Завацкая Яна - Союз летящих
Алена старалась не смотреть вниз. Земля казалась безнадежно далекой и маленькой с невероятной трехметровой высоты. Девочка протянула руку и толкнула пыльную, в ветхой светло-зеленой краске скрипучую дверку.
Дверка медленно откатилась внутрь. Она не была заперта.
Алена заглянула вовнутрь чердака — сундучок был на месте. Он стоял под балкой, там же, где девочка видела его и в прошлый раз. Солнечный луч падал прямо на него и высвечивал таинственную резьбу на крышке. Интересно, получится ли вообще его открыть? А если получится — то что там? Эту мысль Алена отгоняла. Ясно, что сокровищ там нет… но ведь Лидка же понимает, что это все понарошку. А что-то там должно быть. Так что можно будет просто так поиграть. Кстати, интересно — что там на самом деле. Могут ведь оказаться очень любопытные вещи…
Алена обернулась и прищурив глаза, чтобы не смотреть вниз, негромко сказала.
— Сундук на месте… Ну я пошла!
Она занесла ногу. Подтянулась. Перевалилась через край чердака, и сделала первый шаг вперед.
Через секунду раздался грохот и оглушительный визг — девочка провалилась сквозь ветхий потолок вниз, не выдержали слабые перекрытия.
Алена открыла глаза. Веки были тяжелые, и на них что-то будто налипло.
Вокруг стоял туман, и в тумане плавало лицо. Знакомое лицо, очень хорошо знакомое. Мама, вспомнила Алена.
— Мама.
— Доченька! — у мамы задрожали губы.
— Пить, — прошептала Алена. Во рту было очень сухо и противно. И ужасно болела голова. Во-первых, она болела изнутри, во-вторых, на нее противно и безжалостно что-то давило снаружи. Особенно слева у темечка.
Мама приставила Алене к губам носик какого-то смешного чайничка. Алена стала пить. В чайничке был морс.
… еще побаливала нога, но не сильно. Неприятно просто. У самой лодыжки.
— А мы где? — спросила Алена.
— В больнице, — сказала мама, — у тебя сотрясение мозга.
Алена напряглась и стала вспоминать. Она занесла ногу, перешагнула порожек. Ступила вовнутрь… Потом под ногами все как-то поехало, и она закричала.
— Я провалилась… сквозь крышу.
— Да, — сказала мама.
— Ничего не помню, — призналась Алена, — я потом, значит, потеряла сознание?
— Как же не помнишь? А как я приехала — тоже не помнишь?
— Не… а когда ты приехала?
— Да вчера…
Алена помолчала.
— Я сразу и приехала, как мне позвонили. На работу сообщила, и сюда. Я же когда вошла, помнишь, ты сразу — мама! Голова вся в крови…
— Не помню. Ничего.
— С тобой фельдшер еще был, этот парень, Алексей, кажется. Он сказал, надо ехать быстро в больницу, сейчас машина… ты же еще сама до машины дошла. Не помнишь, разве?
— Нет. Я только помню, как залезла на крышу… И все.
— Ты же разговаривала еще. То придешь в себя, то опять… И в машине разговаривала.
— А что я говорила? — насторожилась Алена.
— Да ерунду всякую… Доченька, ты поспи. Сейчас ведь ночь еще…
Утром профессор сам посмотрел рентгеновские снимки Алениной головы. Он заверил маму, что все в порядке, никаких кровоизлияний нет, и операция не понадобится. Но вот полежать Алене придется. Недели две, как минимум. Не двигаться. А вы что думали, черепно-мозговая травма — это вам не шуточки!
Алена спросила.
— Скажите, а почему я… ничего не помню совсем. Вот как упала — да… а потом — совсем ничего.
— Антероградная амнезия, — буркнул профессор и сказал громче, — это бывает. Когда головой ударишься, еще и не такое бывает.
Алена много позже, дома посмотрела в Большой Медицинской энциклопедии значение слов "антероградная амнезия". Она даже приблизительно поняла, что эти слова означают. Но это изумление — она говорила, ходила, она жила — но ничегошеньки об этом не помнит — не оставляло ее еще много лет.
И долго еще ей казалось, что в этом промежутке, когда она вроде бы и жила — но вроде бы и нет — случилось с ней что-то странное. Настолько странное и необычное, что просто нельзя было это сохранить в памяти.
Что память об этом просто стерлась.
Но с другой стороны, Алена всегда была страшной фантазеркой, и сама о себе это знала, и на это известное качество, она понимала, надо все-таки делать скидку.
Она больше никогда в жизни не видела Лидочку. Сразу после лагеря Лидочкина семья куда-то переехала, и когда Алена вышла из больницы, ей уже больше не пришлось встретить Лидочку во дворе.
В дверь постучали. Полковник Лисицын машинально включил скринсейвер на ноутбуке и крикнул "входите".
— Разрешите… — начал вошедший, но полковник показал на стул.
— Садись. Как парень?
— Скучает, товарищ полковник, — осторожно сказал подчиненный, присаживаясь у стола.
— Ему Нинтендо подарили, а он скучает… во, блин, дети пошли. Ладно, пусть еще поскучает.
Подчиненный его, высокий и суховатый мужчина с коротенькой блондинистой щетинкой, зализанной на висках, в капитанских погонах на кителе, коротко вздохнул.
— Так ведь у него запросы, товарищ полковник. Ведь не простой пацан.
— Психолог-то работает?
— Да, конечно. Все в пределах нормы, не беспокойтесь. Ситуация под контролем.
— С матерью говорили?
— Да. Общается раз в день с сыном по видеофону. Оплата нормальная, а она разведенка с двумя детьми, еще дочь младшая. Ее все устраивает.
— Что здесь важно учитывать, Фролов… — полковник взял со стола карандаш, сделал какую-то пометку в блокноте, — надо, чтобы у нее было к нам доверие, понимаете? Чтобы не возникало подозрений…
— Не беспокойтесь, товарищ полковник, работа проводится. Мать убеждена, что сын на государственной службе, получит хорошее образование и будущее.
— Вот! Вот это правильно. Нам не нужно, чтобы она начала думать, дескать, с сыном может что-то случиться. Вы же понимаете, к чему это приведет? Нервы, раздражение, не дай Бог, огласка, а главное — мальчика выведем из равновесия. А его душевное состояние нам сейчас важно. Кстати, я надеюсь, с образованием все в порядке?
— Да, учителей пускаем.
— Вот и хорошо. Вопросы есть у вас, Фролов?
— Товарищ полковник, а… с ним может что-то случиться? Или это не положено?
— Нет, почему, вы это знать должны, — Лисицын нервно покрутил карандаш между пальцев, — так вот. Если сказать как на духу — я не знаю. Мы вскоре начнем с ним работать. По медицине никаких препятствий нет, я консультировался, вреда здоровью это нанести не может. Разве что минимальный. Но мы имеем дело не с обычным ребенком. Вы же знаете, какой был отбор. Психиатра я держу, разумеется, но наша современная психиатрия, — он покрутил головой, — я не уверен, словом, что психика не съедет. И что будет со способностями — не представляю.
