Роман Глушков - Угол падения
Забыв об осторожности, я и Кастаньета припустили к цели во все лопатки. Но насколько бы резво мы ни бежали, часовая башня все равно грохнулась в воду до того, как мы достигли противоположного края крыши. Автоматчик, что перебрался было через подоконник – мы уже практически покинули сектор обстрела этого сицилийца, и ему пришлось выбираться наружу, чтобы не упустить нас, – рванулся назад, да поздно. Прежде чем утонуть, башня шарахнула по крыше с такой силой, что она тут же развалилась, как пустая картонная коробка – от хорошего пинка. Не успевший сигануть назад, в окно, макаронник не удержал равновесие и покатился по скату, что теперь почти на две трети провалился под воду. Устоять на крыше – а точнее на том, что от нее осталось, – после такого катаклизма стало попросту невозможно.
Сицилиец бултыхнулся во взбудораженный упавшей башней поток, но едва голова неудачливого автоматчика показалась над водой, как сверху на него сошла лавина из черепицы, что не улежала на покосившейся обрешетке и посыпалась вниз, подобно сброшенной чешуе какого-нибудь морского змея. Не успел вынырнувший враг набрать в грудь воздуха, как тут же был погребен под многотонным обвалом, увернуться от коего барахтающийся в воде человек уже не мог.
Скат, по которому бежали мы, накренился не единым махом, а лишь после того, как совершил несколько трескучих «агонизирующих» рывков. Крыша то уходила у нас из-под ног, то возвращалась на место, вынуждая бороться за право удержаться на ней и не свалиться в бурлящее под нами течение. Несколько раз за это время мне казалось, что все кончено, и столько же раз на смену отчаянию приходила новая надежда. Не иначе, сам Всевышний жонглировал нашими судьбами, как шариками, и, похоже, ему самому было крайне интересно, хватит ли у него ловкости не выронить эти шарики из рук и довести свой цирковой номер до конца.
Хвала божественному жонглеру, он не опростоволосился. Наши судорожные попытки сохранить равновесие на раскачивающейся, словно прыжковый трамплин, обрешетке увенчались-таки победой – зыбкой, но все-таки заслуженной. Накренившийся скат стряхнул с себя пару рядов черепицы, оголив находящиеся под ней грубые некромленые доски. Щели между ними позволили нам ухватится за обрешетку, как за стремянку, и таким образом не очутиться в воде, когда сбросивший черепицу скат треснул в последний раз и замер в относительном покое. Угол его наклона к поверхности воды был примерно таким же, как у поднятого пролета разводного моста. Не сказать, что нам было удобно висеть над стремниной в таком положении, но если прикинуть, что сталось бы с нами, повтори мы судьбу заваленного черепицей макаронника, я был готов стерпеть и не такие неудобства.
К сожалению, в пылу борьбы мне пришлось выбросить в воду штуцер, а иначе я ни за что не ухватился бы за обрешетку и отправился бы в пучину следом за «Экзекутором». Осознав, что мы с подругой пока еще живы и не плывем к водопаду, я совершил несколько глубоких успокаивающих вдохов и, швырнув вслед штуцеру подсумок с последним магазином, задрал голову и глянул вверх. После чего чертыхнулся, бросил Викки «вперед!» и покарабкался по обрешетке к маячившему над нами оконному проему пустой башни.
Спешка моя была вызвана не только зловещим скрипом оседающей в воду крыши, но и суетой вражеского гранатометчика, все еще торчащего на смотровой площадке своей колокольни. Для него не составляло труда расстрелять нас из автомата, но, похоже, макаронник был одержим идеей разнести нас из ракетной установки; страшная казнь загнанных в ловушку жертв – неплохая компенсация за все те лишения, что пришлось испытать последнему выжившему головорезу в ходе нашей поимки. Единственное, что препятствовало сицилийцу осуществить расправу сей же момент, – неудобная траектория для пуска ракеты. Чтобы сделать это, стрелку требовалось пальнуть из гранатомета почти вертикально вниз, а перед этим опасно свеситься со смотровой площадки. Пока же враг пристраивал на плече несподручное для такой стрельбы оружие, нам с Викторией нужно было кровь из носу успеть вскарабкаться по обрешетке до нужного окна. Тоже, надо заметить, не самое легкое занятие, особенно после пережитой накануне чехарды злоключений.
Я загривком чуял, как прищуренный глаз гранатометчика ловит нас в оптический прицел своего орудия. Мы с Викки лезли вверх по неструганым доскам, выбиваясь из сил, но все равно расстояние до окна сокращалось очень и очень медленно. Если у сицилийца имелись под рукой камни, он мог вообще не тратить ракету, а пришибить нас булыжниками, от которых мы при всем старании не увернулись бы. Впрочем, головорезу не было резона экономить боеприпасы, поскольку кроме нас, иных врагов у него поблизости не осталось.
Однако он мешкал. Выстрел, который должен был, по идее, сейчас прогреметь, не раздавался, хотя я отчетливо видел, что гранатометчик уже занял позицию на парапете смотровой площадки и уверенно держит цели на мушке. Чего же он телится? То, что макаронник внезапно передумал нас убивать, это вряд ли. Выжидает, пока мы подползем к самому окну, чтобы казнить жертв, когда они будут всего в полушаге от спасительного рубежа, на пике своей надежды? Да, такая изощренная манера мстить очень даже в духе сицилийских мафиози. И впрямь обидный выдастся исход у нашего долгого безостановочного бегства…
Поглядывая на изготовившегося к стрельбе врага, я приотстал, пропустив Кастаньету немного вперед, и потому проморгал момент, когда она вдруг совершила резкий рывок к цели. И откуда в подруге только взялись силы? Я заметил лишь мелькнувшие у меня перед носом ботинки Наварро и подивился открывшемуся у нее второму дыханию.
А затем до меня донеслись ее же крики и ругань, оборвавшиеся после звука хлесткой пощечины, которую не заглушил даже неутихающий шум гейзера и водопада…
Вмиг все встало на свои места: и удивительная резвость подруги, насильно втянутой за шиворот в окно, и подозрительное замешательство гранатометчика, не желающего взрывать ракету вблизи притаившихся в засаде собратьев, и нарочито громкие переговоры врага, в которых упоминалась якобы пустующая башня… Сицилийцы намеренно разыграли этот спектакль, чтобы поскорее заманить нас в ловушку и прикончить, не дожидаясь, пока за них это сделает потоп. Разве только они малость переусердствовали: не рассчитали крепость поврежденной крыши, ненароком прикончили своего приятеля и чуть было не сорвали собственный план, но в результате он так и так выгорел. Мы проделали этот долгий путь, чтобы вернуться к его началу, сведя на нет все наши усилия по спасению собственных жизней. С тем же успехом мы могли сдаться макаронникам, когда они только переступили порог Храма Созерцателя, и избавить себя от бессмысленной суеты и наивных надежд на будущее.
