Странница - Шаблинский Илья

Корней взглянул на часы:

— Ладно. В центре зала. Все.

Сделав несколько шагов вниз по ступеням, он остановился на площадке за метр до того места, где лестница ныряла под гранитный козырек подземного перехода, отрезая путь мобильной связи. Помедлив, снова извлек телефон и набрал номер Эммы. Она долго не отвечала. Наконец после коротких шорохов отозвался женский голос, и Корней понял, что ошибся — это была не Эмма. Он тут же набрал знакомый номер еще раз. Теперь ответили сразу: тот же сиплый и резкий женский голос прокричал с хамской развязностью:

— Ну, чё ты звонишь? Ну, чё? Кар-ней?

Его имя она выговорила с непривычным нажимом на срединную «р». Корнея бросило в пот. Он прервал связь и торопливо зашагал вниз по ступеням.

В этот момент на другом конце города взволнованный Антон припарковывал автомобиль, отыскав место у заснеженной обочины возле станции метро «Кропоткинская». Пытливый любитель замысловатых сюжетов, он объяснял свою спешку и волнение тем, что клиент неожиданно вздумал встречаться с новой знакомой. С точки зрения его концепции данный поступок мог быть чреват непредсказуемыми поворотами в судьбе клиента. Причем ничего хорошего ждать не приходилось. Клиенту нужно было потерпеть, выждать, медленно, шаг за шагом отделиться от женщины, обладающей опасным даром, — как поступил, в частности, его предшественник, не особенно, впрочем, выгадавший позже. Антон как-то поймал себя на том, что новые факты в развитии этого необычного дела он в последние два-три месяца осмысливает с шахматным тщанием и азартом, будто не замечая обстоятельств, насилующих здравый смысл.

На какую-то секунду он погрузился в раздумья и не сразу отреагировал на телефонный сигнал. Телефонировал Линько. Голос у него был приглушенным и растерянным. Антон не помнил, чтобы его бедовый помощник когда-либо изъяснялся таким голосом.

— Клиента дома нет, — сообщал Линько, — слышишь, Антон? Я звоню ему — он недоступен, приехал сюда, проник в подъезд с соседкой, поднялся на этаж, смотрю — дверь открыта. Дома дочь и сама… ну, в смысле жена. В общем, такое…

— Что там за крики у тебя? — перебил Антон.

— Так это… роды у нее начались… преждевременные… — Линько еще больше понизил голос. — Я на кухне. Дочка мне говорит: останьтесь, может, помощь будет нужна… Короче, такие дела.

— Вова, слушай. — Антон, покусывая губу, беспомощно оглянулся. — Тебе лучше бы оттуда уб раться. Ей-богу.

— Не могу я, — виновато ответил Линько. — Перед дочкой неудобно… просила. И вообще…

— Что вообще?

Линько ответил не сразу. Было слышно, что он перемещается в каком-то замкнутом, тесном пространстве, возможно в поисках более удобного места. Потом голос его зазвучал с особым придыханием — так, как если бы он говорил, прикрывая трубку ладонью.

— Дверь-то была открыта, дочка говорит мне — мол, скорую ждем… Вот… А я на кухне…

— Ну, приехали они?

— Да, приехали… Ты бы видел. Типа скорая. Две тетки. Явились как тени. Я не заметил как. Одна черная, другая светлая, одна старая, другая вроде молодая совсем. Ну, я не приглядывался, знаешь, как-то не смог. Черная заглянула ко мне и говорит: здесь стой. И все. Вот, стою… А чё делать-то? О! Слышишь, как кричит?

— Слышу…

— Ну, и чё мне теперь?

— Послушай, Володя. — Антон старался говорить спокойно и веско. — Клиент тебя не дождался. Мы с ним сейчас встречаемся в метро. Ты, главное, будь на связи, я тебе буду звонить. Или, если что, сразу звони сам. Слышишь? Будет возможность — уходи оттуда. К женщинам этим и к ребенку, когда родится, не суйся. Слышишь? Давай так: сейчас половина. В шесть выходим на связь. Понял?

Он закрыл машину, скользнул взглядом по циферблату и трусцой направился к арке — входу в метро. Впрочем, он сразу же был вынужден сбавить ход и влиться в густой и вязкий людской поток.

Мерная тряска и тоннельный гул, казалось, не давали ему сосредоточиться, собраться с мыслями, выводили из себя. Прежде Корней такого не испытывал. Время от времени он подносил к глазам мобильный телефон, воспаленно вглядываясь в россыпь черных цифр — номер Эммы. Он уже сверял его с номером в записной книжке — на густо исписанной страничке под литерой «Л», — но ошибки не находил. Оставалось предположить одно из двух: ее телефон был похищен или утерян. И каждая из этих возможностей — опций ветвилась сумрачными домыслами. Он смотрел в свое отражение в темном стекле, за которым быстро струились по стене подземные змеи, питающие тоннель, и сознавал, что к нему возвращается подзабытый ночной страх. Он вроде бы успел уже забыть о нем и о его суеверной природе. Теперь к страху примешивалось чувство вины. Корней, стиснув зубы, бессильно вжал в стекло литой кулак. Крупная женщина в расстегнутой шубе, почти притиснутая к Корнею, посмотрела с любопытством.

На станции «Полянка» его вынесло из вагона в молчаливой, душной, трущейся шубами и куртками толпе. На платформе тоже было чересчур людно: наверное, давно, минут пять, не было поезда, и он, забывшись на секунду, меланхолически подумал, что встречу следовало назначать в конце, а не в центре зала. Он сразу же и оказался в этом центре, на равном расстоянии от гудящих эскалаторов и похожих на гигантских ярмарочных кукол фигур мужчины, женщины и ребенка, украшающих тупик. Он бессмысленно потоптался на пути у двух или трех сталкивающихся потоков, а потом прошел к смешным фигурам в тупичке. И у мужчины и у женщины были маленькие обтекаемые кегельные головы и плоские лица. Но и на этих лицах, вероятно, можно было прочитать маленькое кегельное счастье (на лице ребенка, выполненном явно наспех, нельзя было прочитать ничего). Корней на секунду остановился у фигур, мельком и как-то совершенно невпопад подумал: «И таким счастьем тоже, наверное, нужно дорожить». Он вернулся на платформу, мучительно припоминая, кому еще назначил встречу на этой станции. Профиль женщины, похожий на профиль Эммы, он увидел неожиданно. Женщина стояла в толпе, довольно близко к краю. Корней, ощутив мгновенный спазм, будто толчок от диафрагмы к горлу, начал ожесточенно проталкиваться. Из тоннеля обычным слоновьим голосом крикнул раздраженный поезд. Фигуры в шубах зашевелились. Женщина, светлый профиль которой взволновал его, медленно повернула к нему лицо.

Поезд, как назло, шел медленно и тяжело, пару раз останавливался в тоннеле. Лишь перед самой станцией он разогнался, вылетел на свет с криком и шумом. Антон еще раз взглянул на часы, убедился, что отстает от намеченного графика минуты на три — клиент мог бы ему попенять. В этот момент поезд, зарычав, сменил плавное торможение на резкое. Тепло одетые пассажиры повалились друг на друга. Взметнулись брызги ругательств: рядом с Антоном матерно выбранилась высокая женщина, которой отдавили ногу. После паузы двери раздвинулись. На платформе тоже стоял крик. Антон, хмурясь, протолкался к центру зала и какое-то время потоптался там, оглядываясь по сторонам. Клиента не было видно, его телефон был отключен. Поколебавшись, сыщик попробовал вернуться обратно на платформу, проникнув между широких пилонов. Теперь это оказалось немыслимо. Прибывший поезд не уходил — платформа была запружена усталой зимней публикой. Громкий гомон заставлял предположить происшествие. Детектив протолкался к началу состава и выловил хмурую тетку в синей форменной одежде.

— Извините, что-нибудь случилось?

Рядом с теткой оказался бледный плотный машинист.

— Мужчина под поезд попал, — сказала дежурная, — толкнули вроде… или сам.

Машинист, покосившись на Антона, молча направился куда-то в зал.

— Валера! — крикнула ему вслед дежурная. — Ты дозвонился?

Машинист на ходу кивнул и скрылся в толпе. Антон набрал еще раз телефон Корнея, дождался неутешительного ответа, сказанного нежным женским голосом, и спрятал телефон в карман.

Ему хотелось присесть, но все лавки были уже заняты. Он оказался возле скульптурной группы, олицетворявшей счастливую семью, и в этот момент его настиг телефонный сигнал Линько.