы. Вы увидите морское дно, которое обычно не показывается. И это самый поздний момент, когда нужно искать спасения где-нибудь на возвышенности.
Женщина больше ничего не сказала, да она больше и не слушала. Минуту назад она пыталась представить, что будет, если человек по телефону говорит правду. Теперь она пыталась представить, как именно это уже происходит в данную минуту.
* * *
Свегесунне, Норвегия
Лунд изнывала от ожидания.
Ужасно глупо было сидеть в пустом ресторане, попивая кофе. Любая форма бездействия казалась ей пыткой. Кухонный подсобный был очень предупредителен и специально ради неё зарядил кофейный автомат, чтобы можно было сварить эспрессо или капуччино. Вкус у кофе был превосходный, и, несмотря на штормовую погоду и плохую видимость, вид из большого панорамного окна на море был впечатляющий. И всё равно ожидание давалось ей тяжело.
Кто-то вошёл, и вместе с ним в дверь ворвался порыв ветра.
— Хэлло, Тина.
Она подняла голову. Это был друг Свердрупа, Оке. Он был хозяином лодочного проката в Кристиансунне и в летние месяцы зарабатывал хорошие деньги.
Они обменялись несколькими словами о погоде, и Оке спросил:
— А ты что здесь делаешь? Приехала к Каре?
— Намерение было именно такое, — сказала она, криво усмехнувшись.
Оке удивлённо взглянул на неё:
— Тогда почему этот дегенерат не с тобой, как положено?
— Я сама виновата. Явилась раньше, чем надо.
— Позвони ему.
— Звонила. Автоответчик.
— Ах да, всё правильно! — Оке стукнул себя по лбу. — У него же там нет приёма.
Лунд насторожилась.
— А ты знаешь, где он?
— Я только что видел его у Хауфена.
— У Хауфена? В винокурне?
— Да. Закупает шнапс. Но ты же знаешь Каре: он пьёт меньше, чем монах во время поста, и дегустацией пришлось заниматься мне.
— И он ещё там?
— Когда я уходил, они ещё судачили в погребе. Знаешь, где это?
Лунд знала. Небольшая винокурня гнала отличный аквавит и находилась в десяти минутах ходьбы, а на машине не будет и двух. Но мысль о короткой прогулке пешком понравилась ей больше. В машине она уже насиделась.
— Я схожу, — сказала она.
— В такую-то погоду? — Оке скривился. — Смотри, чешуёй не покройся.
— Это всё же лучше, чем пустить тут корни. — Она встала, поблагодарив его за информацию. — Пока. Я вернусь вместе с ним.
Она подняла воротник куртки, спустилась к пляжу и потопала вдоль моря. В ясный день винокурню было бы хорошо видно. Но теперь сквозь косую штриховку дождя проступали лишь её контуры.
Обрадуется ли он, увидев её?
Невероятно! Она трусила, как влюблённая барышня. Идиотка! Конечно же, он обрадуется. А как иначе?
Удаляясь от «Фискехузе», она скользнула взглядом по морю. И подумала, что ошиблась давеча, когда ей почудилось, будто каменистый пляж расширился. Нет, наоборот, он казался даже уже, чем обычно.
Она на мгновение замерла.
Как такое может примерещиться?
Может, виноват шторм? Волны бились о берег то сильнее, то слабее. Наверное, они просто как раз усилились.
Когда, промокнув до нитки, она вошла в винокурню, в маленькой приёмной никого не было. Дверь в погреб была открыта, и там, облокотившись о бочку, беседовали два брата, хозяева винокурни, два весёлых старика, у каждого по стаканчику в руке. Каре уже не было.
— Какая жалость, — сказал один. — Вы разминулись на две минуты.
— Он пешком? — спросила она в надежде, что сможет его догнать.
— Нет, на фургоне. Он же тут кое-что купил, в руках не унести.
— О’кей. Спасибо.
— Эй, погоди-ка. — Старик отлепился от бочки. — Раз уж ты пришла, выпей с нами по маленькой. А то негоже так — пришла в винокурню и уйдёшь всухую!
