Сергей Розвал - Лучи жизни
- Да, отец, - сказал Эрнест, - все дело в том, что ты породил великана. Наше же государство, пока им командуют докпуллеры, может называться Великанией - увы! - только в ироническом смысле. Конечно, страна наша велика. Докпуллеры, оседлав ее, возомнили и себя великими. Самая нелепая, самая смешная мания величия! Именно они-то, докпуллеры, мешают и нашей стране и нашему народу стать по-настоящему, по-человечески великими. Великания! Нет, они превратили нашу страну в "Великоманию", в страшилище и посмешище для всего культурного человечества. Тюрьма даже в сто этажей - все-таки тюрьма. Вот почему душно тебе, отец, почему твоему изобретению, этому настоящему великану, тесно в Великании докпуллеров. Они могут применить его только для войны, чтобы поработить весь мир, чтобы превратить всю нашу планету в тюрьму...
- Так что же делать? - с тоской спросил старик.
- Мне не хотелось воскрешать нашего старого спора... Вся беда в том, что ты аполитичен.
- Я аполитичен? - Старик вскочил как ужаленный. - Да, было время, я многого не понимал, я ошибался... Но теперь, ты же видишь, Эрни, все изменилось...
- И все-таки ваш сын прав, - спокойно сказал Рэдчелл. - Вспомните, как вы пришли к ученым и бросили свой призыв. Вы думали, что все сейчас же пойдут за вами. Вы думали, что стоит лишь вам прозреть, как прозреют и все ваши коллеги. А они взяли и не прозрели... - Чьюз молчал. - А когда вы убедились в том, что они не прозрели, то сразу впали в панику. Я был на собрании и слышал вас. Вы заклинали их, вы предупреждали, что мир без них погибнет. Но вы забыли о миллионах простых работающих людей, которые не собираются погибать.
- Ради них, ради их спасения я только и говорил, - перебил Чьюз.
- Но вы видели в них лишь объект для спасения - вот они беспомощно ждут, пока их спасут учёные. А эти люди спасут не только себя, но и вас и все человечество. Конечно, ученые могут помочь им, и еще как помочь! Но без миллионов простых людей ученые - просто нуль.
Чьюз молчал. Но, странно, прямые и резкие слова Рэдчелла не обижали его. Наконец-то он начинал понимать, что такое это таинственное абстрактное человечество, о котором все говорили по-разному. Вовсе оно не таинственно и не абстрактно. Это - миллионы людей труда, в том числе и он, профессор Чьюз, потому что и он прежде всего трудящийся человек.
Рэдчелл некоторое время молчал.
- И вот теперь, - снова заговорил он, - после того, как вы призывали уничтожить "микробов в пиджаках", эти микробы приняли новое обличье. А вы сразу поверили им и отдали им свои лучи. И вы еще сердитесь, когда вас называют аполитичным!"
Да, да, он прав, - думал Чьюз. - Они явились ко мне в обличье голубя с оливковой ветвью".
В дверь постучали.
- Вас хотят видеть, профессор, - сказал вошедший Роберт. - Вчерашний господин... От президента.
- А, голубь! - закричал Чьюз, вскакивая с кресла. - Давай его сюда!
Рэдчелл и Чьюз-младший с удивлением посмотрели на старика.
Фреди Джофаредж, придав лицу официально-торжественное выражение, приготовился к длинной речи. Он лишь колебался, как назвать ученого: по-старому - "высокоуважаемый господин профессор" или по-новому - "господин председатель государственной комиссии"? В последний момент он решил, что скажет и то и другое.
Войдя в кабинет, он увидел профессора Чьюза-младшего и - о, ужас! коммунистического депутата. Это так озадачило Фреди, что приготовленная речь сразу вылетела у него из головы.
- А, господин голубь! - воскликнул Чьюз. - Оливковых ветвей притащили?
Фреди был шокирован, но лицо его сохранило величественное выражение.
- От господина президента, - сухо сказал он, передавая Чьюзу большой пакет.
Это было официальное сообщение о назначении профессора Чьюза на пост председателя "Комиссии по изучению и исследованию практических возможностей для использования в мирных целях лучистой энергии". Оно сопровождалось любезным личным посланием президента (на восьми страницах).
Ученый не стал его читать.
- Передайте президенту, что это назначение мне не подходит.
Фреди так изумился, что лицо его чуть не потеряло своей величественности.
- Но, господин профессор, еще вчера...
- То было вчера, - перебил Чьюз. - Вчера я принял вас за голубя. А сегодня вижу, что вы за птица.
И тут - впервые в жизни - лицо изменило Фреди Джофареджу. Он уже не мог скрыть своего возмущения.
- Но, профессор... Лучи - уже государственная собственность. Никто не может отменить закон. Государственная власть... Прерогативы...
- Я уже сказал! Сейчас вы получите письмо президенту.
Чьюз присел к столу. Фреди не знал, что ему делать. Будь он наедине с профессором, он, конечно, переубедил бы его. Но этот коммунистический депутат. Он молчал, но выражение лица у него было явно насмешливое. И он даже не пытался скрыть этого. До чего невоспитанный человек! Впрочем, что можно требовать от коммуниста? Конечно, это он повлиял на профессора!
Чьюз встал из-за стола и прочел вслух:
- "Господин президент! Вчера на ваше предложение о передаче государству "лучей жизни" для мирного использования - подчеркиваю: мирного - я ответил согласием. Но вчера же в парламенте военный министр заявил об использовании лучей в военных целях, и это было поддержано парламентом. Ввиду нарушения правительством нашего соглашения я считаю себя свободным от принятых обязательств. Впрочем, судя по всему, правительство заинтересовано лишь в военном применении лучей, а так как для этих целей оно, по заявлению генерала Ванденкенроа, получает лучи от господина Докпуллера, то, следовательно, мой отказ не имеет никакого значения".
- Вот, господин голубь, получайте письмо и летите с благостной вестью так, кажется, вы изволили вчера выразиться?
Эрнест Чьюз не выдержал и рассмеялся.
- Но закон, закон! - растерянно повторил Фреди.
- Что ж, закон остается в силе, - успокоил его Эрнест. - Государственной собственностью станут те лучи, которые передаст вам национальный гений Докпуллер.
Убедившись, что дальнейшие препирательства бесполезны, господин Фреди Джофаредж, личный представитель президента республики, с величественным видом удалился из кабинета.
- Теперь дело пойдет в Верховный суд, - сказал Эрнест. - Там будут долго выяснять, значит ли это вообще передачу или передачу только в мирных целях, и как дважды два четыре докажут тебе, отец, что ты неправ и что лучи нужно отдать.
- Никакие силы в мире не заставят меня отдать им лучи! - гневно воскликнул старик. - Мне стыдно, что я было поверил им... Это не люди! Скажите, разве в них есть что-нибудь человеческое, какие-нибудь человеческие чувства?
- Может быть, и есть, - усмехнулся Рэдчелл. - Вероятно, господин Докпуллер любит своих правнуков так же нежно, как и вы, профессор, своего Джо. Возможно, господин Мак-Кенти так же трогательно умиляется приходу весны, как иной поэт или ребенок. О, на эту тему можно было бы даже написать целый роман! Но, видите ли, все это, нисколько не помешает им отправить на тот свет миллионы людей, если это увеличит их миллионы. Так стоит ли говорить о "человеческих чувствах" этих господ?
