Наталья Болдырева - Жаркое лето. Первый поток
Она засмеялась мелко и, толкнув слегка створку, сделала приглашающий жест в дверной проем.
— А свет где включается? — спросила я, проходя в непроглядную темень вожатской.
— Там на столе лампа. Диван продавлен, спать на нем невозможно. Есть мягкое кресло или, если хотите, можно сдвинуть несколько стульев. Ночи тут теплые, но на диване есть плед. Располагайтесь.
— Благодарю, — ответила я, и дверь за моей спиной захлопнулась. Раздался один поворот ключа. Я обернулась и ничего не увидела. Тьма в помещении сгустилась окончательно.
Крепко сжав и раскрыв ладонь, я медленно пошла вперед, подсвечивая себе наладонником. Лампа на столе не работала. Я несколько раз щелкнула выключателем в холостую. Найдя кресло, я устроилась полулежа, а ноги взгромоздила на придвинутый поближе стул. До подбородка укрывшись пледом — меня знобило от нервного перенапряжения — я закрыла глаза.
Но еще долго по территории лагеря разносилась музыка, слышались крики и смех. Кто-то пробегал мимо вожатской, звонко шлепая сланцами по пяткам, проходили целые толпы, и тогда можно было различить "а вот!", "а ты помнишь?!", "а я…" — шум и гомон не затихал до трех часов ночи, и лишь тогда в лагере воцарилось относительное спокойствие. Поскольку никто не пытался проникнуть в вожатскую, я окончательно уверилась в том, что дверь была закрыта, дабы не выпускать наружу меня. Это умозаключение наводило на грустные мысли. Мне всё больше и больше казалось, что, опоздай я хоть на неделю, моё место в лагере так и осталось бы за мной. Смутно беспокоили те две дамы, которых я видела мельком…
Так в тревожных раздумьях я проворочалась часов до четырех, пока, наконец не заснула.
Утром меня разбудили сигналы точного времени, транслировавшиеся по громкоговорителям на весь лагерь. С трудом разлепив глаза я, наконец, увидела содержимое вожатской. Два стола стояли, сдвинутые в центре тесной комнатки. Образуя букву "Т" торцом к ним был приставлен третий, письменный стол, со множеством выдвижных ящичков. К одной стене был придвинут коротенький, очень низкий, вероятно снятый с ножек, диван и кресло, в котором расположилась я. Другую подпирал забитый пухлыми папками шкаф. На верху шкафа пылились свернутые в рулоны плакаты. Оставшееся пространство занимали вплотную притиснутые друг к другу стулья: расставленные вдоль стен, задвинутые за столы и сгрудившиеся в проходах. Я удивилась, как мне удалось пройти вчера через всю вожатскую, не налетев ни на что в полной темноте.
В помещении вовсе не было окон, но свет свободно проникал внутрь сквозь многочисленные щели в стенах. Доски, из которых был сколочен этот сарайчик, прилегали друг к другу очень неплотно.
Я выглянула в одну такую щель. Хотя задорный детский голос вёл зарядку, командуя через громкоговоритель: "ноги на ширине плеч, руки на пояс, повороты в стороны. И раз! И два!" — лагерь совершенно очевидно спал.
Встав, заправив пледом продавленный диванчик и поставив на место стул, я медленно пошла вдоль стен, завешенных стенгазетами, плакатами, почетными грамотами и фотографиями. Речевки, стихи, детские рисунки, весело улыбающиеся детские лица. Я тоже улыбалась, глядя на них. Вчерашние тягостные раздумья показались напрасными и пустыми. А когда с очередной фотографии на меня глянули вдруг знакомые лица, я поняла, что моя поездка уже не была напрасной.
Толпа людей в одинаковых комбинезонах с известными по всему обитаемому космосу эмблемами первопроходцев на груди и рукавах — устремившийся к солнцу Икар — стояла на фоне длинного двухэтажного здания, на котором крупными буквами было написано "Блок 1". Среди этих людей были и мои родители. Обнявшись, широко улыбаясь, они смотрели прямо в камеру.
Комок подкатил к горлу.
Я подняла руку с браслетом и отсканировала изображение себе на КПК.
В замке щелкнул проворачиваемый ключ. Я резко развернулась, спрятав руки за спину.
— Доброе у-у-утро! — с характерной интонацией педагога, много лет проработавшего с детьми, протянула Любовь Викторовна, входя. — А, вы уже встали! Отлично. Пересменка тоже уже приехала, так что вы пока знакомьтесь, а я приведу остальных.
И развернувшись, она тут же вышла вон. Зато в освободившийся дверной проем, согнувшись в три погибели, чтоб не удариться головой, вошел светловолосый молодой человек под два метра росту, облаченный в форму курсанта военно-космического училища.
— Здрас-с-сьте, — сказала я, оглядывая его с головы, покрытой серебристым беретом, до обутых в высокие берцы ног.
— Доброе утро, — поздоровался он, окидывая меня ответным, цепким взглядом бледно-голубых глаз. Было в этом взгляде что-то оценивающее. — Мы будем работать на одном отряде, — добавил он.
— А как же, — я сделала неопределенный жест в сторону закрывшейся двери. Число людей, собиравшихся работать со мной, начинало зашкаливать.
— Маргарита Михайловна моя мама, а Елена Степановна её подруга. — Очевидно, это были имена тех двух женщин, с которыми я так и не успела вчера познакомиться. — Они остались в корпусе. Здесь и так народу будет предостаточно. Мы возьмем два отряда на четверых.
— На шестерых, — поправила я. — Одному отряду полагается один воспитатель и два помощника воспитателя. Минимум. — Должностные инструкции я знала на зубок.
— Думаю, мы прекрасно справимся сами, — ответил он, проходя и садясь за стол. — К чему нам лишние люди?
"Лишние люди?", хотела переспросить я, но не успела. Дверь открылась и в вожатскую вошел Ильсур Айсович.
— Здравствуйте, — сказали мы с курсантом одновременно.
Ильсур Айсович скользнул по мне безразличным взглядом и, шагнув к курсанту, протянул тому руку.
— Ильсур Айсович, детский дом "Улыбка", луны Минеры.
— Артур, — встал, отвечая на рукопожатие, курсант.
— Военная академия Ареса, я полагаю? — Ильсур Айсович кивнул на нашивку на рукаве.
— Так точно, — ответил Артур, присаживаясь, и улыбнулся скупо.
Ильсур Айсович сел рядом. Я обошла стол и заняла место напротив.
— Как устроились? — спросила я, глядя в глаза человеку, так демонстративно игнорировавшему моё присутствие.
— Да уж лучше чем вы, — он усмехнулся, обвел выразительным взглядом вожатскую со всем её бедным убранством, — спали в кроватях.
"Один ноль в вашу пользу", подумала я, улыбнувшись кисло.
Курсант глядел удивленно, явно не понимая, что происходит.
— Кстати, Артур только что сообщил мне, что мы будем работать вместе, — добавила я.
— У вас большой педагогический опыт, Артур? — тут же обернулся к нему Ильсур Айсович.
— Нет, — ответил тот, несколько смутившись. — Но армия, это в некотором смысле школа жизни, — продолжил он увереннее и, переведя взгляд на меня, завершил, выразительно нажимая на каждое слово, — и я надеюсь привить детям кое-что хорошее.
