Алекс Гарридо - Акамие, или Любимая игрушка судьбы
- Прощай, Сирин.
Но его уже не было.
Глухой ночью Акамие один пришел в тронный зал.
Подняв в руке светильник, он огляделся. Было пусто и тихо, а огонек был слишком мал, чтобы осветить стены и углы. Трон с навесом над ним возвышался подобно распахнутой пасти. Акамие поднялся по ступеням и сел на него. Светильник он держал перед лицом.
Было тихо, так тихо, не верилось, что кто-то откликнется и придет на зов. Но Акамие позвал.
- Ашанан... Ашанан!
В неосвещенной громаде зала он смог возвысить голос только до громкого шепота и сам удивился, как неуверенно и жалко это прозвучало. Вдохнув полную грудь воздуха, он решительно позвал в третий раз:
- Ашанан!
- Я здесь, - ответил спокойный голос рядом. Дэнешу пришлось подойти совсем близко, чтобы Акамие, ослепленный светом, смог различить его в темноте.
- Ты? Я рад, что это ты, - сказал Акамие, вздохнув.
- Да, я вернулся, и тебе нечего опасаться. Тех уже нет.
- Ты не удивляешься, что я сижу на этом троне? - спросил Акамие.
- Ашананшеди ничему не удивляются. Ты - царь, я это вижу. Что изменит мое удивление? Я служу тебе, как все ашананшеди Хайра.
- Что я должен сделать, чтобы вы больше не служили?
- Ты ничего не можешь сделать. Таково проклятие Ашанана, хоть никто не знает, за что оно пало на мой народ.
- Я снимаю его, - сказал Акамие. - Я снимаю его властью царя Хайра и именем Сирина.
И ничего не случилось. Ни грома, ни гула, ни содрогания.
Только лицо ашананшеди просветлело, и он склонился перед Акамие.
Только зал наполнился шорохами и шелестом плащей, дыханием и голосами. Защелкали кресала, посыпались искры, вспыхнул один светильник, другой... много! Все светильники тронного зала зажглись, осветив высокие остроконечные арки окон, ковры на стенах, ступенчатый потолок, расписанный крылатыми львами, парящими выше и выше, под ним - высокий трон в сверкании золота, камней и парчовых завес, Акамие в темно-красном царском облачении, сидящего на троне, перед ним - Дэнеша в призрачном плаще и по всему залу - ашананшеди со светильниками в руках.
Они пришли сюда, чтобы услышать первый зов нового царя, - все, кто успел. Это было необходимо, чтобы как можно больше их было свидетелями первого зова, чтобы затем они подтвердили это своим братьям по всему Хайру и за его пределами.
Они услышали разрешение от уз древнего проклятия и по тому, как дрогнула в них кровь и затрепетала душа, поняли, что оно - истинное.
Именем Сирина.
Один за другим они подходили к трону - Акамие встал, - бросали короткий взгляд на царя, низко кланялись и, задув светильник, уходили прочь. Акамие не успевал проследить за каждым, как они уходили, но ему казалось, что они растворялись в тенях у высокой двери зала и возле окон. Они уходили, оставляя погашенные светильники у подножия трона, их оставалось все меньше, они пропадали во мраке все быстрее, и тени снова сгустились в зале и темнота заполнила его.
Остался только один ашананшеди перед троном и последний светильник в руках царя.
- А ты почему не уходишь? - спросил Акамие.
- Смотри, мой светильник в твоих руках.
- Возьми его.
- Ты не можешь отдать его мне, если я не хочу забрать.
- Я не хочу отдавать.
Они вдвоем смотрели на огонь, чтобы не поднимать глаз друг на друга. Каждый знал о другом столько, что стеснялся быть уличенным в этом знании и одновременно радовался, что другой знает о нем столько же. Они слишком понимали друг друга, чтобы смотреть в глаза. Так человеку не надо смотреть на солнце, чтобы знать, что оно есть. Они вступали в страну вечного полудня.
- Они ушли не совсем, - заговорил Дэнеш, чтобы нарушить молчание, в котором они слишком ясно слышали друг друга - а такое надо говорить изредка и недолго. - Они станут служить тебе по собственной воле. И я с ними. Пока ты жив, ашананшеди будут служить Хайру. Что будет потом, никому...
- Это нас не касается, - прервал его Акамие.
Спустя некоторое время он спросил:
- Ты нарушишь закон?
Дэнеш внимательно посмотрел на него. Несомненно, он понял, о каком законе говорил Акамие. Но ответил не сразу.
- Ашананшеди никогда ему не подчинялись. Но это было скрыто от глаз хайардов.
- Значит, закон нарушу только я, - спокойно заметил Акамие.
- Ты не боишься того, что может быть?
- Это нас тоже не касается. Разве ты можешь по-другому?
Дэнеш покачал головой.
Часть VII
Глава 31
Эртхиа радостно было чувствовать сухое сильное тело коня, несущего его в ночь, в путь. Копыта выбивали частую глухую дробь, мышцы размеренно и сильно двигались под гладкой шкурой, дыхание было глубоким, свободным. Чудо, а не конь, птица, а не конь! И Эртхиа летел на нем навстречу своему царству.
Дэнеш встретил его у конюшни. Эртхиа разразился радостными восклицаниями, разглядев при свете своего фонаря усталое, но спокойное лицо ашананшеди.
- Откуда ты? Куда?
- Во дворец, - махнул рукой Дэнеш. - А ты - ты уходишь?
- Да. Мне пора. В мой Аттан.
Дэнеш кивнул. И прошел с ним несколько шагов по дорожке, а тени позади них стлались, как плащи, и сливались в одну. Они этого не видели, да и ладно.
- Подожди, - попросил Дэнеш, придержав Эртхиа за рукав. - Примет ли царь Аттана на прощание подарки от того, кто больше ему не слуга?
- От тебя - с радостью. Это честь! Мне не приходилось слышать, чтобы ашананшеди одаривали кого-нибудь.
- Если бы ты остался в Хайре царем, моя жизнь принадлежала бы тебе. Но это другое. Выйдем за ворота, - позвал Дэнеш.
И Эртхиа пошел за ним.
За воротами Дэнеш поднес к губам серебряный свисток и подул в него дважды, каждый раз по-разному наклоняя его. Эртхиа не услышал свиста, но вскоре раздался и приблизился глуховатый стук копыт и, один за другим, к Дэнешу подбежали два коня, похожие как близнецы, цвета пепла, цвета вечерних теней. Они недовольно косились на Эртхиа, хотя были уже знакомы с ним: когда беглецы из замка Кав-Араван спустились в горные леса, Дэнеш вызвал своих коней, которых оставлял там пастись на воле.
- Это настоящие бахаресай, - сказал Дэнеш. - Ты видишь?
- Вижу, - с неслабеющим восторгом признал Эртхиа. - Даже слепой понял бы это, услышав стук их копыт и их дыхание.
На спине одного коня лежало простое седло - стеганая подушка, отходившая далеко на круп, с крепкими кожаными подпругами, с чеканными стременами. Другой нес переметную суму. Их уздечки, поводья и вся сбруя была простой, без единого украшения, и того же цвета, что сами кони. Дэнеш подошел ко второму коню и, порывшись в суме, достал рубашку, такую, какие носят ашананшеди.
- Эту ткань делают из дикой травы, обжигающей, как огонь. Она растет в тенистых ущельях, поросших лесом, и достигает роста взрослого мужчины и более. Ее скоблят и колотят камнями, вымачивают и сушат, повторяя это много раз. Ее оставляют на полгода солнцу и ветру, дождю и снегу. После из волокон сплетают нешитые рубашки, которые ласкают кожу, прочны, легки, не рвутся и не намокают под дождем. Прими от меня - она пригодится тебе в дороге.
