Рэй Брэдбери - Темный карнавал (сборник)
– Мексика – довольно большая страна, – возразил Джозеф.
– Разве здешним жителям не бывает одиноко?
– Они привыкли к такой жизни.
– Выходит, страха они не испытывают?
– У них есть вера.
– Как жаль, что у меня ее нет.
– Если ты примешь веру, то перестанешь думать, – сказал Джозеф. – Стоит слишком глубоко во что-то поверить, и места для свежих идей уже не останется.
– Сейчас, – еле слышно проговорила Мари, – мне больше всего именно этого и хотелось бы. Не надо мне места ни для каких свежих идей, хорошо бы просто перестать думать – и поверить во что-нибудь настолько сильно, чтобы некогда было бояться.
– А ты разве чего-то боишься?
– Если бы у меня была вера, – продолжала Мари, не слушая Джозефа, – у меня был бы рычаг, чтобы себя приподнять. Но сейчас у меня рычага нет – и я не знаю, как себя приподнять.
– О господи… – промычал Джозеф, усаживаясь на стул.
– Когда-то я была верующей.
– Баптисткой?
– Нет, тогда мне было лет двенадцать. Но это в прошлом. Хочу сказать о том, что было дальше.
– Ты мне никогда об этом не рассказывала.
– Ты должен был бы знать.
– Что еще за вера? Гипсовые статуи святых в ризнице? Или какой-нибудь особый святой, перед которым надо читать молитвы по четкам?
– Да.
– И он откликнулся на твои молитвы?
– На некоторые. А потом – нет, никогда. Больше ни разу. Уже годы прошли. Но я все еще молюсь.
– И что это за святой?
– Святой Иосиф.
– Святой Иосиф. – Джозеф встал и налил себе в стакан воды из графина. В тишине комнаты слышно было, как лилась одинокая струйка. – Мы с ним тезки.
– Совпадение, – проговорила Мари.
Оба минуту-другую смотрели друг на друга.
Джозеф отвел глаза.
– Гипсовые статуи святых, – пробормотал он, глотнув воды.
Спустя некоторое время Мари его окликнула:
– Джозеф?
– Да.
– Подойди ко мне и возьми меня за руку, ладно?
– Ох уж эти женщины, – со вздохом произнес Джозеф.
Он подошел и взял Мари за руку. Через минуту Мари высвободила руку и спрятала ее под одеяло. Рука Джозефа осталась пустой. Закрыв глаза, дрожащим голосом она проговорила:
– Ладно, забудь. Когда воображаешь, получается лучше, правда. Когда мысленно по моей воле ты держишь мою руку в своей.
– Бог ты мой, – сказал Джозеф и направился в ванную.
Мари выключила свет. В темноте видна была только узкая полоска света под дверью ванной. Мари прислушалась к сердцу. Оно билось упорно с частотой сто пятьдесят ударов в минуту, а ее костный мозг по-прежнему пронизывала мелкая жалобная дрожь, словно в полости каждой кости ее тела была заключена, как в бутылке, трупная муха, которая ныряла вверх-вниз, жужжала, билась и трепетала где-то глубоко, глубоко, глубоко. Взор Мари обратился вовнутрь себя: там притаилось ее сердце, разбивающее себя вдребезги о грудную клетку.
В ванной шумела вода. Мари слышала, как Джозеф чистит зубы.
– Джозеф!
– Да? – отозвался он из-за закрытой двери.
– Подойди сюда.
– Чего тебе?
– Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещал. Ну прошу тебя, прошу, пожалуйста.
– Что еще?
– Сначала открой дверь.
– Ну что там такое? – настойчиво переспросил Джозеф за закрытой дверью.
– Пообещай мне… – начала Мари и запнулась.
– Пообещать что? – после долгой паузы переспросил Джозеф.
– Пообещай… – повторила Мари и не смогла продолжить.
Она лежала на кровати. Джозеф не ответил. Мари слушала, как наручные часы и ее сердце бьются в унисон. На наружной стене гостиницы скрипел под напором ветра фонарь.
– Пообещай мне, если что-нибудь… случится… – Слова Мари, приглушенные и немощные, доносились до нее самой издалека, как если бы она разговаривала с Джозефом, стоя на вершине одного из холмов, окружавших город. – Если со мной что-нибудь случится, ты не похоронишь меня на этом ужасном подземном кладбище!
– Не говори глупостей, – сказал Джозеф за дверью.
– Ты мне обещаешь? – переспросила Мари с широко раскрытыми в темноте глазами.
– О таких глупостях незачем и говорить.
– Пообещай мне – пожалуйста!
– Утром ты встанешь как ни в чем не бывало.
– Пообещай, иначе я не усну. Усну, если только ты мне скажешь, что не дашь меня там похоронить. Я не хочу, чтобы меня там похоронили.
– Ну вот, приехали! – взорвался Джозеф.
– Пожалуйста! – повторила Мари.
– Да с какой стати я должен раздавать всякие нелепые обещания? – раздраженно спросил Джозеф. – Завтра ты придешь в норму. Но если все-таки помрешь, то будешь очень мило смотреться между мистером Гримасой и мистером Зевком, с вьюнком в волосах. – Джозеф от души расхохотался.
Наступило молчание. Мари недвижно лежала в темноте.
– А ты разве не считаешь, что будешь очень мило выглядеть? – со смехом спросил Джозеф из-за двери.
Лежа в темноте, Мари не отозвалась.
– Правда не считаешь?
Кто-то, чуть слышно ступая, прошел по площади, шаги замерли.
– Ну и как? – спросил Джозеф, продолжая чистить зубы.
Мари лежала в постели, недвижно уставившись в потолок; грудь у нее вздымалась и опадала все чаще и чаще, воздух входил и выходил, втягивался через ноздри и улетучивался, из закушенных губ вытекала тоненькая струйка крови. Глаза у Мари были широко распахнуты, руки вслепую стискивали простыню.
– Ну и как? – снова поинтересовался Джозеф из-за двери.
Мари молчала.
– Еще как мило, – ответил Джозеф сам себе. – Милей некуда, – пробормотал он, с шумом пустив струю воды. Он прополоскал рот. – Еще как мило.
С кровати не донеслось ни звука.
– Женщины такие забавные, – обратился Джозеф к своему отражению в зеркале.
Мари лежала недвижно.
– Еще как мило, – повторил Джозеф. Он громко прополоскал горло каким-то антисептиком и сплюнул его в раковину. – Завтра ты придешь в норму.
От Мари – ни слова.
– Нашу машину починят.
Мари не отозвалась.
– Утро покажет, – сказал Джозеф, отвинчивая пробки с тюбиков и накладывая на лицо освежающий крем. – Машина, скорее всего, будет готова завтра – самое позднее, послезавтра. Ты не против, если мы здесь еще одну ночь переночуем?
Мари не ответила.
– Не против?
Молчание.
Полоска света под дверью ванной погасла.
– Мари!
Джозеф распахнул дверь.
– Спишь?
Мари лежала с широко раскрытыми глазами, грудь у нее ходила ходуном.
– Спит, – сказал Джозеф. – Ну, женушка, спокойной ночи.
Он забрался в постель.
– Устала.
Ответа не последовало.
– Устала, – повторил Джозеф.
Ветер за окном раскачивал фонари; в прямоугольном номере было темно до черноты. Джозефа начинала одолевать дремота.
Мари лежала с широко раскрытыми глазами, часы тикали на ее запястье, грудь ходила ходуном.
![Рэй Брэдбери - Тёмный карнавал [переиздание]](/uploads/posts/books/121260/121260.jpg)
