Фред Саберхаген - Планета Берсеркера (Планета Смерти)
Шенберг нашел пригодную для ходьбы часть поверхности, где можно было посадить Орион и где были твердые плоские скалы, способные выдержать вес корабля. На этот раз, перед тем как открыть люк, он взял ружье из небольшого стеллажа, устроенного сразу у выхода, и держал его наготове. Открывшийся люк сразу впустил внутрь звездолета ровный полифонический шум мчавшегося водного потока.
Шенберг глубоко вздохнул и, осматриваясь по сторонам, задержался в проходе. Как и при прошлой посадке, остальные члены экипажа остановились позади него. Селеста и Барбара, недостаточно тепло одетые для наружной температуры, стоявшей около точки замерзания, с дрожью отступили. В воздухе царил запах сырости и холода, запах таяния и неземной жизни. Перед ними простирался ландшафт, который был слишком обширный и сложный, чтобы в нем можно было быстро разобраться. Тени гор, расположенных южнее, лежали высоко на более северных горах.
Выходить надо было без промедления, здесь еще оставалось всего несколько обычных часов дневного света. Шенберг начал привычную проверку оружия и другого снаряжения, попутно выявляя и желающих сопровождать его.
Афина сразу объявила о своей готовности. Де Ла Торре также был не прочь совершить прогулку. Что касается Суоми, то он тоже согласился — но не потому, что всерьез намеревался убивать кого-то, тем более того, кто на него не нападает. Он почувствовал сильное желание просто выйти из корабля хотя бы на какое-то время. Несмотря на все ухищрения из области психологии среды обитания, использованные при проектировании интерьера Ориона для улучшения комфортности замкнутого пространства, звездолет все же удерживал взаперти шестерых человек в небольшом объеме на долгие недели полета. Зная все приемы дизайнеров, Суоми, видимо, меньше остальных был подвержен воздействию созданных на корабле условий. Барбара и Селеста решили не пытаться делать выходов на охоту сегодня, почувствовав, что Шенберг предпочитает именно такое их решение. Им он пообещал более спокойный пикник на утро.
— Итак, пойдем попарно, — объявил Шенберг, когда все необходимые приготовления закончились. — Гус, ты прежде бывал на охоте, хотя и не на этой планете. Если позволите мне предположить, вам с Афиной лучше пройтись вон там по долине.
— Долина простиралась перед ними, начиная с расстояния тридцати или сорока метров от уровня скалы, на которой покоился Орион, и через полтора километра пологого зеленого склона резко опускалась в забитый льдами каньон, из центра которого начинал вырываться и пробивать себе путь стремительный поток талой воды. Там у нижнего края, где долина обрывается в каньон, растительность может вполне быть в человеческий рост. Там должно быть двенадцать — тринадцать видов травоядных.
— На таком маленьком пятачке? — перебил его Де Ла Тор-ре.
— Да, на таком маленьком пятачке.
— Теперь, перед началом охоты, — голос Шенберга зазвучал более свободно и радостно, чем когда-либо во время полета на корабле. — Жизнь не просто оттаивает здесь весной — она взрывается. В этой долине есть и крупные хищники, если я не ошибаюсь. Столкнуться с таким на расстоянии вытянутой руки не захочется никому, поэтому лучше обходите высокие заросли. Мы же с Карлосом двинемся по верхнему пути. — Их предстоящий путь проходил по скалистому склону по другую сторону от их корабля. Суоми во время посадки заметил в том направлении высоко лежащие луга. — Мы сможем отыскать там вверху что-то очень голодное, только что выбравшееся из высокогорной пещеры и направляющееся вниз в долину, чтобы поживиться чем-нибудь впервые за год или два. Ботинки, теплая одежда, оружие, средства связи, несколько предметов на случай непредвиденных обстоятельств — все проверено и находится в полном порядке. Суоми последним спустился по трапу и захрустел новыми ботинками по поверхности Охотничьей планеты. Почти сразу же, как только он сошел с последней ступеньки, трап начал складываться и втягиваться внутрь корабля. Если девушки будут сидеть внутри с закрытым люком, то до возвращения мужчин они будут совершенно вне всякой опасности.
Афина и Гус помахали руками на прощание и двинулись по нижнему пути, раздвигая ботинками усики травообразного покрытия почвы. — Иди по тропе впереди, — обратился Шенберг к Суоми, показывая жестом направление вверх. — Я уверен, что у тебя нервы в порядке — это всего лишь мой принцип. Я не люблю, чтобы новичок в охоте с заряженным ружьем шел позади, когда впереди может кто-то выскочить, какая-нибудь цель для стрельбы. — Если не слова, то голос его был убедительным, а сказанное сопровождалось счастливым и дружелюбным взглядом. Явно сейчас Шенберг был в полном порядке и желал одного — идти вперед. Никакой тропы, по сути, не было, но Суоми двинулся по вершине хребта, образующей естественную дорожку, которую и имел в виду Шенберг.
Карабкаясь вверх, Суоми вскоре уже был в восторге от окружающей его природы. Повсюду, где бы ни обнажалась почва под растаявшим зимним льдом, пусть всего несколько квадратных сантиметров, их уже захватила буйная растительность. Не было видно растений размером с дерево, не было ничего, начавшего расти раньше, чем всего несколько дней или недель назад.
В большинстве мест травянистые или вьющиеся растения были по высоте не выше пояса. Но часто они росли настолько густо, что между стеблями невозможно было разглядеть почву. Растения безумно, отчаянно боролись за воду, тепло и солнечный свет, вырастая прямо на глазах, выжимая все возможное из периода живительной влаги до того, как начнется испепеляющая летняя засуха. Он остановился, заметив лужайку, на которой двигались какие-то твари типа гигантских личинок размером в человеческий рост. Они жадно поедали растения и на их сероватых безволосых телах видно было движение складок.
— Гигантские инеевые черви, — произнес подошедший близко сзади Шенберг и после беглого взгляда потерял к ним всякий интерес. — Теперь смотри внимательно! За ними уже может быть что-то.
— Какие-нибудь более крупные создания замерзают по ночам полностью?
— Биологи, с которыми я беседовал, говорят, что это невозможно. Но я не думаю, что кто-то знает это наверняка. — Теперь, когда они остановились, Шенберг изучал местность в бинокль. Они миновали небольшой скалистый холм, оставив позади корабль. Единственными признаками человеческого присутствия на этой планете были оставленные ими за собой следы на редких пятнах талого снега или грязного дерна. Окружавший их мир многократно делался девственным в череде смерти и воскрешения.
Суоми также изучал окрестности, не прибегая к биноклю и высматривая объект для охоты. Пожелтевшее солнце касалось впадины на линии гористого горизонта, как будто в начале своего захода. На самом же деле еще оставался примерно час дневного света. На другом краю широкой долины затрещал ледник, обрушив нависший карниз в несколько тонн, и раскололся, образуя новый чистый водопад. Органные звуки более старых водопадов все также доносились издали. Постепенно, когда Суоми начал полнее воспринимать все окружающее, преодолев состояние простого восторга от возвращения к природе из замкнутого пространства, ему стало ясно, что никогда прежде он не видел столь прекрасной и одновременно ужасной природной картины, не видел ничего даже близкого к этому. Даже чудеса и кошмары космоса, которые оставались за пределами и возможностями человеческого понимания, когда уже казалось, что тебе удалось их постичь, нельзя было теперь сравнивать с увиденным здесь на этой планете. Этот грохочущий мир гор и долин с его взрывающейся жизнью не был, однако, вне пределов человеческого разума.
