Евгений Прошкин - Слой Ноль
Конечно, страх как ощущение в нем не пропал, но он приобрел иное качество: страх задеть рукавом бокал на ужине у испанского короля, страх возвышения оппозиции, и… все-таки страх смерти. Не метафизический, а унизительно бытовой: страх, что однажды ты перестанешь Быть.
Мухин вспомнил, как они теоретизировали о планах Макарова, и убедился, что все это были не домыслы. Прошло не так много времени с тех пор, как он впервые встретился с Костей и осознал, что смерти, в принципе, нет… но он уже привык, он намертво успел привыкнуть и к своему бессмертию, и к той неограниченной свободе, которую приобрел, утратив самое главное, что дала человеку природа, – инстинкт самосохранения. Он, Витя Мухин, не везунчик и не герой, перестал цепляться за жизнь, перестал трястись за свое тело, и этим стал выше других – всех, включая и Президента Мухина. Так ему казалось раньше.
Теперь, в шаге от победы, он наконец понял, что случится, когда они заглушат Установку. Да ничего особенного. Десяток перекинутых – или миллион?.. сколько их бродит по слоям? – превратятся в обычных людей. Они станут равны своим оболочкам и дальше будут жить как все – со страхом смерти. С тысячекратно возросшим ужасом перед пустотой, через которую они проходили буднично и легко, как через тамбур электрички. Они выключат Установку и сами себя погубят – не на сто процентов, но на девяносто девять в периоде. Отрежут себе дополнительные возможности, отдадут все, чем обладали сверх человеческой меры. Они вернутся в стадо – исключительно добровольно. Иначе, если позволить миграции дойти до нулевого слоя, они потеряют и это.
– А может… – неуверенно произнес Мухин. – А стоит ли оно того?..
– Не дури, Витя! – сказал Борис.
– Синица в руках, да?..
– Журавли-то наши улетели. Хватит уж, попользовались… Вариантов нет, остался только худший, Макаровский. Он ведь тоже к одному слою все сведет, но не к этому, а к своему. А при таком ассортименте, как у него… Я думаю, там будет еще менее симпатично, чем здесь.
– Да… Да, наверно, ты прав…
– Виктор Иванович! – Вовик скривился, будто у него одновременно заболели зубы, почки и желудок. – К вам тут еще народ рвется. Я уж и не знаю… Сегодня всех пускать, или как?
– Кто там?
– Представился телезрителем Корзуном… А, вы же на его вопрос отвечали! Корзун Матвей Степанович, кажется. И еще один тип, назвался по фамилии. Шибанов.
– Пусть идут, – разрешил Мухин.
– Куда идут?
– Сюда.
– Есть, понял, будет сделано… – сокрушенно произнес Вовик.
На улице окончательно стемнело. В небе грохнуло, и пустая стоянка перед зданием телецентра озарилась голубым. Едва Корзун с Шибановым добежали до машины, как ливанул дождь. Омоновцы из оцепления подняли воротники и принялись тихонько пританцовывать.
– Все на месте? – спросил Шибанов.
– Нет еще. Ждем двух боевиков и двух алкоголиков, – сообщил Вовик, раскрывая большой черный зонт.
Корзун на ходу запрыгнул в распахнутую дверцу и, лишь увидев Мухина, сообразил, куда он попал.
– Телевизор я смотрел, – сразу объявил он. – Впечатлило.
Через минуту на черном «БМВ» с тремя мигалками привезли Сапера и Костю – прямо в больничных халатах. «Самый Активный Племянник Еж Раков» был невообразимо худ, с последним коричневым зубом во рту и грязными трясущимися руками. Виктор все ждал, когда Сапер попросит выпить, но тот терпел. Константин выглядел значительно лучше, хотя глаза у него сияли, как стоп-сигналы.
– У нас с Костей больнички заборами соприкасаются, – пояснил Сапер. – Соседи мы, во как…
Спустя еще пару минут прибыли Петр с Ренатом. Ренатик явился на аудиенцию к Президенту в кирзовых сапогах. За левым голенищем омоновцы обнаружили у него какой-то музейный револьвер, за правым – «финку». Мухин отнял у начбеза рацию и, вызвав «самого главного», поинтересовался:
– Ты кто будешь, в каком звании? Майор? Хорошо, майор. Какие погоны хочешь завтра пришить?
Вскоре Ренат был уже около лимузина, правда, все-таки без оружия.
– Куда поедем? – спросил он, забираясь внутрь.
Вдесятером на двух диванах было тесновато. Людмила нашла панель кондиционера и включила его на полную мощность.
– Матвей… – Борис посмотрел на Корзуна. – Ты чего молчишь?
– А, ехать-то? Ехать прилично… Местечко называется Кетой.
– Это где ж такое? Точно не подмосковье…
– Кетой – это, Боря, остров в Тихом океане.
Петр и Костя присвистнули.
– Территория-то наша?
– Центральные Курилы, – сказал Корзун.
– Тогда нет проблем, – ответил Мухин. – Вовик! Самолет готов? – спросил он, высовываясь из машины.
– Пять минут, Виктор Иванович. Только… извините, я вас в этой компании не отпущу.
– Кстати! Ты узнал про Установку?
– Я думал, вы шутите… Слишком мало информации. «Аппарат», «установка»… «мир на куски»… Звучит сомнительно, Виктор Иванович. Я бы на вашем месте…
– Ладно, ладно. Да, забыл тебя предупредить – ты же в отпуске, Вовик. Со всей своей кодлой.
– Не понял…
– Все ты понял. – Виктор захлопнул дверь.
– И еще водила, – проронил Немаляев.
Мухин опустил в передней спинке звуконепроницаемое стекло.
– Тебя, кажется, Серегой зовут? Вот что, Серега. Ключ – в замке, сам – на выход. Бегом.
– Чур я поведу! – загорелся Ренат.
– Сиди! – одернул его Костя. – Я!
– Ты же полчаса, как из дурдома вышел… – проговорил Петр.
– Заткнулись все! – рявкнул Мухин. – Блин… Кто у нас президент?! Ни разу такой тачкой не управлял… Пятьсот «лошадей» под капотом, коробка-автомат, да еще зеленая улица… Чума!
– Да еще менты честь отдавать будут! – добавил Ренат. – В натуре, чума…
Глава 33
В «Домодедово-2» Вовик приехал быстрее – на то он был и начбез, чтоб везде успевать. Президентский «Ту-134» с триколором во весь борт стоял возле терминала. Вокруг заняли огневые позиции стрелки в черном.
– Не пойдет, – заявил Немаляев, выбираясь из лимузина. – В этот гроб с крыльями и сам не поднимусь, и вам не позволю.
– Да его каждый день проверяют! – гордо произнес Мухин.
– А проверяльщиков кто проверял? То, что у них дедушки в полицаях не служили, – это, наверно, правда. А то, что среди них нет перекинутых?.. Кто поручится?
– Верно, Витя, – вступился Шибанов. – Воевать с Макаровым – значит воевать против всех. Потенциально.
– Не наседайте на человека, – сказал Борис. – Он сам все знает. Надо же президенту покочевряжиться… Самолет мы меняем, Витя.
К машине подбежал запыхавшийся Вовик.
