Кристофер Мур - На подсосе
— Только мыться. Без секса!
— Почему? Мы уже просрали депозит за уборку.
— Двери душевой кабинки — стеклянные.
— Ладно. Тогда я давай вымою тебе…
— Нет, — твердо сказала она. Взяла его за руку и поволокла в ванную.
Выяснилось, что сверхчеловеческие вампирские силы очень впору, если нужно побрить кота весом тридцать пять фунтов. После парочки фальстартов, когда приходилось гоняться за огромным котом Четом в пене для бритья по всей студии, они убедились в ценности нового парикмахерского орудия — монтажной ленты. Из-за нее, правда, не удалось побрить ему лапы. Когда Томми и Джоди все закончили, Чет походил на пучеглазого брюхастого проточеловека в космических сапогах, отороченных мехом. Кошачий плод любви между Горлумом и домашним эльфом Добби.
— Не уверен, правда, что стоило брить его целиком, — сказал Томми, сидя на кровати рядом с Джоди. Они рассматривали связанного бритого Чета, лежавшего перед ними на полу. — Выглядит он жутко.
— Довольно-таки, — согласилась Джоди. — Лучше пей, а то у тебя раны не затягиваются. — У нее самой все царапины, синяки, засосы и любовные укусы совершенно исчезли — остались только хлопья пены кое-где в волосах. Джоди была совсем как новенькая.
— Как? — спросил Томми. — Откуда мне знать, куда его кусать надо?
— Попробуй в шею, — посоветовала Джоди. — Только сначала как бы нащупай вену языком, а потом уже кусай. Только не сильно. — Она пыталась давать инструкции уверенно, однако территория для нее была такой же неисследованной, как и для него. Ей нравилось учить Томми начаткам вампиризма — как раньше нравилось учить его вести себя по-взрослому и по-человечески. От этого Джоди себе казалась изощренной и на коне, и после целой череды молчелов, для которых она была не более чем аксессуаром, мешающим стилю жизни, — от хеви-металлических анархистов до яппи из финансового района, — задавать тон в отношениях ей для разнообразия нравилось. Но все же, когда дело дошло до уроков кормления животными, просто крыльями махать не выходило, хоть в летучую мышь обращайся. Она сама присматривалась к животным как к корму единственный раз — когда Томми принес ей двух здоровенных каймановых черепах из Чайнатауна. Тогда она даже не смогла себя заставить укусить бронированных рептилий. Томми окрестил их Скоттом и Зелдой, но это не помогло. Теперь Зелда работала садовой скульптурой на Тихоокеанских Высотах, а Скотт был отлит в бронзе и стоял рядом со старым вампиром в большой комнате. Скульпторы-мотоциклисты из мастерской снизу покрыли обоих металлом, отчего у Томми вообще зародилась мысль превратить Джоди и вампира в статуи.
— Ты уверена, что это ничего? — спросил Томми, склоняясь над огромным бритым котом Четом. — То есть ты же сама говорила, что мы должны охотиться только на больных и слабых, у кого черные ореолы. У Чета аура розовая и чистенькая.
— С животными все иначе. — Джоди понятия не имела, что именно с животными иначе. Однажды она съела мотылька, целиком — выхватила из воздуха и проглотила, даже не задумавшись. Теперь же поняла, что у Илии следовало выспросить побольше, пока была такая возможность. — А кроме того, ты ж не собираешься его убивать.
— Точно, — сказал Томми. Он приложился губами к кошачьей шейке. — Воч чак?
Джоди пришлось отвернуться, чтобы не расхохотаться ему в лицо.
— Да, вот так отлично смотрится.
— У него вкуч къема для бъичья.
— Пей уже, — сказала Джоди.
— Очхор. — Томми укусил и тут же застонал. Но не от наслаждения — скорее как человек, прилипший языком к лотку со льдом в морозилке. Чет же никаких признаков волнения странным образом не показывал — лежал спокойно и даже не рыпался в своих оковах клейкой ленты. Может, вампирская власть над жертвами и не совсем враки, подумала Джоди.
— Ладно, хватит, — сказала она.
Томми покачал головой, не отрываясь от огромного бритого кота.
— Томми, отпусти. Надо что-то оставить.
— Нье-ух, — ответил тот.
— Хватит сосать кота, Томми, — строго сказала Джоди. — Я не шучу. — Она, конечно, шутила, но совсем чуть-чуть.
Томми глубоко и прерывисто задышал, кожа его приобрела легкий оттенок. Джоди оглянулась: чем бы привлечь его внимание? На тумбочке заметила вазу с цветами.
Вытащила цветы и выплеснула воду на Томми и кота. Томми не отрывался. Кота передернуло, но впрочем он остался недвижим.
— Ну ладно, — сказала Джоди. Ваза была тяжелая, керамическая — Томми купил ее для какого-то извинительного букета, прихваченного из магазина, где он работал. Он в этом смысле такой — иногда приносил извинительные букеты, хотя извиняться покамест было не за что. Ну в самом деле, чего еще можно ждать от парня? Вот поэтому Джоди сбросила скорость движения руки до половины, широкой дугой залепляя Томми вазой в лоб. Он отлетел шагов на шесть. Громадный бритый кот Чет взвыл. Ваза чудом не разбилась.
— Спасибо, — сказал Томми, стирая кровь с губ. Во лбу у него остался серп отпечатка, но он быстро зарастал и сглаживался.
— Не за что, — ответила Джоди, не сводя глаз с вазы. «Отличная ваза», — подумала она. Элегантный хрупкий фарфор отлично годится для горки коллекционера или чайного сервиза, но девушка, располагающая нуждой в нанесении кому-либо увечья, неожиданно осознает ценность крепкой керамики.
— На вкус — кошачья отрыжка, — сказал Томми, показав на Чета. Ранки от клыков Томми уже затянулись у него на шее. — Так и надо?
Джоди пожала плечами.
— А какова на вкус кошачья отрыжка?
— Как запеканка из тунца, которую на неделю оставили на солнышке. — Будучи родом со Среднего Запада, Томми полагал, что весь мир должен знать вкус тунцовой запеканки. Джоди же, родившись и взрастясь в Кармеле, штат Калифорния, знала, что это блюдо едят вымершие народы, которых показывает «Ник по ночам».[2]
— Мне кажется, я тогда пас, — сказала Джоди. Она была голодна, но не до кошачьей отрыжки. Джоди не очень понимала, как ей самой быть с кормежкой. Уже не получится питаться одним Томми, и каковы бы ни были тяга и ощущение того, что она оказывает природе услугу, выбирая только слабых и больных, хищно охотиться на людей ей не нравилось — по крайней мере, на чужих. Ей необходимо подумать, прикинуть, какова у них с Томми будет новая жизнь. После того, как Томми с друзьями вывели из строя старого вампира, все происходило слишком уж быстро. Она сказала: — Сегодня надо вернуть Чета хозяину, если успеем. Права же ты терять не хочешь, а нам может пригодиться законное удостоверение личности. Чтобы снять новую квартиру.
— Новую?
— Мы должны переехать, Томми. Я сказала инспекторам Ривере и Кавуто, что уеду из города. Не думаешь, что они могут проверить? — Два следователя из убойного отдела по цепочке мертвых тел вышли на старого вампира и обнаружили деликатное состояние Джоди. Она дала им слово, что если их всех отпустят, она уедет из города и заберет старого вампира с собой.
— А, ну да, — сказал Томми. — Это значит, что и в «Безопасный способ» я на работу не вернусь?
Он же не дурак — она знала, что он не он, отчего ж тогда он так тормозит и не замечает очевидного?
— Нет, мне кажется, это было бы неразумно, — сказала Джоди. — Коль скоро ты намертво отключаешься с первым лучом солнца, точно как и я.
— Да, это унизительно, — сказал Томми.
— Особенно когда этот первый луч попадет на тебя и всего испепелит.
— М-да, у фирмы против такого должна быть особая политика.
Джоди завопила от бессилия.
— Хсспади, да я шучу, — сказал Томми и поморщился.
Джоди вздохнула, осознав, что он ее разыгрывает.
— Одевайся, кошачья отрыжка, надо пользоваться темнотой, пока есть. Нам нужна помощь.
А в большой комнате вампир Илия бен Шапир пытался сообразить, что именно творится вокруг. Он знал, что его куда-то заперли — запечатали в некоем сосуде, и это некое совершенно несдвигаемо. Он даже обратился в туман — что несколько облегчило тревожность, ибо такой форме соответствовало эфирное состояние рассудка и для нее требовалась отдельная сосредоточенность, не позволявшая просто обалдело расплываться куда угодно. Но бронзовая скорлупа была герметична. Вампир слышал, как они разговаривают, но реплики мало что ему сообщили, помимо того, что птенчик его предала. Он сам себе улыбнулся. Что за глупый человеческий порок — позволять надежде восторжествовать над разумом. Следовало это понимать.
Голод охватит его лишь через много дней, но даже с ним, не двигаясь, он может выдержать без крови сколько угодно. В этой скорлупе он мог бы протянуть еще очень и очень долго, понял вампир, — пострадает лишь его рассудок. И он решил остаться в туманной форме — парить себе, как во сне, по ночам, а днем он все равно спит мертвым сном. Так он будет выжидать; когда же настанет срок — а срок этот настанет (чему-чему, а терпению жизнь в восемь сотен лет его научила), — он сделает свой ход.
