Николя Д’Этьен Д’Орв - Тайна Jardin des Plantes
— Потом все здесь к вам привыкли: смотрители зоопарка, сотрудники музея, жители соседних кварталов, посетители… Когда вы были маленькие, все, кто видел, как вы играете в саду — как будто на огромной персональной детской площадке, — называли вас…
— Адам и Ева, — прошептал Сильвен.
— Да, или Поль и Виржини, — прибавил старик с ностальгической улыбкой.
Но Тринитэ, отбросив всю эту романтику, напрямик спросила:
— Но ведь не восхищение окрестных жителей заставило вас отказаться от первоначального плана?
Любен со стоном вытянулся на кровати. Его лицо побледнело. Угли в камине погасли, полностью залитые водой.
— Нет… просто нам неожиданно повезло…
Тринитэ взглянула на него непонимающе.
— Вскоре после рождения Сильвена и Габриэллы парижская мэрия развернула масштабные подземные работы, которые даже Жервеза и ОЛК не смогли остановить.
— Какие работы?
— Прокладку новых линий RER[14].
— И что же?
— Сами о том не подозревая, рабочие засыпали все ходы, ведущие в Аркадию…
— И… аркадийцы оказались заперты под землей? — в замешательстве проговорила Тринитэ. — Они не смогли оттуда выйти, даже когда работы закончились?
— Нам ничего не было об этом известно…
— Как это ничего? — спросил Сильвен.
— Мы с Жервезой ждали их появления в любой момент. Мы готовы были отдать им полный отчет о наших экспериментах, об эволюции белых обезьян — поскольку, разумеется, они ничего не знали о твоем с Габриэллой существовании…
— А они так и не пришли…
Глаза Любена на мгновение широко раскрылись.
— Никогда.
Тринитэ, ничего не понимая, смотрела на комнату, на грозящую ворваться в дом убийственную воду за окном, на весь этот мир, стоящий в двух шагах от гибели…
— Но тогда… вот это все…
— За те много лет, что аркадийцы ничем не напоминали о себе, мы почти успели забыть их мир, ныне отрезанный от нашего. ОЛК превратилось в обычный клуб, собрание доморощенных исследователей подземелий, белые обезьяны превратились в обычное развлечение для посетителей зоопарка, а Сильвен и Габриэлла — в обычных детей…
Любен протянул руку к своему воспитаннику. Тот слабо сжал ее, избегая, однако, встречаться взглядом со стариком.
— Да, в наших настоящих детей! В конце концов, мы ведь и правда были вашими родителями. Мы стали ощущать ответственность за вас — а раньше мы ничего подобного не испытывали, увлеченные лишь своими опытами… Мы поняли, какой страшной трагедией может стать потеря ребенка…
В голове у Сильвена словно гудел колокол, сердце молодого мужчины отчаянно колотилось, но он продолжал молча слушать.
— Восемь месяцев назад, — помолчав, продолжал Любен, — они появились снова…
— Кто?
— Аркадийцы.
— Как?
— За тридцать с лишним лет они, очевидно, прорыли новый ход на поверхность.
— И… где они появились?
— В Ботаническом саду. Все произошло очень просто. Один из них подошел к Жервезе возле клетки белых обезьян и спросил: «Вы не забыли нас, мадам хранительница?»
— Чего он хотел?
Любен с силой растер ладонями лицо:
— Узнать, насколько мы продвинулись в наших экспериментах…
— И что же?
Любен нахмурился:
— Из всех вариантов поведения твоя мать выбрала наихудший… Вместо того чтобы выложить карты на стол или попытаться скрыть от наблюдателя ваше существование, она запаниковала и притворилась, что вообще его не узнает.
— И даже его не выслушала?!
— Нет, выслушала, но, когда он закончил свой рассказ, она посмотрела на него в упор и произнесла: «Месье, я не знаю, кто вы, но вы беспокоите наших посетителей, и я прошу вас покинуть зоопарк» — тем тоном, который тебе и всем нам так хорошо знаком. А потом позвала Эрве и Жозефа и велела им проводить его до выхода на улицу Линнея…
— Как наблюдатель отреагировал?
— Он остался невозмутимым, лишь сказал: «Ну что ж, если вы, мадам хранительница, предлагаете мне эту игру, я сделаю свой ход через двадцать четыре часа».
— И что произошло через двадцать четыре часа?
— Взрыв в Майо…
Все трое долго молчали. Комната Любена все больше напоминала бассейн.
— А еще через день Жервеза нашла записку — кто-то приклеил ее скотчем к прутьям клетки белых обезьян. В ней было написано: «Ну что, теперь память к вам вернулась, мадам Массон?»
— И… что вы тогда сделали? — спросила Тринитэ.
— Тогда мы… организовались.
— То есть?
— От других членов ОЛК Жервеза получила все данные о недавних событиях в городе — только она, разумеется, догадывалась о том, что все это означает. Ей удалось убедить остальных, что подземные карьеры представляют собой опасность как потенциальное убежище для террористов.
— Ложная цель, — заметила Тринитэ.
Запрокинув голову, Любен смотрел на потолок своей хижины. Скоро и потолок зальет водой…
— Чтобы усилить давление на нас, аркадийцы ввели в игру нового персонажа — Протея Маркомира.
Услышав это имя, Сильвен резко поднялся.
— Маркомир! — прорычал он с ненавистью, словно воочию увидев сцену, недавно разыгравшуюся в галерее, и труп матери…
Внезапно он осознал, что еще не сказал Любену о смерти Жервезы! Однако вряд ли это сейчас могло что-то изменить…
— Аркадийская марионетка! — сказал смотритель презрительно. — Жалкий прихлебатель! Ему удалось сыграть на массовых психозах, начавшихся после взрывов, и он состряпал этакую современную версию Апокалипсиса — свою книжонку «SOS! Париж». В результате всеобщая напряженность и подозрительность еще усилились, нарастая с каждым днем. Этого и добивались аркадийцы — очевидно, они нарочно закручивали гайки, рассчитывая продемонстрировать Жервезе и мне свое могущество, чтобы подхлестнуть наши научные изыскания, которые позволили бы возродить их древнюю расу…
Любен судорожно перевел дыхание. Все его тело напряглось.
— С тобой все в порядке? — с тревогой спросил Сильвен, сжимая его руки в своих ладонях.
Старик кивнул и продолжал:
— Нужно было возобновлять эксперименты, снова приводить лабораторию, находящуюся под музеем, в рабочее состояние и ставить там опыты над белыми обезьянами… Но они теперь были как дети — совсем несмышленыши… За много лет они окончательно перешли в животное состояние. Однако мы продолжали опыты, вплоть до недавнего времени, невзирая на то что обезьянам приходилось причинять боль… а они даже не понимали, в чем провинились, за что мы так их наказываем… Но все было безрезультатно.
— И тогда?..
Старик, не отваживаясь взглянуть Сильвену в лицо, глухо ответил:
— Тогда мы подумали о вас…
— О нас?..
— О тебе и Габриэлле.
Сильвен судорожно сглотнул. Его дыхание участилось.
— В конце концов, ведь вы оба были наполовину аркадийцы… Может быть, если бы мы… пожертвовали вас им, они остановили бы катастрофу, которую грозили устроить…
Сильвен едва мог поверить, что его наставник действительно произнес эти слова. Он вздрогнул от отвращения:
— Вы собирались отдать нас аркадийцам? Принести в жертву?! Своих собственных детей?!
— Но что еще мы могли сделать?..
«Предатель!» — с презрением произнесла про себя Тринитэ, одновременно констатируя, что эта история уже давно вышла за рамки обычной семейной саги.
Любен бесстрастно продолжал, видимо решив полностью сосредоточиться на рассказе:
— Но перед этим нам нужно было убедиться, что в ваших жилах действительно есть аркадийская кровь. Для того чтобы это узнать, существовало идеальное средство…
— Какое?
— Картины…
«Да, логично», — подумал Сильвен. Картина, так сказать, прояснялась…
— Да, Сильвен. Эти картины были написаны Бюффоном во время его единственного путешествия в Аркадию. К краскам было подмешано то самое вещество из аркадийского озера, куда оно попадало из Бьевры. Оно действовало на жителей наземного мира как некий химический фильтр: им только казалось, что они могли бы войти в эти картины, жить в них… но им этого не удавалось.
— Картины… — прошептал Сильвен, и Тринитэ увидела, как он бледнеет прямо на глазах.
— Мы с Жервезой скрывали их от вас. Мы как будто хотели забыть о вашем настоящем происхождении… Она показала их тебе всего несколько дней назад, после того как я, неделей раньше, показал их Габриэлле…
— Значит, ты все-таки виделся с Габриэллой…
— Один-единственный раз после ее отъезда. Как раз тогда, на прошлой неделе. Но это было очень нужно! Я и раньше знал, где она живет, но не пытался с ней встретиться, потому что она этого не хотела. Однако было совершенно необходимо, чтобы она увидела картины…
