Павел Корнев - Мир фантастики 2010. Зона высадки
Отчего ж они, сволочи, не появляются? Мало им?
— Что вы скромничаете, господа? — заорал он. — Выходите, будем знакомы! — Он отхлебнул. — Порручик! Тррретьего! Ар-р-ртиллерийского дивизиона! Георгий! Карпов! На бррудеррршафт!
Он лил в себя самогон. Пил и орал. Отключиться он уже не боялся, самонадеянно вообразив: мол, не та в этом мутном кустарном зелье убойная сила. Но… Внезапно он ощутил тошнотворный смрад. И отключился.
* * *
Свет еще был, брезжил.
Первым делом, как только пришел в себя, он поискал приметы места и времени.
Относительно места: истлевшая упряжь, обода колес, спицы и ступицы — значит, каретный сарай. Относительно времени: пустой оконный проем в стене, выходящей на запад, а в нем — косой солнечный свет. Вечер.
Кроме того, свет проникал сквозь дырявую крышу, но внутри оставалось все же довольно сумрачно. Может, поэтому мух было немного. Запах же был, и столь резкий, что не оставалось сомнений — пришелец здесь.
Георгий охлопал себя: вооружения при нем не было. Но штоф был. Рядом лежал, на том же клочке соломы, что и сам пристыженный потребитель, в голове которого к этому времени несколько прояснилось. Хмель после краткой отключки частично прошел, но похмелье еще не наступило.
Он рывком перевел тело в положение сидя и увидел пришельца. Тот сидел неподалеку, привалившись спиной к восточной стене, и небрежно вертел в морщинистой лапе маузер. Нет сомнений: ему известно, для чего предназначен этот предмет. Орудие поражения, весьма эффективное метров с пяти. Вряд ли расстояние между Георгием и пришельцем превышало означенное. А ведь еще у чужака было собственное средство убоя, которое Гамаюнов квалифицировал как пучок электричества.
Ремень с пустой кобурой был перекинут через плечо упыря. Пистолет в длиннопалой уродливой лапе выглядел несуразно. И даже производил впечатление неземного оружия. Как и гранаты, валявшиеся у его ног.
Пришелец жестом самоубийцы поднес дуло к башке. Его сфинктероподобный рот обратился в точку. А лоб еще более сморщился вертикальными складками — так, что даже глаза стали ближе друг к другу. В них тлели алчные алые огоньки. Упырь перенаправил ствол пистолета на пленника, изобразил «сфинктером» поцелуй. И внезапно Георгий понял, что он это всё — шутливо, ёрничая, напоказ. Проказничает, мразь марсианская, вурдалак. Что таким образом проявляется доступное ему чувство юмора.
Жестом, лишенным двусмысленности, упырь указал дулом на штоф. Хочет, чтоб я поднял бутылку и выпил. Накачать меня хочет. Повысить концентрацию алкоголя. А потом и самому накачаться.
Запах зловещий, и юмор у вас соответствующий, господа.
Гранаты… добраться до них… браунинг… маузер отобрать… Георгий пытался сообразить, как выпутаться из нелепого положения, в которое сам себя так опрометчиво загнал. Но голова отказывалась повиноваться, словно мыслительный процесс был заблокирован, словно рассудок, угнетенный сивухой, больше был не способен решения принимать.
Но в то же время он понимал, что не в сивухе дело.
Что-то иное отвлекало его от раздумий, не давало сосредоточиться, вмешивалось в мышление, упорно направляя внимание на нечто другое, ему постороннее, чего не было и быть не могло в его голове. Это можно было интерпретировать как ментальные образы, незримые видения, аморфные сущности, невербальные образования, столь плотно насыщенные информацией, что, разверни их в словесной последовательности, получился бы солидный том. Более прочих земных значений этим образам соответствовало понятие иероглифа, но разобраться с ними было не так просто, ибо накатывали они не последовательно, а в беспорядке, внахлест. Однако уже в первом приближении из них можно было кое-что выделить: сожаления об одиночестве — ностальгические фрагменты — картинки чужого прошлого, но настолько чужого, что усилиями собственного разума их невозможно было бы вообразить.
Он заметил, что красные глаза пришельца неподвижно устремлены на него. И ему стало ясно, что этот упырь прямо причастен к происходящему в его голове. Выделяя видения и транслируя их. Подсовывая ему собственные ментальные образы. Давая понять. И даже интонации были присущи этому нечеловеческому общению — повествовательные, восклицательные, требовательные и даже просительные, когда надо.
Кажется, это называется телепатией. Тут же пришел на ум предсмертный «возглас» убитого им пришельца. А может, присутствует и гипноз в этом способе коммуникации. Возможно, что не самогон, а этот упырь Георгия давеча отключил. Заблокировав в его сознании некий центр. Хотя и самогону было выпито предостаточно.
Как бы то ни было, Георгий не был привычен к такому общению. Столь солидный объем информации сознание не успевало воспринимать. Но очевидно там, где она накапливалась, все же шел процесс ее систематизации и усвоения. И внезапно он осознал, что собой представляет и что от него хочет это заблудшее существо.
Во-первых, Георгий понял, что уйдет отсюда живым.
Во-вторых — что не уйдет отсюда живым пришелец.
И в-третьих — то, что жизнь и смерть для этого существа относительны, что с гибелью тела индивидуальность пришельца не уничтожается, а возвращается на родную планету — домой. Как вернулись все предыдущие жертвы земного разума и неразумия — а также собственного немыслимого до земной экспедиции порока — горького пьянства, заставшего их врасплох.
Так что никакого корабля для возвращения им не нужно.
Ибо смерть — лишь повод, чтобы вернуться домой.
Что этот процесс сродни телепатии.
Что четвертый упырь Пьяного Поля был накануне растерзан собаками, когда пьяный в канаву упал.
Между прочим, они и землян причисляли к счастливому миру существ, жизнь которых не прекращается со смертью тела, да что-то впоследствии сильно засомневались в том.
И вот теперь, пред тем как покинуть милых землян, очень хочется пригубить напоследок. На посошок. Чуть-чуть. Ибо там этакое не практикуется. Хотя формула этила ни для кого не секрет, но продукт считается смертельно опасным для организма. Ведь никто не догадался изготовить из него коктейль. Кровавую Марью. Красную Русь. И вряд ли будет приветствоваться попытка нечто подобное в употребление ввести. Ибо даже в продвинутом сознании инопланетянина пьянство было повязано со стихийным протестом и социальным бунтом.
Ну так что? Глаза упыря потемнели, выдавая внутреннее напряжение: волнение, замирание сердца, надежду, страх. Что-то жалкое было в его выжидательном взгляде. Униженное, даже покорное. Мольба. Раскаяние. Обещание. Просьба простить. — Да, сейчас навыдумываешь. Христианские чувства проснулись в нем. Интересно, сколько моих соотечественников умертвил именно этот? А теперь мелодраму разыгрывает. Но Георгий тут же припомнил собственные кровавые замыслы. Однако мы стоим друг друга. Страсти, что ль, носятся в нездоровом российском воздухе? Иногда трудно себя унять.
