Ноэми Норд - По велению Ваала
Обзор книги Ноэми Норд - По велению Ваала
По велению Ваала
Ноэми Норд
© Ноэми Норд, 2016
ISBN 978-5-4483-1183-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
I. Круг Люцифера
Тень создана поглотившим свет.
Жизнь создана поглотившим смерть.
Женщина – чара изначального греха.
Ритуал очищения от этих чар тоже грех,
ибо он зрелище,
подобное публичным пляскам
голых куртизанок
под рукоплескания черни.
«Хроника Великого очищения»1. Проклятие Джиорджины
Гиззо истязал себя не только постами, но и страхом.
Проклятие ведьмы сбылось. Лепра проникла в кровь, пустила корни в костный мозг.
Голод, молитвы и власяницы были уже бессильны.
Его могло спасти только чудо.
Или великое прощение.
Скрипя зубами, он шел в поселение прокаженных, падал на колени, мыл полусгнившие ноги больных и умащивал гнойные волдыри елеем.
Прокаженные со страхом смотрели на него сквозь неровные дыры в разлохмаченных колпаках, но благодарности в их глазах монах не находил.
Отверженные угадали тайну знатного доминиканца.
Заражен.
Проклят дьяволом, как все они.
Иногда инквизитору казалось, что больные насмехаются над ним и даже торжествуют. Прокаженные рады, когда их полку прибывает. Чем больше стая, тем легче выжить.
Когда-то все эти люди прошли путь покаяния. Дорога лепры привела их сюда, в отвратительный мир изгнанников. Было время, когда надежда еще теплилась в сердцах, и они также, как этот монах, падали на колени и омывали струпья чужих ног.
Но чуда не произошло.
Проказа – наказание свыше. Отменить ее может только всевышний. Об этом гласит библейская книга Иова.1. Они выучили псалмы наизусть. Но кроме Иова господь никого не исцелил.
Прокаженные никогда не снимали полуистлевшую мешковину с лиц. Это запрещалось в присутствии гостей. По буграм на ткани и кровавым подтекам Гиззо легко мог угадать, насколько страшны и отвратительны спрятанные лица.
Глядя в зеркало, он сравнивал себя с прокаженными.
С виду болезнь была еще незаметна.
Гиззо подмечал у себя все те же тонкие черты, лицо еще не скуксилось в звериную морду, и отсутствие бубонов на лбу и щеках слегка утешало.
Но первые признаки заражения не оставляли сомнений: проказа.
Большой палец не чувствовал огня.
Иногда, оставаясь наедине с собой, Гиззо подолгу держал руку над свечой, и вонь от сгоревшего ногтя повергала душу в ад.
Атрофия начинается с кончиков пальцев. Потом онемеют губы, нос и крайняя плоть. Вслед за этим господь отберет у него человеческое лицо, превратив в животное.
В минуты отчаянья память воскрешала в сознании густой надорванный голос ведьмы:
– Будь проклят! Я заразила тебя! Ты прокажен! Бог не поможет палачу невинных!
О Джиорджине, венецианской ведьме, летающей на метле, в конгрегацию сообщила соседка.
Ведьму арестовали, привели в пыточную, раздели, приготовив для испытания новое, пока непроверенное, но, по словам главного механика, безотказное средство.
Мастер пыток водрузил на столешницу перед Гиззо странный прибор:
– Испанцы его называют «Фаллос Сатаны». Но в отчетах он значится, как «груша для внутреннего расширения». Покажи ее ведьме – сразу сознается.
Но Джиорджину механизм не устрашил.
Напрасно механик щелкал перед носом жуткими железными лепестками. Ведьма плевала на них и стояла на своем:
– Шабаш? Мазь для полета? Ничего не знаю!
– Тебя видела соседка.
– Нэта? Врет! Со свету сживает.
– Что-то не поделили?
– К мужу приревновала. Оклеветала меня, старая курица!
– А это что такое? – Гиззо поднес к носу ведьмы стоптанный деревянный башмак.
– О, нашлась потеря! Где вы его подобрали, преподобный?
– Это твой башмак, Джиорджина?
– Мой.
– Докажи.
– На подошве – метка. Сама вырезала ее, чтобы в гололед не скользить. Смотри: «ДЖ»?
– Когда потеряла?
– На прошлой неделе, после дождя.
– Где, не подскажешь?
– Он увяз в колее. Темно было, не помню, что пила. Гляди: хожу теперь в изношенных прошлогодних. Вот спасибо, нашли! Хоть какая-то польза от господина инквизитора!
– Стало быть, ты сознаешься, что обронила башмак, пролетая над домом Нэты?
– Ты смеешься, преподобный? «Пролетая над домом Нэты»! Но смеешься ты над собой. Посуди, с моими телесами разве я усижу на метле? – ведьма игриво покачала бедрами и, повернувшись к инквизитору задом, похлопала себя по раскормленным ягодицам.
От этих хлопков ее тело задрожало, как молочное желе.
Механик игриво крякнул в кулак, но, встретившись взглядом с Гиззо, смиренно опустил глаза.
– Не паясничай, Джиорджина. Дело серьезное. Ты должна указать место шабаша. А также выдать остальных соучастниц.
– Выдать не трудно. Да только сначала нужно согрешить.
– Ночные полеты – доказательство греха.
– На колдовской метле сидеть не пробовала, а вот за твой черенок с радостью подержусь.
– Чезаре, приступай, – приказал Гиззо мастеру пыток.
Когда ведьма, захлебнувшись криком, умолкла, Чезаре Ачилло сказал:
– Антонио, она готова.
Гиззо наклонился над посиневшим лицом ведьмы:
– А теперь, проклятая, повтори снова, что ты знаешь о шабаше и о той светящейся мази, которой обильно смазала черенок метлы.
Ведьма, приподняв голову над станком, искусанными до крови губами прошептала:
– Расскажу без утайки. Только тебе одному. На ухо. Иди сюда. Ближе, ближе, преподобный. Все узнаешь.
Когда Гиззо, наклонился к ведьме, она плюнула ему в глаз:
– Я прокаженная, доминиканец! Слышишь? Ровно через три года у тебя отвалится нос, а красивое личико превратится в морду зверя. От проказы нет спасения.
С этой минуты Джиорджина не замолкала ни на мгновенье. Она то выла, то рычала тигрицей, царапая воздух когтями, то хохотала от радости, забыв о железе, разрывающем утробу на куски:
– Ты сдохнешь, пес!
– Отвечай!
– Будешь выть перед смертью, как я!
Механик сказал:
– Антонио, я проверил грушу. Она действует безотказно. Жаль, что ведьма превратилась в волчицу.
– Она не созналась.
– Дай мне чертовку на ночь. Утром она будет кротка и, как папа римский, благословит ближнего на здравие и любовь.
В этот раз Чезаре применил усовершенствованную «защиту колыбели».
Он посадил дьяволицу на бревно, выструганное в виде клина. Даже у бывалых палачей нервы не выдержали, когда механик прокатил ведьму вдоль станка.
Три дня Джиорджина, подвергнутая новой пытке, вопила, как перед смертью. Кол, всаженный между ног, соединил вагину с аналом.
– Для колдуньи такая пытка пустяки, – объяснил механик.
Но «защита колыбели» так и не вернула ведьме разум.
Что только с ней не вытворял мастер пыток!
Жег паклю на голове, запускал жужелиц в уши, купал в ледяной воде, – ведьма, беспрерывно тянула на одной ноте:
– Сдохни, пес, сдохни! Убейся, утони! Проказа уже внутри! Проказа съест твои кости! Проказа снимет с тебя кожу!
Рассудок к ней так и не вернулся.
Судейский лекарь, поднаторевший в восстановлении здоровья еретиков перед походом на костер, в этот раз беспомощно развел руками:
– Медицина бессильна. Одержимость не пройдет.
– Мы не сможем отправить сумасшедшую на костер, – задумался главный инквизитор.
– Но мы можем зашить ей рот, связать и нахлобучить на рожу веселый колпак, – подсказал механик.
Джиорджина стала первой венецианской ведьмой, которой Гиззо подписал смертный приговор.
2. Давай, Чиэра, давай!
Инквизитор любил наблюдать, как дьявол пляшет вместе с ведьмами на углях, как щекочет их подмышки и пятки, заставляя совершать немыслимые кульбиты.
Сначала невидимый любовник сдирал с ведьм бумажную одежду, обнажая запретную плоть. Вслед за этим от жарких поцелуев на коже расцветали алые бутоны, и огненные удавы оплетали плечи, бедра, и шеи.
Ведьмы вопили, извиваясь на полыхающем ложе, пока дьявольский пест изнутри испепелял вредоносные лона.
Чем меньше на земле женщин, тем меньше голода и нищеты. Голод – главная причина смуты.
Любая роженица подозрительна. Неизвестно что от нее родится на свет.
Любая повитуха – преступница. Родовые муки – есть приговор дочерям Евы. Они должны страдать. Да будет им по заслугам!
Мир грешен, благодаря женщинам. И даже новорожденные девочки подлежат особому наблюдению. Неизвестно которую из них изберет Сатана в свою рать.
Стойкое отвращение к женщине, как к предмету греха, возникло у двенадцатилетнего подростка, когда он застал мать с хозяином богатого магометанского дома, где она служила прачкой.
Однажды среди выстиранных полотнищ белья, халатов и шальвар, развешанных под солнцем, мальчик услышал настойчивый мужской голос:
