Геннадий Карпов - Афродита Супярилярийская
Обзор книги Геннадий Карпов - Афродита Супярилярийская
Геннадий Карпов
Афродита Супярилярийская
Что-то было не так!
Рауф осторожно раздвинул свисающие ветви и быстро, бесшумно, нырнул в их колючую глубину, скрывшись в переплетении веток кустарника, хвостов лиан и сумятице пятен света и тени, охватывающих громадное дерево; приник к стволу и затаился, зажав в зубах духовую трубку.
Точно, что-то не то…
Рауф набрал полную грудь воздуха, нащупал языком колючку и замер…
Сквозь неумолчный гам попугаичьих криков прорывались посторонние звуки, похожие на… на… Похожие на музыку! Кажется это… Непроизвольно Рауф расслабился, сладкой истомой сжало грудь, руки ослабли и трубка выскользнула из губ…
Снова, уже явственнее, вплетаясь в птичьи голоса, прозвучала мелодия… Мелодия звонка… Сельва поблёкла и исчезла, остались лишь попугаичьи крики… Крики и раз за разом звучащий марш Мендельсона будоражили просыпающееся сознание…
Было ещё очень рано: утро блеклым светом робко пробивалось через занавеси окна. Рауф, ещё не совсем отойдя от сна, с трудом поднялся, сел, бессмысленно глядя на клетки с попугайчиками. Опять, заглушаемая птичьим гамом, полилась мелодия дверного звонка, исполняющего марш Мендельсона.
Рауф резко хлопнул ладонями:
– Ти-х-х-о!!
Испуганные птицы на время умолкли. Он нашарил ступнями домашники, встал и поплёлся к двери, сопровождаемый свадебным маршем, но отнюдь не в свадебном костюме: в «семейных» трусах до колен и в грязной непонятного цвета майке, которая после многих стирок села, укоротилась и теперь чуть прикрывала пупок. Не спеша открывать, смачно зевая и почёсывая солидно выпирающий живот, Рауф спросил:
– К-то-о-о э-ээто-о?
– Встал! – обрадовались за дверьми. – Открывай, птичий царь, – в дверь пару раз пнули. – Свои! Открывай, ор-р-рёл!
«Толик…? Уже шесть?!»
– Сейчас… – Рауф отомкнул защёлку и, не ожидая гостя, заторопился обратно в комнату – одеться поприличнее, – …входи.
Те, кто раньше бывал в трёхкомнатной квартире Мурзаевых, попади они сюда сейчас, были бы ошеломлены. Везде налицо признаки разрушительного землетрясения и последовавшего затем опустошительного нашествия мародёров, что почти соответствовало истине. Опустошила квартиру бывшая хозяйка, жена Рауфа, в период между их разводом и её отбытием на землю обетованную. А землетрясение успешно заменил «мастер на все руки» Вова-знаток, взявшийся по знакомству «быстро, дешёво, сердито» сделать «евроремонт» в осиротевшей жилплощади. Получив задаток, он ураганом пронёсся по квартире, порушив где только можно штукатурку, с необыкновенным чутьём нашёл и вскрыл все щели, какие только были в стыках бетонных плит и в них самих; выковыривая старую проводку, продолбил несчётные метры для новой; пробурил-пробил десятка два отверстий и… иссяк.
Особенно «болезненным» для хозяина оказалось разрушение унитаза, вернее кардинальный снос его верхней седалищной части, что каждодневно неединожды ставило Рауфа перед архисложной задачей и вгоняло в депрессию. Правда, как всегда, нет худа без добра: это способствовало развитию снайперских качеств, закалило нервы и умерило аппетит.
Да, у Вовы, «знатока «евроремонта» были неординарные, выдающиеся способности к разрушению и, увы, явно ниже средних к созиданию. Куда только девались его азарт и неутомимость?! За полгода последующей деятельности, скорее сердитой, чем активной, он установил патрон для лампочки и розетку для телевизора в одной из комнат, поставил новый дверной звонок, разражающийся свадебным маршем, поначалу ошарашивающий гостей, особенно дам. Вова сделал из квартиры склад-кунсткамеру, притащив сюда всё что плохо лежало на стройплощадках и свалках, что вкупе с остатками былой обстановки и старыми вещами превратило её в труднопроходимый полигон, да такой, что передвигаться по ней в тёмное время суток стало небезопасно для здоровья. Возможно, когда-нибудь Вова и завершил бы ремонт квартиры, но, увы, его бурную деятельность остановили компетентные органы, задержав при раскулачивании очередной новостройки. И «знаток» окончательно исчез с горизонта.
Нет, нет, сказать, что Рауф после этого не боролся с окружающей квартирной средой, нельзя. Ещё как! Он проложил тропы во все помещения, а комнату, где были установлены розетка и патрон, даже обустроил, поставив там телевизор, несколько расшатанных стульев и то, что когда-то было тахтой. Не сдаваясь и обустраиваясь дальше, Рауф стащил туда всю остальную «мебель» и то, что могло за неё сойти, как, например, так и не установленный новый унитаз, бывший у Рауфа вместо крепкого устойчивого стула.
Уют крепчал.
Рауф прислушался к совету и приделал тахте ножки из стопок книг и, действительно, тараканьи набеги на неё стали реже и малочисленее – по утрам Рауф находил на простыне уже много меньше раздавленных трупиков. К тому же появилось новое увлечение – отступило одиночество – клетки с попугайчиками заслонили грязные стены.
Отгородившись от остальной квартиры птичьими клетками, Рауф успокоился и лишь изредка грезил планами грандиозного, классного, капитального, а главное, быстрого и дешёвого ремонта… Но, конечно, сначала надо было отбить у тараканов кухню. Количеством и безмерной наглостью тараканьи камикадзе пугали маму, и та всё реже и реже заходила к нему прибраться и перемыть посуду. Сам Рауф принципиально не мыл посуду и крайне редко прибирался. Действительно, разве это мужское дело?! Тем более кандидата исторических наук, профессора, наконец! Женское это дело. А женщины, даже сильно близорукие, несмотря на многообещающую мелодию звонка, после воздействия квартирной среды и близкого знакомства с тараканами переставали наведываться в гости.
Да, тараканы доняли! Один попугайчик, вызвав умиление у Рауфа, съел по глупости нахала, залезшего к нему на жердочку, и наутро околел. Терпение кончилось. Рауф объявил тараканам тотальную войну и применил химическое оружие массового поражения.
Предварительно пришлось эвакуировать всех попугайчиков к соседу, жившего под ним. Собственно, именно Алимамед (для друзей Алик) заразил Рауфа попугаефилией, когда, после отъезда жены, тому уж совсем стало невмоготу от одиночества.
Успешно проведя эвакуацию, Рауф забросал врага разнообразной химией: твёрдой, жидкой, пыльной, горючей и вонючей; и покинул квартиру, ставшую химическим армагеддоном. Когда через неделю Рауф вернулся, то был страшно разочарован: его встретили пёстрые полчища оголодавших, и поэтому жутко нахальных, тараканов-мутантов. Наутро грустно вытряхивая из простыни раздавленных мутантов, обдумывая трудную дилемму: стирать или не стирать её, ему печально подумалось, что тараканы если и понесли урон, то только моральный: им было ужасно одиноко без него.
