Владимир Колотенко - Верю, чтобы познать
Владимир Колотенко - Верю, чтобы познать краткое содержание
КОЛОТЕНКО
Владимир Павлович.
ХРОМОСОМА ХРИСТА
или
ЭЛЕКСИР БЕССМЕРТИЯ.
Книга вторая.
ВЕРЮ, ЧТОБЫ ПОЗНАТЬ
CREDO UT INTELLIGAM.
Создавать не золото, а жизнь.
Тейяр де ШарденЧасть четвертая.
ГЕОМЕТРИЯ СОВЕРШЕНСТВА.
Не короли правят миром,
и даже не олигархи.
Мир заставляют двигаться идеи.
А любая идея о «правильном» устройстве общества
приводит к большим потрясениям,
чем полномасштабная ядерная война.
Юрий НикитинГлава 1.
Через какое-то время, точнее сказать - прошла неделя или полторы, Жора отыскался. Как след Тараса у Гоголя. Шок прошел. В том, что Жора был шокирован моим рассказом, не оставалось сомнений. Он явился в лабораторию рано утром и с порога начал излагать дальнейшую стратегию нашей будущей жизни. Стали приходить сотрудники, затем зачастили телефонные звонки. Все это выводило Жору из себя. Он встал, взял меня за руку и потащил к выходу. Было холодно, и мы нашли какое-то тихое теплое кафе. По замыслу Жоры, стратегия заключалась в том, чтобы строить, как он сказал, «тело нового общественного строя, строя нового типа». Сама идея для меня новой не была. Но как?! Строить как? Как этот строй будет называться - не имело значения. Социализм с человеческим лицом, или рябое рыло капитализма, или же лучезарный лик коммунизма со светлым теплым нежно-голубым будущим - все равно, ведь от названия, провозглашал Жора, ничего не меняется.
- Ты как Ленин, - попытался я вставить словцо. Он не слышал.
- ... и положим в основу его развития принцип разумного отбора, основанного на подробном тестировании генома человека с выбором тех признаков и качеств его фенотипа, которые свойственны людям продвинутым, детям Света, которые достойны Человека Неба...
Он так и сказал: «Человека Неба», подчеркнув, что оба слова пишутся с большой буквы.
Я не мог не съязвить:
- Опять евгеника, опять махровый расизм, прикрытый налетом достижений современной генетики?..
- Да нет же, - Жора отмахнулся от моих слов, как от мух, - нет-нет!..
Он взял чистую салфетку, сложил ее вчетверо и, достав из внутреннего кармана пиджака шариковую ручку, стал рисовать свой излюбленный нейроцит без аксона. В дальнейшем я не мог даже слово вставить.
- Пусть это будет даже Царство Небесное, Град Божий!.. Христианополис!..
Господи, подумал я, какие смелые слова!
- Архитектоника генома позволяет нам...
Жора иногда поднимал голову и коротко смотрел на меня, но не видел, и в большей степени говорил сам с собой, рассуждал, убеждая самого себя и используя меня в качестве болванчика - любознательного студента-первокурсника, впервые услышавшего о возможностях практического применения новых знаний о генах. Было очевидно, что за эти несколько дней своего отсутствия он хорошенько продумал наши перспективы.
- Понимаешь, все идеи прокисли, нужна новая мысль. Это определенно! Архитектоника генома позволяет нам не только...
Он, мне вдруг пришло это в голову, впервые предлагал человечеству, пусть всего лишь в моем лице, предлагал свою стратегию не только увеличения продолжительности жизни, стратегию преодоления времени, но и стратегию улучшения рода человеческого, его породы, по сути - стратегию совершенства. И, вот что самое главное, - его выживания! А по сути - спасения! Словно в забытьи, он уже тысячу раз произнес свое «Определенно», что свидетельствовало о постоянной работе его ума и потере контроля при подборе слов для точного выражения мыслей. Бешеный поток сознания, настоящий мейстрим лился из него, как вода из лейки, бурный поток слов и ничего больше.
- Почему бук или тис живут тысячу лет? Почему твоя секвойя живет до шести-семи тысяч лет? Это сотни поколений людей?! Тут все дело, я уверен, в геноме. Распознав архитектонику их генома, мы не только сможем...
- Да, пожалуй...
- Я уверен!
- Тут не может быть никаких сомнений...
Нужно было, я знал, помочь ему спуститься с Неба на Землю, но всякая попытка пробраться вопросами в его мозг смывалась горячими струями словесного месива. А сколько было пышно клубящейся жаркой пены!
- Вот послушай, - сказал он и сощурил глаза.
Я весь превратился в слух, надеясь услышать нечто невероятное.
...дайте мне чёрный, чтоб оттенить живое.
Чтоб не забыли, что есть и иные краски.
Дайте мне белый - снова покрасить стену.
Чтоб рассказать сначала другую сказку...
- Понимаешь... Нужна другая сказка, другая, новая, неожиданная... Нужна другая конструкция мира... Понимаешь?!!
Я ждал, не перебивая его, не решаясь спросить, что всё-таки даст нам эта самая архитектоника генома, какие возможности откроет, что позволит.
- Позволяет, а? Как думаешь? - то и дело спрашивал он, и, не рассчитывая услышать ответ, дальше щедро делился своими задумками и планами.
Что позволяет?!
Я кивнул. Спорить же не имело смысла. Вдруг - как укол в голову: это же стихи Тины! Жора цитировал Тину. Неделю тому назад я сам ему декламировал эти строки! И вот... Ах, Жорочка, да ты тоже подсел на нашу Тину! Поздравляю!
А Жора, не замечая, что я стушевался, лил свое:
- Вся эта вонючая навозная куча, которую кто-то обозвал человеком, вся эта мерзость и мразь...
Нельзя сказать, что «мерзость» и «мразь» были любимыми Жориными жалящими словцами, но их сочетание он часто использовал для выражения презрения и полного отвращения к тем, кто погряз в плотской низости.
- Мир живет в полном дерьме, и теперь каждому олуху ясно, что никакая демократия, никакое народовластие и народоправие не способны остановить его падение в бездну. Ни просвещение, ни сила знаний, ни церковь не способны остановить гибель и этого Рима...
- «И ни церковь, ни кабак...» - начал было я.
- Именно! - воскликнул Жора, - «Ничто не свято!..». Маммона, маммона, деньги, деньги, неудержимая страсть накопительства. Вот на нее-то и требуется накинуть узду! Мы обросли коростой невежества и скупердяйства. Жрать!.. Да, нужна свежая звонкая и холодная мысль... Чтобы из этой плесени, покрывшей всю землю тонким молекулярным слоем, сделать, наконец, хотя бы антибиотик.
- Какой плесени?
- Ну, твоего человечества.
Я знал, что Жора давно растерял все симпатии к современному миру и жадно искал пути к его улучшению. Он все чаще задавался вопросом: почему? И разве ничего нельзя изменить?
Пока Жора экспрессивно расточал филиппики нынешнему устройству мира и несовершенству цивилизации, я вдруг подумал о том, что и меня не все устраивало в этой жизни, в жизни этих людей, этой страны и даже этой планеты. Я поймал себя на мысли, что во многом - во всем! - солидарен с Жорой. И готов за ним следовать. В рай или в ад, куда? Я не знал. Во всяком случае, наши мысли, как это часто бывает у... у братьев по разуму, сходились на одном: пора! Но как?.. Я понимал лишь одно: нужно спешить! Бежать!!! Но куда?.. И что же все-таки позволяет нам разгадка архитектоники генома?
- А тут еще и ты со своими клонами, - огорченно заключил он.
- Прости великодушно, - улыбнувшись, повинился я, - знаешь, эти клоны...
- Да знаю я, знаю я тебя... Ну как тебе Пракситель, - ухмыльнулся он, - как я тебя...
Жора, как гюрза, клюнул головой пространство.
- ...клюнул, - подтвердил он.
- Гадюка, - сказал я, - умеешь! Укусить!
- На вот, держи, - он добыл из своего непременного желтого портфеля Тинин томик стихов, - на... почитай-почитай...
- Ааа! - вскрикнул я, - так вот где... А я обыскался весь... А ты, змей... Даже на память... Нравится?
- Да ладно тебе... Забыл отдать... Хорошая подложка под сковородку...
- Что?!!! - я вскочил со стула, как ужаленный, - что ты сказал?!!
- Сядь, - мирно сказал Жора, - не кипятись... ну... стишки... ну, так... Ты ее уже разыскал? Как она?
- Кого разыскал? - я все еще был зол.
- Ну, эту твою Тину-картину... как там ее?
- Ты рехнулся, Жор? Как разыскать, когда разыскать, зачем разыскать?.. Ты, брат...
- А я бы разыскал, - смял он манжету моей рубашки, - будешь потом локти кусать.
- С чего бы вдруг?
- Сам знаешь с чего!
Я так и не сообразил, почему мы вдруг прилипли тогда к этой Тинешэ. А Жора, Жора, совершенно равнодушный не то что к Маяковскому, не то что к Пушкину или Есенину, но даже к «To be or not to be», даже выучил ее Праксителя! Я, конечно же, был поражен, потрясен: что заставило?!!
Когда нас попросили освободить кафе, был третий час ночи. Жора аккуратно сложил салфетку и сунул ее в задний карман джинсов, уложил в переполненную пепельницу дымящийся окурок и, заглянув мне в глаза, спросил:
- Ну что скажешь?
