Рассказы (ЛП) - Тем Стив Резник

Следом появилась Энджи — забрать детей назад. Она издавала глухое, немелодичное мычание — точь-в-точь обезумевшая корова, — и Уокер нанес ей несколько ударов, молча, хладнокровно, вмиг налившимися свинцовой тяжестью кулаками. Энджи оставалась его единственной надеждой, последней дверью, через которую можно было вернуться в привычный человеческий мир, и он захлопнул ее, решительно и бесповоротно. Ее дети взирали на происходящее с бесстрастностью каменных истуканов.

И вот они явились из самого сердца пустыни, с тех далеких меса на горизонте, явились на своих ужасающих крыльях, явились о тысяче ног. Пасти их были распахнуты, и они гудели, и гудение их напоминало жужжание десятков тысяч возбужденных близкой жертвой насекомых, рев многоголовой стаи диких зверей, еле сдерживающих инстинкт убивать, бурление горячей крови, рвущейся на волю из ставших тесными вен, — крови, которая объединила всех, кто собрался сейчас в мотеле «Перекресток», всех, для кого завершилась долгая-долгая ночь.

И далекий горизонт исторг из себя их, и в мгновение ока они преодолели дрожащее марево раскаленного воздуха над пустыней — Отцы, явившиеся вернуть своих детей, хранителей их черной крови. И Уокер вынужден был пасть на колени пред этими Древними Отцами, которые вышли прямиком из полных отчаяния и безнадежности ночных кошмаров, которые не подчиняются физическим законам нашей Вселенной. И эти Отцы, эти жестокие Отцы поглотили их…

Перевод: Тимофей Матюхин

Зевака

Steve Rasnic Tem, "Lookie Loo", 2013

Джексон перебрался в округ Монро через год после выхода на пенсию и три года после развода. Если бы не развод, он бы, наверное, вкалывал до самой смерти, оставив Шейлу наслаждаться вдовством в Энн-Арбор. Шейла ненавидела Теннесси. Как можно ненавидеть Теннесси?

Джексон притаился за пурпурным сугробом кэтевбинского рододендрона, словно шпион, и смотрел, как трое крупных мужчин в свободных комбинезонах из грубой ткани очищают площадку от гнилых бревен и валежника. Он следовал за ними по всем Смоки^[6]; они перебивались случайной работой — расчищали тропинки, рубили дрова, переставляли мебель, строили сараи. В общем, делали то, что им говорили.

Он пока не знал их истории, но не сомневался, что она у них есть. Переехав сюда, Джексон начал вести заметки о чудаках: гадалке, что жила на старой «Нищей ферме»; старушке, что лечила любую болезнь; парне из Гатлинберга, который занимался чревовещанием. Когда-нибудь он превратит эти заметки в книгу и назовет ее «Странные истории Смоки» или как-нибудь в этом духе. Он не станет высмеивать местных жителей — просто покажет, какие интересные люди здесь обитают. Наконец ему будет о чем рассказать миру.

Джексон не знал, хороший он писатель или нет, хотя мечтал когда-нибудь прославиться, как Генри Дэвид Торо из Теннесси, понимавший жизнь в этих холмах и любивший загадки, которые они, без сомнения, таили. В своем романе «Уолден» Торо написал: «Множество людей проводят жизнь в тихом отчаянии». Здесь люди приходили в отчаяние, которым им не с кем было поделиться. Оливер Уэнделл Холмс говорил о людях, «что не поют, и музыка их с ними гибнет»^[7]. Это определенно относилось к местным обитателям. Определенно относилось к нему.

Он впервые увидел братьев две недели назад, когда они пробирались среди стволов плотно стоящих деревьев, напоминая длинноруких обезьян; их лица заросли темной косматой щетиной, и в тени, в своих мешковатых комбинезонах, они казались семейством снежных людей, или пещерных горлопанов, как их называют в Кентукки. Почему бы не включить этих монстров в книгу?

Должно быть, им было неудобно в комбинезонах — стояла середина жаркого июля, — но они трудились так, словно от этого зависела их жизнь, собирали ягоды и семена с кустов и деревьев и бросали в мешки. Джексон видел, что с ними что-то не так — физически или психически, а может, и в том, и в другом смысле. Время от времени один из них резко дергал головой взад-вперед, после чего поворачивал ее и широко распахивал один глаз, словно пытаясь что-то разглядеть. Все трое казались возбужденными и нетерпеливыми — но почему?

Другой брат забавно пошевеливал плечами, так, что они казались ужасно распухшими, чуть не лопающимися. Потом запрыгивал на бревно или большой камень и стоял, покачиваясь, готовый упасть или снова прыгнуть. Наконец успокаивался и закрывал глаза, словно задремав в столь неудобном положении.

Похоже, у того, кто сшил комбинезоны, не хватало материала, поэтому пришлось использовать различные ткани и цвета. У этих мужчин были странные, раздутые тела, но комбинезоны подходили им в самый раз. Пусть не красивые, зато сшитые по фигуре.

Все трое были похожи друг на друга, с грубыми лицами, которые словно высек из плоти и кости неуверенной рукой не слишком талантливый скульптор. Один мужчина казался меньше остальных — Джексон прозвал его Младшим. Самому крупному отлично подходило имя Бубба. Того, что постоянно крутил головой и косился в сторону, у которого один глаз был чуть больше другого, Джексон окрестил Косоглазом.

В округе Монро определенно хватало странностей: здесь наверняка водились местные разновидности снежного человека, а еще имелось Пропавшее море, которое называли самым большим подземным озером в Северной Америке, встречались призраки изгнанных чероки, ходили рассказы о похищавших людей гигантских птицах, и горных ведьмах, и НЛО, и Элвисе, пару раз голосовавшем на шоссе 411. Однако у этих парней точно имелся потенциал. В них не было ничего нормального.

Поэтому Джексон следовал за ними от работы к работе, делая записи и многочисленные фотографии, держась на расстоянии, но достаточно близко, чтобы наблюдать их привычки, выжидая, пока они оступятся и выдадут свои секреты.

Этим утром он проследил их до ветхого сарая, в котором они жили. Припарковал свой потрепанный «датсун» на старой лесовозной дороге и при помощи бинокля заглянул прямо в распахнутую дверь. Как-то раз он видел здесь старуху с голой спиной, покрытой жуткими шрамами. На старухе была смешная шляпа с перьями, словно она собиралась выйти в свет, но забыла надеть блузку. Днем, подглядывая из-за вороха крупных пурпурных цветов, точно последний вуайерист, Джексон решил, что в мужчинах что-то изменилось: возможно, они сильнее нервничали, будто знали, что за ними следят. Время от времени самый мелкий, Младший, вскидывался и крутил головой, таращась по сторонам и прислушиваясь. Джексон стоял не шевелясь, гадая, какое оправдание придумает, если его поймают.

Косоглаз, которому разномастные глаза придавали то ли удивленный, то ли подозрительный вид, непрерывно теребил молнию на комбинезоне и дергал плечами, поправляя его. Молния немного расстегнулась, и наружу вылезло что-то темное и клочковатое. Косоглаз запихнул странный предмет обратно.

— Что ты тут делаешь? — проскрипел у Джексона за спиной глухой голос.

Джексон обернулся. Перед ним стоял Бубба, и Джексон понял, что бинокль и расстояние ввели его в заблуждение. Вблизи мужчина выглядел намного уродливей.

— Нарушитель, — отхаркнул Бубба вместе со слизью из глубин легких.

Джексон съежился, чтобы казаться меньше — так полагается вести себя при встрече с разъяренным медведем, — но не мог отвести глаз. Бубба словно попытался одновременно побрить лицо и голову, однако волосы оказали сопротивление, или он был неосторожен, и поэтому повсюду виднелись небольшие царапины и шрамы, а щетина все равно осталась, причем каждый волосок напоминал кусок толстой проволоки; кроме того, тут и там были выросты, будто от трубок, срезанных вровень с кожей, но уходивших глубоко внутрь, крупных, как солома, точно Бубба побывал в эпицентре взрыва или ураган вогнал сломанные стебли ему в плоть.

— Я заблудился. — Больше Джексон ничего не смог придумать. — Ходил в поход.

— По-ход? — Рот Буббы попробовал слово на вкус, будто что-то незнакомое. — Без рюкзака?