Филип Дик - Обман Инкорпорэйтед (сборник)
– Может быть, и так, – равнодушно сказала Барбара. Она легла на спину, вытянулась на траве и закрыла глаза.
– Вам так удобно? – спросил Карл.
– Солнце светит в глаза. Все кажется красным.
– Это кровь в капиллярах век. Солнце светит сквозь них, и все кажется красным.
– Зато это красивый красный.
– Кровь, когда она свежая, имеет восхитительный цвет. Но как только она соединяется с воздухом, то темнеет и выглядит нездоровой. С другой стороны, кровь, из которой выкачали весь воздух, становится темно-багровой. Это когда кровь выходит из легких, она такая яркая и красная. Кровь в артериях.
– Неужели.
– Наверное, это не так важно. Могу я прилечь рядом с вами?
– Если хочешь.
Карл лег на траву, подложив руки под голову недалеко от Барбары.
– Ты стольким интересуешься, – сказала Барбара.
– Похоже, что так.
– Мне даже жаль, что у меня нет твоего энтузиазма. За последний год я не прочла целиком ни одной книги. Начинаю читать и тут же бросаю. Со школы я вообще ничего толком не читала. Зато тогда я читала без конца. Все книги да книги. Как та девушка из рекламы.
– Какой рекламы?
– Девушка, которая не ходила на свидания. Сидела в своей комнате.
– А. Та девушка.
– А потом подруга ее надоумила, и все переменилось. Зубная паста, или полоскание для рта, или дезодорант. Или правильный бюстгальтер. Мне всегда казалось, что в этом есть глубокий смысл. Да, правильный лифчик. Рекламы, они бьют не в бровь, а в глаз. Маленькая такая рекламка на последней странице газеты.
– Книги не так уж важны, – сказал Карл. – Раньше я так не думал, а теперь думаю. Я и сам меньше читаю. Отвыкаю. Одно время я читал Пруста. Читал, читал, но дальше второй книги так и не добрался. Начинал предложение, а когда оно кончалось, я уже не помнил, что там было в начале.
Наступило молчание.
– А ты где родился? – тихо спросила Барбара через время.
– Ну, вообще-то в Денвере. Когда мне было три, родители перебрались в Калифорнию. Там умерла моя мать. Я стал жить с дедом и бабкой. Много поездил. Когда я начал работать в Компании, то жил в Сент-Луисе. Потом из тамошнего отделения меня перевели сюда. Я сам просился работать за границей, когда подписывал контракт.
– Как давно это было?
– Лет пять тому назад. Бог ты мой. Я уже пять лет работаю в Компании.
– А сколько тебе было лет, когда ты начал?
– Восемнадцать. Почти девятнадцать.
– Почему ты решил работать на Компанию?
– Тоска заела. Школа надоела. Одно время я собирался в университет. Потом захотел найти работу. Такую, чтобы не ходить в армию. Иногда мне кажется, что я сделал ошибку, но тогда мне и правда хотелось бросить учебу и работать.
– Почему?
– Ну, я так долго учился. Устал быть школьником. Хотел сам зарабатывать. Содержать себя. Повидать свет.
– А теперь по учебе не скучаешь?
– Я уже начал терять веру в книги.
– Так рано?
– Я потерял веру в мои книги, мой микроскоп, слайды и Бунзенову горелку. В мои карты, конспекты и бумаги.
– Почему?
– Наверное, проходил через период внутреннего замешательства. Не знал, чего хочу. Меня ко многому тянуло, но ни одно из моих увлечений не переросло ни во что серьезное. Все это были только хобби. Я оказался в мире, который состоял из вещей, совсем не похожих на мои слайды, конспекты и книги. Я не видел связи между… между тем, что осталось в моей комнате, и тем, что я встречал на улице.
Барбара села. Достала сигарету, зажгла. Карл наблюдал за ней, повернув голову на одну сторону.
– А вы? – спросил он.
– Я?
– Откуда вы родом?
Барбара засмеялась.
– Из Бостона.
– Я сразу понял, что у вас новоанглийский акцент! И был прав.
– Он не новоанглийский. Это вообще не акцент. Черт возьми, почему люди всегда думают, что они такие умные и могут вычислить, откуда ты родом?
– Простите.
– Люди в Бостоне говорят совсем не так, как я.
– Я никогда не был в Бостоне. Какой он?
– Такой же, как все города, по-моему.
– А что вы о нем помните?
– Немного. Так, осталась пара впечатлений. – Барбара снова легла, теперь на нагретую траву. Она сложила руки, дымок от ее сигареты поднимался вверх. – Когда я думаю о Бостоне, то вспоминаю парк. Прежде всего.
– Бостонский парк?
– Это не совсем парк. Просто общедоступное место. Раньше, когда ночи выдавались жаркие, мы шли туда и спали там на траве. Как сейчас. Она была теплой и сухой. А в небе полно звезд.
– У вас там была такая погода?
– Не всегда. – Она засмеялась. – Иногда бывало хуже некуда. Как-то вечером я шла домой. Я тогда подрабатывала официанткой, подавала посетителям фасоль в дешевой забегаловке рядом с кампусом. Время было около полуночи. Вдруг начался дождь. Он встал стеной, полило как из ведра, потом налетел ветер, стал рвать пелену дождя, гнуть деревья, срывать вывески. Я побежала. Бежала и бежала до тех пор, пока не оказалась в парке, промокшем и темном. Пробежала его насквозь. Наконец я уперлась в какую-то стену. И спряталась под карнизом, куда не заливал дождь. Я стояла, а по обе стороны от меня лилась вода. Кругом никого. Один дождь. Я вытащила сигареты и спички. Я как раз начинала курить тогда. Чиркнула спичкой, одной, другой, третьей, все перепробовала по очереди. Все отсырели. Ни одна не зажглась. Вода текла с меня самой, с волос, с одежды. И никого вокруг. Только трава и дождь. И стена за моей спиной.
– Такие у вас воспоминания о Бостоне?
– Да.
– А вы когда-нибудь ездили домой?
– Под конец.
Карл задумался.
– Странно, как воспоминания вроде этого долго держатся в памяти. Разные куски и фрагменты из прошлого. Обрывки, как от мелодий. Фразы. Отдельные слова.
Барбара улыбнулась.
– А у тебя есть прошлое, Карл?
Он кивнул.
– Сколько тебе лет? Двадцать три?
– Да. Как вы узнали?
– Тебе было восемнадцать, когда ты поступил в Компанию. Ты сказал, что это было пять лет назад.
– О. – Карл потер подбородок.
– В чем дело?
– Да так, подумал, похож ли я на двадцатитрехлетнего. Иногда мне кажется, что я выгляжу старше, а иногда – что я вылитый мальчишка. Когда я начинаю бриться по утрам, то всегда испытываю легкий шок. Из зеркала на меня глядит юнец лет четырнадцати – лохматый, взъерошенный и… прыщавый.
– А тебе хотелось бы снова стать четырнадцатилетним?
– Нет! Честное слово, нет. Я рад, что все это осталось позади, все эти годы. Отрочество.
– Ты говорил, что многим интересовался тогда.
– Да. У меня были книги, рисунки, и микроскоп, и электромотор, и набор для занятий химией. Но во всем этом было что-то нездоровое. Я увлекался всем подряд, метался от одного к другому. Как муравей по горячей плите. Все быстрее и быстрее. У меня вся комната была набита вещами, коробками, кипами и стопками. Полный стол всякого барахла, каждый ящик забит до отказа. Карты по всем стенам. Ряды книг. После школы я все время сидел дома, занимался то одним, то другим.
