Клиффорд Саймак - Город
Над деревьями внизу взвился столбик голубого дыма.
- А как же с ними? - спросил Вебстер, показывая на дым.
- Пусть остаются, если хотят, - ответил Адамс. - Для них тут найдется работа. И жилье найдется. Меня только одно заботит. Я не могу сам быть здесь все время. Мне нужен человек, который руководил бы этим делом. Посвятил бы ему всю жизнь.
Он посмотрел на Вебстера.
- Валяй, Джонни, соглашайся, - сказал Грэмп.
Вебстер покачал головой.
- Бетти уже присмотрела дом за городом.
- А вам не надо жить тут постоянно. - заметил Адамс. - Будете прилетать каждый день.
Кто-то окликнул их снизу.
- Это Уле! - Грэмп помахал тростью. - Эй, Уле! Поднимайся сюда!
Они молча глядели, как Уле взбирается вверх по склону.
- Потолковать надо. Джонни, - заговорил Уле, подойдя к ним. - Мыслишка есть. Ночью осенило, до утра не спал.
- Выкладывай, - сказал Вебстер.
Уле покосился на Адамса.
- Все в порядке, - успокоил его Вебстер. - Это Генри Адамс. Может, помнишь его деда, старика Ф. Дж.?
- Ну как же, помню, - подтвердил Уле. - Он еще полез в эти атомные дела. Что-нибудь это ему дало?
- И совсем немало. - ответил Адамс.
- Рад слышать. Стало быть, я ошибался, когда говорил, что из него не выйдет толку. Он все мечтал да грезил.
- Так что за идея? - спросил Вебстер.
- Вы, конечно, слышали про туристские ранчо?
Вебстер кивнул.
- Туда городские приезжали, чтобы ковбоев разыгрывать, - продолжал Уле. - Уж так им это нравилось! Они ведь понятия не имели, что настоящее ранчо - это тяжелый труд, им представлялась одна сплошная романтика, скачки на лошадях и…
- Постой, - перебил его Вебстер, - ты что же, задумал свою ферму превратить в такое туристское ранчо?
- Ранчо не ранчо, а вот насчет туристской фермы стоит помозговать. Теперь ведь настоящих ферм почитай что и не осталось, люди все равно не знают толком, что это такое. А уж мы им распишем - про тыквы с кружевами на корке и всякие прочие красоты…
Вебстер внимательно посмотрел на Уле.
- А знаешь, Уле, ведь клюнут. Драться будут, убивать друг друга, только дай им провести отпуск на самой настоящей, неподдельной старинной ферме!
Внезапно из кустов на склоне, мелькая кривыми лезвиями и помахивая длинной металлической рукой, с визгом, рокотом и скрежетом вырвалась какая-то блестящая штуковина.
- Это еще… - начал Адамс.
- Косилка, чтоб ей было пусто! - воскликнул Грэмп. - Я всегда говорил, что она когда-нибудь свихнется и пойдет куролесить!
Комментарий ко второму преданию
Второе предание при всей его чужеродности все-таки нам как-то ближе. Здесь впервые читатель ловит себя на чувстве, что это предание могло родиться у лагерного костра Псов. Для первого предания такое предположение немыслимо. Тут провозглашаются какие-то высокие морально-этические принципы, которые святы для Псов. Далее происходит понятная для Пса борьба, пусть даже в ней обнаруживается моральное и умственное оскудение главного действующего лица.
И появляется близкий нам персонаж - робот. В роботе Дженкинсе, впервые предстающем здесь перед читателем, мы узнаем персонаж, который уже не одну тысячу лет является любимцем щенков. Резон полагает Дженкинса подлинным героем всего цикла. Он видит в Дженкинсе олицетворение авторитета Человека, который продолжал влиять и после того, как исчез сам Человек; видит механическое устройство, посредством которого человеческая мысль еще много столетий направляла Псов, хотя сам Человек ушел. У нас и теперь есть роботы, приятные и полезные маленькие аппараты, единственное назначение которых - служить нам руками. Впрочем, Псы уже настолько свыклись со своими роботами, что мысленно не отделяют их от себя. Утверждение Резона, будто робот изобретен Человеком и представляет собой наследие эпохи Человека, решительно опровергается большинством других исследователей цикла. По мнению Разгона, мысль о том, будто робот сделан и дарован Псам, чтоб они могли создать свою культуру, тотчас отпадает в силу своей романтичности. Он утверждает, что перед нами просто литературный прием, который никак нельзя воспринимать всерьез.
Остается невыясненным, как Псы могли прийти к конструкции робота. Немногие из исследователей, занимавшихся проблемой развития робототехники, отстаивают мнение, что узкоспециальное назначение робота говорит в пользу его изобретения Псом. Такую специализацию, заявляют они, можно объяснить лишь тем, что робот был придуман и изготовлен именно теми существами, для которых он предназначен. Только Пес, утверждают они, мог столь успешно решить такую сложную задачу.
Ссылка на то, что никто из Псов сегодня не сумел бы изготовить робота, ничего не доказывает. Псы сегодня не сумеют изготовить робота потому, что в этом нет нужды, поскольку роботы сами себя изготовляют. Несомненно, когда возникла надобность, Пес создал робота, и, наделив роботов способностью к воспроизводству, которое выразилось в изготовлении себе подобных, он избрал решение, типичное для самих Псов.
И, наконец, в этом предании впервые появляется проходящая затем через весь цикл идея, которая давно уже изумляет всех исследователей и большинство читателей. Речь идет о возможности физически покинуть наш мир и достичь через заоблачные выси других миров. Почти все рассматривают эту идею как чистую фантастику (вполне допустимую в преданиях и легендах), тем не менее она тоже внимательно изучалась. Большинство исследований подтвердили вывод, что такое путешествие немыслимо. Иначе пришлось бы допустить, что звезды, которые мы видим ночью - огромные миры, удаленные на чудовищные расстояния от нашего мира. Но ведь всякий знает, что на самом деле звезды - всего-навсего висящие в небе огни, и многие из них висят совсем близко.
Пожалуй, наиболее удачное объяснение, откуда могла возникнуть идея о заоблачных мирах, предложено Разгоном. Все очень просто, говорит он: древний сказитель по-своему изобразил исстари известные Псам мир гоблинов.
БЕРЛОГА
Мелкий дождик из свинцовых туч плыл серыми космами среди оголенных деревьев. Он обволакивал живую изгородь, сглаживал углы построек, скрадывал даль. Он поблескивал на металлической оболочке безмолвных роботов и серебрил плечи трех людей, слушающих человека в черном облачении, который держал в руках книгу и читал нараспев:.
- Я есмь воскресение и жизнь…
Замшелая статуя над входом в крипту словно стремилась ввысь, всеми своими частицами напряженно тянулась к чему-то незримому. Тянулась с того самого далекого дня, когда ее высекли из гранита и водрузили на фамильном склепе как символ, столь близкий сердцу первого Джона Дж. Вебстера в последние годы его жизни.
