Роберт Юнг - Лучи из пепла.
Обзор книги Роберт Юнг - Лучи из пепла.
Роберт Юнг
ЛУЧИ ИЗ ПЕПЛА
ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
«Лучи из пепла» — книга о трагедии Хиросимы. Она принадлежит перу видного западногерманского публициста Роберта Юнга, который уже известен советскому читателю как автор «Ярче тысячи солнц». Свою новую книгу Юнг сам считает наиболее важной из всех, написанных им до сих пор, ибо, по его собственному признанию, «его усилия понять послевоенную историю Хиросимы и рассказать о ней во всеуслышание придали его жизни новый смысл».
У книги есть подзаголовок — «История одного возрождения». Автор пытается проследить более чем десятилетний извилистый путь залечивания ран, нанесенных Хиросиме атомной бомбой. И картина, нарисованная им, способна потрясти, она полна противоречий и поистине кричащих несоответствий. Что же открылось автору в Хиросиме?
Быстрые темпы восстановления города, стремительное превращение его в «новый Чикаго» — и столь же быстрое нарастание числа случаев смерти от лучевой болезни.
Белые фасады новых «билдингс» — и леденящий душу «взгляд развалин».
Невиданное ранее обилие автомобилей — и гангстеризм, проституция и прочие «атрибуты» буржуазного общества.
Рекордное для Японии количество телевизоров и стиральных машин на душу населения — и отсутствие у городских властей средств, необходимых для переселения больных лучевой болезнью из трущоб в современные, благоустроенные кварталы.
Веселящаяся до одури молодежь — и ее боязнь обзаводиться детьми, предопределенная не только нежеланием производить на свет уродов, но и совершенно особого рода массовым шоком, который поколебал у переживших хиросимское «светопреставление» «один из сильнейших человеческих инстинктов — желание зачинать себе подобных, производить их на свет и тем самым продолжать свою жизнь в детях».
Наконец, энтузиазм одиночек, не жалеющих сил. чтобы хоть как-нибудь (чаще всего только теплым словом участия) помочь безымянным жертвам атомной бомбы, — и «холодные сердца» американских оккупантов, видящих в своих жертвах лишь «подопытных кроликов» для своих «стратегически важных» экспериментов.
Таковы полные трагизма контрасты возрождения Хиросимы — города, повседневная жизнь которого и сейчас еще «отравлена страхом и страданиями».
Три основные мысли ставит автор во главу угла повествования.
Во-первых, он показывает, что атомная бомбардировка Хиросимы не только причинила огромный материальный ущерб и унесла многие тысячи жизней, но и оставила неизгладимый след («келоиды сердца») в психике уцелевших жителей города. «Тот день, день 6 августа… — цитирует он слова молодого хиросимца, пережившего катастрофу, — искромсал не только мясо и кости, но и сердца и души людей».
Во-вторых, Юнг подчеркивает, что трагедия Хиросимы — не просто трагедия города, разрушенного в ходе второй мировой войны. И в самом деле, о Хиросиме нельзя сказать, что в послевоенные годы она поднялась из руин, как Волгоград или Варшава, Ковентри или Дрезден… Нет, превращение ее в «обиталище смерти» — факт, увы, еще не ставший достоянием истории. Ибо невозможно предотвратить разрушительную работу «лучей из пепла», и неизвестно, когда, на каком из последующих поколений прекратится их воздействие, начало которому положено 6 августа 1945 года. Город отстроен, «кулисы опять установлены», но в сердцах людей ужас и боль — такие же, как и в тот страшный день.
«Не казенные и помпезные здания напоминают в Хиросиме о прошедшей войне, а люди, в крови, тканях и зародышевых клетках которых навеки выжжен знак «того дня». Они стали первыми жертвами совершенно новой войны, войны, не прекращающейся в день подписания перемирия или заключения мирного договора, «войны без конца», войны, втягивающей в свою разрушительную орбиту не только настоящее, но и будущее».
В-третьих, Юнг, поняв, «какое новое несчастье надвигается на человечество», всем своим повествованием старается подвести читателя к осознанию необходимости исключить ядерную войну из жизни народов. Для него Хиросима не только напоминание о том, что было, но и предостережение от того, что может быть, если империалистам удастся развязать ядерную войну. «Земля, — пишет он, — в результате такой войны, может, и не превратится в совершенно безлюдную пустыню, но она станет гигантским госпиталем, миром больных и калек. Целые десятилетия, а то и столетия после последнего ядерного взрыва люди, пережившие атомную катастрофу, будут погибать от болезней, причины которых они и их потомки уже, возможно, забудут». Поэтому не случайно книга заканчивается призывом: «Пусть каждый найдет свой путь борьбы за сохранение жизни на земле. И пусть он относится к этому очень серьезно».
Так автор подытоживает «историю одного возрождения».
Разумеется, книга Юнга не во всем может удовлетворить советского читателя. Автор, как и подавляющее большинство буржуазных журналистов, проявляет непонимание и игнорирование роли мирового коммунистического движения в борьбе за мир и замалчивает огромные усилия, в частности, японских коммунистов, активно выступающих за запрещение ядерного оружия. В итоге, не видя реальной силы в борьбе за мир — организованных трудящихся масс во главе с Коммунистической партией Японии, Юнг избирает героями своего повествования одиночек, постигших ужас хиросимской трагедии, но не докопавшихся до подлинных корней ее и не проникшихся сознанием необходимости борьбы с самим социальным строем, который способен ввергать народы в такие катастрофы. Однако эти недостатки книги не могут заслонить серьезных достоинств, которые сообщают ей черты публицистического произведения, проникнутого духом отрицания «атомных» безумств империалистов.
Книга Юнга — и в этом одно из больших ее достоинств — проникнута симпатией и состраданием к бесчисленным жертвам хиросимской трагедии. В ней осуждается варварский акт американской военщины, которая в угоду своим империалистическим хозяевам подвергла бесчеловечной атомной бомбардировке мирные, беззащитные города Японии. Еще раз открывая перед читателем одну из самых мрачных и трагических страниц недавнего прошлого, книга напоминает о преступлении, в котором наиболее зримо предстает звериный оскал империализма и которое с такой силой разоблачил и заклеймил с трибуны исторического XXII съезда КПСС Н. С. Хрущев.
«Когда Соединенные Штаты Америки первыми создали атомную бомбу, — сказал тов. Хрущев, выступая на съезде, — они сочли для себя юридически и морально оправданным сбросить ее на головы беззащитных жителей Хиросимы и Нагасаки. Это был акт бессмысленной жестокости, в нем не было никакой военной необходимости. Сотни тысяч женщин, детей и стариков были уничтожены в огне атомных взрывов. И это было сделано лишь для того, чтобы внушить народам страх и заставить их склониться перед могуществом США. Этим массовым убийством гордились и, как это ни странно, гордятся по сей день некоторые американские политические деятели»[1].
Теперь, когда американские атомщики снова бросают вызов миру, начав, вопреки ясно выраженной воле миролюбивого человечества, новую серию ядерных взрывов над островом Рождества в Тихом океане, народы Советского Союза, социалистических стран, все прогрессивные люди земли гневно осуждают американских империалистов, готовящих самое страшное преступление против человечества — мировую термоядерную войну. Народы требуют прекратить это атомное безумие, навсегда запретить смертоносные ядерные испытания и заключить соглашение о всеобщем и полном разоружении. Только таким образом человечество будет избавлено от опасности истребительной ядерной войны.
Советские люди, несомненно, с интересом познакомятся с книгой Р. Юнга, выпускаемой на русском языке с незначительными сокращениями.
Часть первая. ПУСТОТА И ХАОС (1945).
КНИГА
На след Кадзуо М. меня натолкнул тюремный священник Ёсихару Тамаи, проживающий в доме под номером 33 с непропорционально узким фасадом по улице Итемэ Отэ-мати, всего лишь в нескольких шагах от того места, куда пришелся эпицентр взрыва атомной бомбы. Несмотря на напряженную работу, тюремный священник по возможности выкраивает время на то, чтобы отправлять службы в сверкающей чистотой, аккуратно выбеленной тюремной часовенке. Про этого священника, избравшего своим уделом нищету, люди говорят, что ему открываются души самых замкнутых и молчаливых прихожан. Поэтому мой друг и переводчик Уилли Тогаси, сопровождавший меня в скитаниях по Хиросиме, считал, что у священника Тамаи я, вероятно, найду ответ на вопрос, который до тех пор тщетно задавал, — на вопрос о том, какой отпечаток наложила катастрофа, разразившаяся в Хиросиме, на души тех, кто ее пережил.
