Джордж Мартин - Туз в трудном положении
И если сейчас мысль о негативной реакции общества настолько ужасает, то даже представить себе невозможно, что будет, если этот человек успеет стать президентом.
«Я не знаю, что делать! Идеал, что мне делать? Ничего».
Он слишком устал. Слишком измучен. Слишком болен.
Он закрыл глаза и мрачно стал искать забвения сна. Обезболивающее туманом лежало на его разуме, но боль проедала его действие, словно концентрированная кислота.
– Все не настолько плохо. Боль не так уж сильна. Все будет хорошо.
И, как это ни странно, Тах согласился с этим мягким голосом. Он разлепил тяжелые веки и уставился в склонившееся над ним лицо Джоша Дэвидсона.
– Привет! Как себя чувствуете?
– Уже лучше. Мне показалось, что меня все бросили.
– Иногда люди получают напоминание об обязанностях и долге дружбы.
Острый запах мочи заставил Дэвидсона сморщить нос.
– Я описал кровать, – признался Тахион, до боли смущенный.
– Тогда надо перестелить постель. Давайте я вам помогу.
Дэвидсон опустил поручень, обхватил Тахиона за талию, взял стойку с капельницей и помог пересесть на стул.
– Подождите, я сейчас вернусь.
Он вернулся через несколько секунд в сопровождении медсестры, которая умело сменила постельное белье. Казалось, Дэвидсону хочется, чтобы она поскорее ушла. Как только за ней закрылась дверь, актер уселся за столик и, запустив руку в карман пиджака, извлек оттуда дорожные шахматы.
– Я подумал, что мы могли бы сыграть партию.
Он зажал в каждой руке по пешке – черную и белую, – спрятал руки за спину, а потом протянул Тахиону два кулака.
Тах потянулся было правой рукой. Оба мужчины застыли, глядя на обмотанную бинтами культю.
– Левая, – сказал Тахион.
Дэвидсон распрямил пальцы, демонстрируя черную пешку.
– Так, подождите. Я их вам расставлю.
Звучный голос актера дрогнул.
Дэвидсон сделал ход Е-2 – Е-4. Несколько ходов они сделали молча, а потом Тахион поднял голову.
– Гамбит Эванса. Очень старомодное начало, – сказал он, чуть сдвигаясь: виниловая обивка стула прилипла к его голым ягодицам. – Один мой друг всегда использовал этот гамбит.
– Да?
– Вы с ним не знакомы.
– А что с ним стало?
– Не знаю. Уже умер. Как все остальные.
– Может, и нет, – отозвался Дэвидсон. Тах приложил левый указательный палец к коню. – Не стоило бы. Слон лучше, – пробормотал актер.
Тах переменил фигуры, и…
– Дэвид! Дэвид! Дэвид – Дэвид – Дэвид – Дэвид!
Вырвав из руки капельницу, он бросился к сидевшему напротив него мужчине. И слабое тело его предало. Он не смог удержаться на ногах. Дэвид Герштейн подхватил его под мышки – и они оба скорчились на полу.
Твидовый пиджак царапал кожу. Цеплялся за щетину, которой обросли его щеки. Он плакал, словно трехлетка, и никак не мог перестать.
– Тише. Все уже в порядке.
И, конечно, стало так, ибо такова была способность Парламентера.
– Ох, Дэвид, ты ко мне вернулся!
– Только ненадолго, Тах. – Такисианец напрягся. – Я старый, Тахи. Я когда-нибудь умру. – Несколько мгновений они сидели молча, а потом Дэвид стряхнул уныние и сказал: – Давай вернем тебя в постель.
– Нет-нет, так нормально. Говори со мной. Расскажи мне все. Эти прелестные девушки – твои?
– Угу. Я ими очень горжусь.
– Они знают?
– Да. Семья была мне верной опорой. Когда я вышел из тюрьмы, я был страшно озлоблен. Правительство попыталось завербовать меня для своих секретных операций с участием тузов. – Выразительные губы скривились. – Я сбежал, и Дэвид Герштейн умер, а Джош Дэвидсон родился. У меня появилась новая личность, но старая ненависть осталась. И тут я встретил… Ребекку. Она унесла боль. Они ни разу меня не предали.
Темные глаза мужчины были задумчивыми и холодными.
– Джек… то есть он же…
– Все нормально, Тах. Мы с Брауном «нашли общие интересы», как выразился наш будущий вице-президент. И Браун напомнил мне, что, возможно, у нас есть долг. – Он задумчиво помолчал. – Вчера, когда мы все считали, что ты вот-вот умрешь, я понял: одна мысль о том, что ты живешь в одном мире со мной, служила мне какой-то странной опорой. Утешением. Ребекка напомнила мне, что… Ну, известие о том, что я жив, может тебя утешить.
– Это так.
Тахион вздохнул, крепче вцепляясь в лацкан Дэвида.
– Я тридцать лет с восхищением и завистью смотрел на тех тузов, которым хватало смелости использовать свои способности, – вслух думал Герштейн. – У тебя смелости хватало.
– Да, но не мудрости.
– Проблема всегда именно в этом, так ведь? О чем ты думаешь? – спросил Парламентер спустя несколько секунд, вглядываясь в худое закаменевшее лицо.
– Что важнее всего, Дэвид? Любовь, честь, долг?
– Любовь! – тут же ответил актер.
Тах потрепал его по щеке:
– Ты добрый.
– А для тебя?
– Честь и долг. Мне надо попасть в «Омни», Дэвид. Ты мне поможешь?
– Тахион, ты не в том состоянии.
– Знаю. Но что поделаешь.
– Ты объяснишь мне причину?
– Не могу. Поможешь?
– Что за вопрос!
19.00
Спектор спрятался за кроватью, надеясь на то, что сказанное Колином относительно привычек действительно окажется правдой. Труп Гастингса по-прежнему был в душевой кабинке. Запах пока ощущался только в ванной. Видимо, горничные при уборке в номер только заглядывали, иначе его уже обнаружили бы. Спектор взглянул на часы. Было ровно семь. Если джокер опоздает или вообще не появится, проникнуть в зал съезда будет сложно. Он купил себе маску, но опасался, что она окажется не похожей на остальные.
У двери послышались тихие шаги. Спектор напрягся в своем убежище за кроватью. Дверь открылась. Закрылась. Он услышал, как кто-то принюхивается. Спектор высунул голову. Джокер тянулся за пистолетом. Спектор поймал его взгляд и сильно надавил. У Колина подогнулись ноги. Он придушенно застонал – и упал замертво.
Спектор постарался сделать все быстро. Тот короткий разговор, который у него был с этим джокером, не дал ему повода для антипатии. Он просто оказался не в том месте не в то время. Опускаясь перед телом на колени, Спектор заметил одну деталь, упущенную раньше. У волос Колина был заметный маслянистый блеск. Это явно не была помада для волос – скорее побочный продукт джокерства. Спектор как раз днем вымыл голову, и теперь его волосы были совершенно сухими. Он провел ладонями по волосам покойника, а потом – по своим. Повторив это действие несколько раз, Спектор добился, чтобы его волосы стали выглядеть так же, как у Колина. Увы, к этому прилагался такой же запах кошачьего туалета.
Спектор обыскал труп. У Колина нашлись удостоверение, пистолет, наушник и даже маска. Спектор вспомнил, что еще в начале недели был на пыльной фабрике масок. Казалось, будто с тех пор прошел уже месяц.