Джоан Виндж - Водопад грез
Она исчезла с грустной улыбкой сожаления, а я остался с Джеби на руках. Я почувствовал, как он неуверенно сжался, когда внезапно потерял ее из виду и из мыслей.
— Где мамочка? — спросил он, как всегда, спросил на стандарте, когда обращался ко мне.
— Она пошла за продуктами, — ответил я, как всегда. — Она вернется.
— Скоро?
— Да, скоро, — пробормотал я, пронося его через комнату к окну. Мы вместе посмотрели на солнце, поднимающееся над рифами.
— Взгляни на солнце, — сказал я, чтобы отвлечь его. — Еще один день.
Таку слетел вниз и сел на мою голову.
— Эй! — сказал я, но он и не шелохнулся. Джеби хихикнул, прижимая руки ко рту.
Я тоже рассмеялся: даже сейчас это позабавило меня. Я вглядывался в спокойный свет солнца, а смерть и хаос висели над нами дамокловым мечом, и жизнь скоро могла стать настолько абсурдной, что нам больше ничего не оставалось, кроме как смеяться над нею.
— Ты мой папа? — спросил Джеби, и его лицо помрачнело.
— Да, — ответил я, отводя глаза.
— У меня два папы?
Мое дыхание оборвалось. Я медленно кивнул.
— Правильно, — прошептал я. — Ты счастливый мальчик.
— И две мамочки?
Я снова кивнул, боясь говорить. Я не позволял себе думать о его родителях с тех пор, как пересек реку. Таку взмыл в воздух, потревоженный моим внезапным движением.
— Они все любят меня?
— Конечно… мы все тебя любим.
«Почему их здесь нет?»
На этот раз я был точно уверен, каких родителей он имеет в виду.
— Я… Они не могут, — ответил я вслух, поскольку в этот момент я был не уверен в том, смогу ли я контролировать свои мысли. — Они хотят быть здесь, но не могут.
— Почему?
— Они… они работают для Тау.
— А ты не работаешь?
Мои губы скривились. Уже нет.
— Наша работа сейчас… Работа Мийи и моя, заключается в том, чтобы сделать тебя здоровым и сильным. Вот почему мы здесь, в месте исцеления. Когда тебе станет лучше, ты вернешься обратно, к твоей… другой семье. — Мне внезапно захотелось, чтобы они могли очутиться здесь, увидеть, в каком состоянии он теперь. Будет он жить или умрет, они, возможно, никогда больше не увидят его таким.
Его лицо расцвело, потом снова омрачилось, словно он читал мои грустные мысли.
— Я обещаю, — сказал я, так сильно желая, чтобы это было правдой, что сам поверил этому.
Он кивнул, расслабляясь в моих руках. Он положил голову ко мне на плечо, решив ждать со мной, когда солнце поднимется над рифами. Я опустил глаза на ущелье под нами, на мост, пересекавший его и совершенно непохожий на мост, соединяющий Фриктаун и Ривертон.
Я подумал о том, как по-разному ценили рифы земляне и гидраны. Для человечества рифы — это просто биохимическая груда. То, что этот последний риф и это целительное место избежали участи других рифов, перекопанных вдоль и поперек, было маленьким чудом, и все. Это произошло только потому, что близорукость и ксенофобия Тау удержали корпорацию от того, чтобы узнать что-нибудь полезное о культуре гидранов.
Я думал о чудесах, о том, что вернуло мне и Джеби это шуи, как оно освободило нас от жизни, проходящей словно за тюремной решеткой. Я подумал о том, сколько времени прошло с тех пор, когда гидраны Убежища чувствовали себя едиными, связанными друг с другом, ощущали себя чем-то большим, чем толпа. Что случится, если ан лирр вернутся в Отчизну: вернет ли дождь, который они принесут с собой, жизнь этой истощенной земле? Достаточно ли будет их присутствия, чтобы вернуть общину к жизни и к Пути? Или уже слишком поздно идти к такому будущему, которого заслуживало их прошлое?
Джеби глядел прямо на пылающее рассветное солнце, сложив пальчики у глаз подобно полевым линзам Воуно. Я давал ему смотреть через них изредка, когда он мне надоедал, искать ан лирр. Мы никогда не видели ни одного, но он ни разу над этим не задумывался.
— Смотри, — сказал он внезапно и указал в сторону восхода.
— Что? — я немного прищурился, стараясь увидеть что-то, кроме рифов и неба. Мои зрачки уже сузились до щелочек, обычно они лучше, чем человеческие, справлялись с тем, как пропускать свет.
— Там, — он нетерпеливо ткнул пальцем, не убирая руку до тех пор, пока я не различил с полдюжины черных крапинок, похожих на веснушки, усыпавшие рассвет. Я наблюдал, как увеличивались они, расширяясь так, что внутри меня родился страх и стал шириться раковой опухолью. Они летели сюда, прямо на нас, слишком большие и слишком быстро, чтобы их можно было принять за птиц. Они были только тем, чем были: флайерами Службы безопасности корпорации. А Мийи здесь не было, и мы не могли спастись.
— Видишь, Кот? — спросил нетерпеливо Джеби, когда функции моего мозга вошли в норму. — Видишь? Видишь?
— Да, — пробормотал я. — Я вижу их.
Я прижал его к себе сильнее, когда стали вырисовываться форма и детали кораблей. Их огни били мне в глаза сильнее, чем солнце.
— Папа! — крикнул Джеби, прыгая в неожиданном восторге. Он не смотрел на меня. Вдруг я вспомнил, что его отец был легионером. Знак Тау уже отчетливо вырисовывался на приближающихся флайерах. — Пора возвращаться домой? — спросил он, глядя на меня. — У меня уже все хорошо?
Только это не его папа летел к нам, чтобы забрать его. Это были палачи Боросэйжа. Я стоял, как парализованный, ожидая, что сейчас ближайший боевой корабль откроет огонь. Мы даже не почувствуем ничего, это произойдет слишком быстро — плазма разнесет нас, распылит наши атомы на миллиарды золотых частиц.
— Да, пора идти… — прошептал я. — Держись крепче.
Я закрыл глаза, боясь увидеть приближение смерти, открыл их снова, боясь его не заметить.
Но убийственного луча энергии с неба не последовало. Я продолжал смотреть, застыв на месте, как боевые корабли зависают в воздухе. Они окружили балкон, где ждали мы, невооруженные и беззащитные.
— Безопасность корпорации! — раздался везде голос из ничего, словно мы были слепыми и глухими. — Оставайтесь на месте. Поднимите руки вверх.
Я позволил Джеби медленно соскользнуть с моих рук, поднял их вверх.
Из ближайшего корабля на балкон высыпали вооруженные легионеры, подобно потревоженным пчелам из улья. Все оружие было направлено на меня. Я стоял неподвижно, чуть дыша, боясь, что любое мое движение может оказаться последним.
Джеби вцепился в мою ногу, увидев оружие и прочитав настроение в головах службистов.
— Папа? — позвал он, его глаза перебегали с одного неопознаваемого лица на другое.
Я попытался коснуться его мыслей, как-нибудь успокоить его. Мозг мой оказался таким же застывшим, как тело. Я попытался вместо этого найти какие-нибудь слова и замолчал, когда один из вооруженных людей, все еще выходивших из кораблей, протолкался через кольцо окруживших нас, роняя оружие, поднимая защитное стекло шлема.
