Николя Д’Этьен Д’Орв - Тайна Jardin des Plantes
«Ну да, картины, — произнес он мысленно, стараясь не обнаружить своего волнения. — Странно, что я о них даже не подумал…»
Но он изо всех сил постарался изобразить неведение, спросив:
— Какие картины?
Хранительница музея уже отдалилась от него на пару метров. Ее разноцветный шарф цеплялся за стволы росших вдоль тротуара деревьев.
— Не спрашивай меня больше ни о чем, Сильвен, — негромко произнесла она, обернувшись. — Просто раскрой глаза пошире и смотри. Эту ночь ты запомнишь на всю жизнь.
Пятница, 17 мая, 22.20Сил моих больше нет смотреть эту запись! Вот уже в пятый раз я наблюдаю за похищением Пьера Шовье из «Замка королевы Бланш»!
Паразиа совершил ошибку: хотя белый силуэт выглядит довольно расплывчатым, комиссар совершенно напрасно обвинил меня в создании фальшивки. Это во-первых. А во-вторых, этот бледный призрак, хватающий ребенка и словно растворяющийся вместе с ним в ночи, ничуть не похож ни на Протея Маркомира, ни на одного из наиболее близких его приверженцев. Скорее можно предположить, что это подросток… Но какому подростку придет в голову похищать младенца? Пятерых младенцев?!
Битый час я прокручиваю запись снова и снова. Все происходит очень быстро. Кадры мелькают, словно в немом кино. При этом видно, что все жесты похитителя — четкие и великолепно скоординированные. Кто мог бы продемонстрировать такую ловкость и гибкость? Разве что спортсмен высокого класса. Комиссару Паразиа следовало бы поискать подозреваемых не в секте Маркомира, а на стадионе!
Внезапно мне приходит в голову одна мысль, и я нажимаю на клавишу «пауза».
Расплывчатый силуэт на экране застывает у окна с младенцем на руках.
Несмотря на темноту и неважное качество изображения (в инфракрасном свете), я могу видеть глаза маленького Пьера Шовье и замечаю, что в них нет ни малейшего испуга. Малыш выглядит спокойным, кажется, даже довольным.
Но не это привлекает мое внимание больше всего.
Окно, через которое похититель проник в комнату. И надо же, я даже не догадалась проверить!. Какая идиотка!
«Хотя, конечно, копы уже сто раз там все осмотрели, — говорю я себе, спускаясь во двор. — Но все равно, я должна сама убедиться…»
На улице по-прежнему тепло. Странно — луны нет, зато все небо усыпано звездами, которых, кажется, я никогда еще не видела отсюда так хорошо. В сумерках видны очертания «Замка королевы Бланш»: здание похоже сейчас на огромный призрачный корабль. Еще не очень поздно, но складывается впечатление, что все жильцы уже спят. Лишь одно окно светится — у месье Уэрво. Сам он ходит из угла в угол — я вижу в окне его силуэт; видимо, месье Уэрво погружен в воспоминания о прошлом. Но все остальное — сонное царство. Кажется, будто я вдруг оказалась где-то далеко от Парижа. Знакомый мир исчез, словно провалился в другое измерение.
Когда я оказываюсь под окнами квартиры Шовье и останавливаюсь под окном детской, происходит нечто неожиданное: луна, как будто она только и ждала этого момента, выходит из-за облаков — огромная и круглая, как в театре. Свет ее, на фоне которого меркнут звезды, заливает двор и стену здания, возле которой я стою. Подняв голову, я вздрагиваю.
Отпечатки!
Возможно, они становятся видимыми только при свете луны — слабо фосфоресцирующие пятна, цепочкой тянущиеся от окна детской до самого фундамента.
Эти фантастические, почти нереальные отпечатки мерцают и переливаются в лунном свете, как будто он их заряжает. Когда на луну набегает небольшое облачко, отпечатков снова не видно.
Но я уже разглядела все что нужно. Эти отпечатки для меня путеводные следы — все равно что крошки для Мальчика-с-пальчика.
Преодолевая страх, я вплотную подхожу к тому месту, где нога похитителя (да, я уверена, что видела следы пальцев!) оставила на стене последний отпечаток.
И тут я ощущаю под ногами что-то твердое — под слоем растущей на газоне травы. Я опускаюсь на колени. Брюки тут же становятся мокрыми от росы. Я на ощупь начинаю шарить руками по траве и быстро обнаруживаю стальную круглую пластину. Это оказывается крышка люка.
«Значит, люк…» — думаю я, все меньше уверенная в себе. Луна снова выходит из-за облаков и заливает все вокруг ярким светом.
Я вцепляюсь в край крышки обеими руками, и мне удается ее приподнять.
В нос мне ударяет тошнотворный запах тины и затхлой воды. Однако, судя по всему, это не канализационный люк.
В глубокую шахту, похожую на колодезную, ведет узкая стальная лестница.
«Тринитэ, во что ты ввязываешься?»
Я ставлю ногу на первую перекладину.
К чему колебаться? Чего бояться? Я у себя дома, в конце концов! Ну, даже если и под домом — все равно. С другой стороны, не такая уж хорошая идея — спускаться туда так поздно, без света, не зная, что может оказаться внизу.
Но, несмотря на все сомнения, я начинаю спускаться.
Почти сразу же я оказываюсь в полной темноте, и меня все сильнее охватывает страх.
Я вдруг вспоминаю, что мне тринадцать лет, — и это еще усиливает ощущение собственной уязвимости. Поединок между решительностью и страхом воистину жесток! И еще этот запах воды, реки — все ближе и ближе… Но я продолжаю спускаться, цепляясь за влажные скользкие прутья. Однако стоит лишь подошве одного из моих «конверсов» коснуться воды, сердце у меня замирает, и уже в следующий миг я начинаю торопливо взбираться обратно. Кровь стучит в висках. Подъем занимает у меня едва ли не меньше времени, чем спуск.
Оказавшись наверху, я падаю на траву и с жадностью вдыхаю свежий воздух.
«Идиотка, просто идиотка!» — говорю я себе, стыдясь своих страхов.
Бросить такой невероятный след!.. Я думаю об ужасе детей, об отчаянии их родителей, вспоминаю взгляд Нади Шовье… Какое я имею право медлить? Чего ждать?
Но все же я решаю вернуться в квартиру за необходимым снаряжением: резиновые сапоги, карманный фонарик, рюкзак…
Я даже не беру на себя труд закрыть люк.
Но когда я поднимаюсь к себе на этаж, меня снова охватывает тревога.
Дверь!.. Дверь моей квартиры открыта!
Однако я точно помню, что закрыла ее, когда уходила. Ноги у меня подкашиваются, и даже мысли в голове застывают. Кто-то подстроил мне ловушку?.. Кто-то ждет меня внутри, чтобы…
Рука на моем затылке.
Холодная… ледяная!
Я кричу.
— Что ты делаешь на улице в такое время?
— М… мама?..
Она смотрит на меня с явной растерянностью.
— Конечно, это я. С тобой все в порядке, Дорогая?
Я не в силах ничего ответить.
На пороге появляется отец:
— Ах вот она где!..
Он приближается и целует меня в лоб.
— Мы тебя всюду искали. Уже полчаса, как мы приехали.
— Приехали… откуда?
— Из Буэнос-Айреса, — отвечает мама и изображает одну из фигур аргентинского танго. — Ты разве не получила наше сообщение?
Мысли у меня путаются. Я опускаю глаза и с некоторым облегчением говорю себе: «Что ж, экспедиция отменяется…»
Глава 27
Погода была прекрасной. Лучи солнца мягко, словно лебяжий пух, гладили кожу Сильвена.
Высоко в небе у него над головой птицы играли с ветром: они парили в нем, словно в воздушной реке, — а иногда бросались против течения, задевая высокие кроны деревьев, чуть покачивающихся, как тростник поутру. Сидевший под огромным тополем ребенок, одетый в красное, с наслаждением грыз хлебную корку. Сильвен отметил, что он так торопился ее доесть, словно боялся, что ее отберут.
Девушка, собиравшая клевер в нескольких метрах от него, расхохоталась:
— Ешь помедленнее, а то подавишься!
Заметив Сильвена, она слегка покраснела.
— Привет, — неуверенно сказала она, отбрасывая волосы за спину с непринужденным кокетством. Но этот жест был излишним — она и без того была восхитительна.
Сильвен ничего не ответил. Он приблизился к ней, сияя от счастья. У девушки был красивый, благородный профиль, во всех ее движениях чувствовалось прирожденное изящество. Сейчас ее поза была грациозно-расслабленной. Юбка была слегка приподнята на коленях, чтобы не помялась. Грудь, хорошо различимая в вырезе платья, была уже вполне зрелой. Когда девушка, собираясь подняться, немного подалась вперед, Сильвен разглядел даже темноватый ореол вокруг сосков.
— Привет, — смущенно сказал он, протягивая ей руку.
Но она снова расхохоталась и мгновенно скрылась в зарослях высокой травы.
— Вы ее напугали, — сообщил ребенок, не прекращая жевать.
Сильвен был совершенно сбит с толку. Ему вдруг показалось, что ветер стал прохладнее.
— Я… я не хотел…
Ребенок теперь тоже казался испуганным.
