Морье Дю - Голодная Гора
Генри беспокойно схватился за книгу, но тотчас снова ее отложил.
- Если бы я только был уверен, что поступаю правильно, - сказал он. Мне кажется, ей совсем неплохо жилось на этой вилле, как бы грязно и непривлекательно там не было. И мне совсем не жалко денег, которые она проигрывает в казино, если она при этом счастлива, если это отвлекает ее от мысли...
Аделина Прайс задула огонек, горевший под чайником.
- Разумеется, если вы так думаете, то не стоит помещать ее туда, сказала она. - Однако мне казалось, что после всего того, что вы пережили за последние десять дней, вам следовало бы понять, что это самое разумное решение. Вы же не хотите, чтобы ее снова и снова вышвыривали из казино, как это случилось пять дней тому назад? А потом, ей же ни в чем нельзя верить. Она бесконечно всех обманывает, лжет на каждом шагу. Сказала же она в прошлый вторник, что идет спать, а потом мы обнаружили, что она снова отправилась туда. Конечно, если вы хотите, чтобы дело кончилось полицейским участком, это ваше дело. Все идет именно к тому, я вас уверяю.
Генри снова бросился в кресло.
- Вы правы, - сказал он. - Я понимаю, что вы правы. И все-таки, это ужасно больно - принять такое решение. Боже мой, моя мать! Она была такая милая, такая веселая, просто душечка. Не могу вам объяснить, что я испытываю, как мне тяжело.
Аделина Прайс налила ему чаю.
- Полно, - сказала она. - Выпейте чаю. После хорошей чашечки чая всегда чувствуешь себя лучше. И мужчин это тоже касается, не только женщин. Уверяю вас, ваша мать будет чувствовать себя прекрасно в этом месте. Она заведет друзей, будет рассказывать им о прошлом, а вы можете ехать домой, зная, что она в надежных руках, и что для нее делается все необходимое. Ах да, они спрашивали меня, не хотите ли вы, чтобы ей давали по вечерам вина. За это, разумеется, придется платить особо, так же, как и за то, чтобы в камине в холодные ночи разжигали огонь. Счет вам будут посылать каждый месяц, или вы можете платить через банк, это избавит вас от хлопот.
Она помазала свой кусочек хлеба вареньем из гуавы.
- Вся эта история причинила вам так много хлопот, - сказал Генри, глядя на нее. - Я, право, не знаю, что бы я без вас делал. Все это напоминает какой-то кошмар.
Аделина Прайс улыбнулась.
- Мужчины так беспомощны в критической ситуации, - сказала она. - Мой муж был точно такой же. Он терялся, не мог ничего предпринять, когда возникали затруднения. В первый же момент, как только я увидела, что вы не можете открыть дверь виллы в день вашего приезда, я сразу же поняла, что вы за человек. Я очень рада, что выглянула в это время в окно и увидела вас. И я не могу понять, как это вы прожили эти несколько лет без всякой помощи и заботы.
- Я и сам не знаю, - отозвался Генри. - Плыл, наверное, по течению. Единственное, что я могу сказать: мне было чертовски одиноко.
- Мне тоже одиноко, - сказала она, - но несколько в другом смысле. И во всяком случае, у меня всегда было достаточно дел. Слава Богу, я никогда не принадлежала к числу людей, которые постоянно ноют и жалуются. Я всегда считала, что таким людям не достает характера. - Она составила на поднос все, что стояло на столе, и позвонила горничной. - Я надеюсь, что не слишком много на себя беру, - сказала она, - но доктор согласился со мной в том, что чем скорее мы поместим вашу матушку в "Приют", тем лучше. Я вполне понимаю, как тягостно было бы для вас заниматься этим делом, и готова взять все на себя. Я человек более или менее посторонний, и для меня это не будет связано с эмоциями. Так вот, если вы не возражаете, я сейчас пройду к ней на ее виллу, помогу ей собрать то немногое, что ей понадобится, найму экипаж и отвезу ее в "Приют". Я ей объясню, что мы поедем в отель, который является частью казино, и я уверена, что все сойдет гладко, и она не станет противиться. Я скажу, что вам пришлось куда-то уехать, но что утром вы ее навестите, чтобы узнать, все ли у нее в порядке и не нужно ли ей чего-нибудь. Я думаю, так будет лучше всего, как вам кажется?
Миссис Прайс снова ему улыбнулась, она так ловко всем распорядилась, так мастерски разрешила все его затруднения, что он почувствовал себя совершенно беспомощным и понял, что во всем теперь зависит от того, что найдет нужным она.
- Не знаю, - в отчаянии проговорил он. - Я потерял способность соображать. Что бы я ни решил, через пять секунд мне кажется, что решение неправильное.
- Не тревожьтесь, - говорила она. - Предоставьте все мне. А вы поезжайте-ка и закажите обед. Я отвезу ее в "Приют", а потом мы с вами встретимся в ресторане. Вам, по крайней мере, будет чем заняться.
Она подала ему шляпу и трость и подтолкнула к дверям.
- Вы совсем как ребенок, - сказала она. - Мне кажется, вы мне не вполне доверяете.
- Напротив, - возразил он, - я безоговорочно вам доверяю, одобряю все, что вы делаете.
- В таком случае, ступайте, - велела она, - и не надо предаваться унынию.
Генри, как автомат, машинально прошел по дорожке и спустился по извилистым улицам к набережной. Он был, как во сне, дома казались ему призрачными, а люди были похожи на привидения. Ницца сразу стала чужой, незнакомой и враждебной. Шок, который он получил, узнав о пагубной страсти матери, показал ему во всей своей неприглядности то, что у его собственной жизни тоже не было твердой основы. Он чувствовал свою незащищенность. Ни в чем не было прочности и уверенности. Даже дети, оставшиеся в Лондоне, казались нереальными. Они все эти годы плыли вместе с ним по волнам жизни, словно маленькие призраки. С того самого момента, как он закрыл на замок Клонмиэр и вместе с ним прошлое, в его жизни не оставалось ничего живого, реального. Слушая однообразный плеск волн на скучном пляже, он вспомнил бурный прилив на родных берегах, шум прибоя на острове Дун. Вспоминал ласковый ветерок, неяркое солнце и белые облака над вершиной Голодной Горы. Вспомнились ему и маленькое кладбище, и малиновка, которая пела там в ту зиму. Все это кануло в вечность, там, в тех краях, его больше нет, и с прошлым он не связан ничем...
Придя в отель, Генри уселся там в холле и стал ждать Аделину Прайс. Прошел час, другой, а она все не приходила. Наконец он не выдержал, вышел на улицу, вскочил в фиакр и велел везти себя в "Приют". Уже стемнело, и он почти ничего не видел, только бесконечные аллеи и деревья. Вдалеке бились о берег волны; в темноте заквакали лягушки; подул свежий ветерок.
Фиакр проехал вдоль высокой стены и остановился возле больших ворот. Они были заперты. Кучер позвонил в звонок, и через некоторое время появился привратник, который посмотрел на посетителя через узкую щель.
"Это тюрьма, - подумал Генри, - что бы там ни говорили, а это настоящая тюрьма".
Через несколько минут привратник отворил ворота, фиакр проехал по извилистой аллее, обсаженной высокими деревьями, и остановился у подъезда. Здание было почти не освещено. Шторы на окнах были задернуты на ночь. Возле подъезда стоял экипаж. Генри узнал кучера. Его фиакр обычно стоял на маленькой площади неподалеку от матушкиной виллы. Генри вышел и осведомился у привратника, как можно повидать миссис Бродрик или миссис Прайс. Тот ответил, что эти дамы вошли в дом около часа тому назад. Он добавил что-то относительно позднего времени и намекнул на то, что рассчитывает получить вознаграждение за свои услуги. Генри тут же дал ему десять франков, и привратник положил их в карман, бормоча что-то про себя. Генри подошел к двери и позвонил. Ему открыл человек в белом халате.
