Клиффорд Саймак - Миры Клиффорда Саймака. Книга 7
— Странно звучат ее речи, — подметил Никодимус. — Плотояд выражается таким же языком, а он перенял язык от Шекспира…
— От Шекспира? — переспросила женщина. — Шекспир был древний…
Никодимус, ткнув пальцем вверх, показал на череп.
— Познакомьтесь с Шекспиром, вернее, с тем, что от него осталось.
Женщина взглянула в указанном направлении и опять захлопала в ладоши.
— Какое очаровательное варварство!
— Вот именно, — буркнул Хортон.
Она была худощава почти до костлявости, но в худобе как бы просматривался оттенок аристократизма. Серебряные волосы были туго зачесаны назад и собраны небольшим узлом на затылке, что подчеркивало худобу еще более. Глаза были пронзительно голубые, а губы тонкие, блеклые и без следа улыбки. Даже когда она радостно хлопала в ладоши, улыбка не возникала. Хортон поневоле задумался: а способна ли она улыбаться вообще?
— Вы путешествуете в диковинной компании, — заявила она Хортону.
Хортон оглянулся. Из домика показался Плотояд, со сна помятый до смешного. Он потянулся, задирая руки высоко над головой, и зевнул, продемонстрировав свои клыки во всей красе.
— Сейчас приготовлю завтрак, — решил Никодимус. — Вы голодны, мадам?
— Умираю от голода, — ответила женщина.
— Мясо у нас есть, — ввернул Плотояд, — хоть и не свежеубитое. Поспешаю приветствовать тебя в нашем лагере. Называй меня Плотояд.
— Но плотояд — это нечто неодушевленное, — возразила она. — Это классификация, а не имя собственное.
— Он плотояд и гордится этим, — заверил Хортон. — Так он себя и прозвал.
— Шекспир наименовал меня так, — сообщил Плотояд. — Раньше я имел иное имя, но оно ныне не играет роли.
— Меня зовут Элейн, — сказала она, — и я рада познакомиться с вами.
— А меня Хортон, — отозвался Хортон. — Картер Хортон. Можете звать меня Картер, или Хортон, или и так и эдак.
Он выкарабкался наконец из мешка и встал.
— Плотояд упомянул мясо, — сказала она. — Не мог же он иметь в виду живую плоть?
— Именно ее он и имел в виду, — сказал Хортон. Плотояд стукнул себя в грудь.
— Мясо хорошо для всех, — заявил он. — Оно движет кровь и кости. И взбадривает мышцы.
Она слегка содрогнулась.
— У вас нет ничего, кроме мяса?
— Можно устроить что-нибудь еще, — сказал Хортон. — Из наших походных запасов. Только пища в основном обезвоженная и, боюсь, не слишком вкусная.
— Ну ее к черту, — сказала Элейн. — Поем с вами мяса. Это же чистый предрассудок, что я воздерживалась от него столько лет.
Никодимус, заходивший ненадолго в домик Шекспира, появился с ножом в одной руке и куском мяса в другой. Отрезал от куска толстый ломоть, вручил Плотояду. Тот не медля присел на корточки и принялся рвать мясо зубами. По рылу, как обычно, потекла кровь. Хортон не мог не отметить выражение ужаса, мелькнувшее на лице гостьи.
— Наше мясо будет не сырое, а приготовленное, — заверил он. Подошел к штабелю дров для костра и, усевшись, приглашающе похлопал по соседнему полену. — Присоединяйтесь ко мне. А Никодимус будет кухарничать. Это займет определенное время. — И добавил повелительно, обращаясь к роботу: — Ты бы прожарил ее порцию хорошенько. Мне тоже пожарь, но с кровью.
— Тогда я начну с ее доли, — заявил Никодимус. Поколебавшись, Элейн все же приблизилась к поленнице и, устроившись рядом с Хортоном, сказала:
— Знаете, это самая странная ситуация, с какой я сталкивалась когда-либо. Человек и робот, разговаривающие на старшем языке. Плотоядный, также владеющий им, и человеческий череп, прибитый над порогом. Вы двое, наверное, с одной из отсталых планет…
— Нет, — ответил Хортон, — мы прямиком с Земли.
— Быть того не может, — отозвалась она. — Никто не прибывает прямо с Земли. И сомневаюсь, чтобы даже там старший язык был сегодня еще в ходу.
— Но мы прилетели прямиком. Вылетели давно, более чем…
— Никто не вылетал с Земли вот уже более тысячи лет, — перебила она. — Земля не оснащена для дальних путешествий. Послушайте, с какой скоростью вы летели?
— Почти со скоростью света. С несколькими короткими остановками.
— А вы лично? Вы, наверное, спали?
— Разумеется, спал.
— Если скорость была почти равна световой, — сказала она, — тогда точно сосчитать невозможно. Мне известно, что проводились расчеты, предварительные математические расчеты, но они в лучшем случае были черновыми и приблизительными. И практика полетов со скоростью света была не столь длительной, чтобы получить достоверные данные о растяжении времени. Межзвездных кораблей, движущихся со скоростью света или около того, было отправлено совсем немного, а вернулось назад еще меньше. И прежде чем они вернулись, были найдены другие, лучшие способы дальних странствий. А старушка Земля тем временем потерпела полный экономический крах да и ввязалась в войны, — нет, не в какую-нибудь всеобщую войну, а во множество подлых мелких войн, — и земная цивилизация постепенно разрушилась. Старушка по-прежнему на месте. Оставшееся население, возможно, мало-помалу вновь карабкается наверх. Никто толком не знает, и никому нет до этого дела, никто не хочет больше возвращаться на Землю. Вижу, что для вас все это — совершенная новость.
— Совершеннейшая, — подтвердил Хортон.
— Значит, вы отбыли на одном из первых световых кораблей.
— На одном из самых первых. В 2455 году. Или что-нибудь в этом роде. Может статься, в самом начале XXVI века. С полной точностью сказать не могу. Нас погрузили в холодный сон, а потом была задержка вылета.
— Вас оставили в резерве.
— Вероятно, у вас это теперь называется именно так.
— Мы не полностью уверены, — сказала она, — но предполагается, что мы живем ныне в 4784 году. По существу точности нет и здесь. История каким-то образом вся перепуталась. Я имею в виду историю человечества. Есть ведь много других историй, помимо земной. Была эпоха всеобщего смятения. Затем настала эпоха рассредоточения в пространстве. Когда появился относительно недорогой космический транспорт, никто, если он мог уехать, уже не хотел оставаться на Земле. Не требовалось больших аналитических способностей, чтобы догадаться, что ожидает Землю. Никому не хотелось оказаться в западне. Потом в течение многих, многих лет записи почти не велись. Те записи, что существуют, возможно, ошибочны, другие утрачены. Как вы теперь догадываетесь, человечество переживало кризис за кризисом. Не только на Земле, но и в космосе. Далеко не все колонии выжили. А были выжившие, но впоследствии по тем или иным причинам не сумевшие войти в контакт с другими колониями, и их тоже сочли потерянными. Некоторые потеряны до сих пор — потеряны или погибли. Люди устремились в космос во всех направлениях, в большинстве своем не имея определенных планов, просто надеясь, что рано или поздно сыщется планета, где они смогут обосноваться. Притом двигались они не только в пространстве, но и во времени, а временных факторов до конца не понимает никто. Мы, во всяком случае, не понимаем. При таких условиях легче легкого прибавить век-два или, напротив, утратить столетие-другое. Так что даже не просите меня, я не смогу точно сказать, какой ныне год. А история? С ней еще хуже. У нас нет истории, есть только легенды. Иные легенды, вероятно, историчны, но нам не дано судить, какая легенда исторична, а какая нет…
