Сакс Ромер - Спящий детектив
Поразительная способность Клау извлекать из атмосферы мыслительные формы (могу лишь назвать ее пост–телепатией) сделала его не только предметом насмешек невежд, о чем мне уже приходилось рассказывать, но и благодарного восторга посвященных, причем далеко не последнее место среди них занимал инспектор уголовной полиции Гримсби из Нового Скотланд—Ярда.
Вне сомнения, недавние эксперименты профессора Гилберта Мюррэя[35] основывались на том самом законе «психических колебаний», что впервые был сформулирован удивительным гением из лавки близ Старой лестницы в Уоппинге.
За ленчем я прочитал заметку о трагедии в Челси в раннем выпуске «Ивнинг стандард» и, вернувшись к себе в кабинет, обнаружил, что меня дожидается инспектор Гримсби. Никаких вводных фраз не понадобилось. Простая дедукция подсказала мне причину его визита.
Ему было поручено расследование таинственного убийства в Челси — и с этим заданием справиться он был не в состоянии.
Гримсби на несколько лет младше любого другого инспектора в Ярде и точно самой природой создан для постоянного восхождения по карьерной лестнице. Он обладает даром, что дороже гениальности — умением использовать гениальность в своих целях; к тому же у него есть талант, необходимый всякому успешному человеку — талант оказываться в огнях софитов. Весь спектакль он может простоять за кулисами; но инспектору уголовной полиции Гримсби, можете не сомневаться, достанется последний поклон.
Так и должно быть, и я уважаю Гримсби и восхищаюсь его талантами. И потому, едва завидев его, я осведомился:
— Убийство Пайка Уэбли?
— Замечательно! — объявил Гримсби, напуская на себя удивленный вид. — Если вы и далее будете поражать меня прозорливостью, начну считать вас единственным соперником Мориса Клау!
— Понимаю, — сказал я, бросая газету на стол. — Дело не такое простое, каким кажется.
— Простое! — вскричал Гримсби и швырнул в камин окурок крепчайшей манильской сигары. — Простое? Да оно слишком простое! Беда в том, что работать мне не с чем — иными словами, я не понимаю, с чего начать.
Он повернулся спиной к камину и умоляюще поглядел на меня. И -
— Вы звонили в Уоппинг?
Гримсби кивнул.
— Ответа не было, — мрачно произнес он.
— Что же вы предлагаете?
— Видите ли, — Гримсби помедлил, — вы человек занятой, мистер Сирльз, но я подумал — внизу ждет такси — не найдется ли у вас минутки, чтобы поехать со мной и побеседовать с Морисом Клау?
— Почему бы вам не отправиться самому?
— Ах! — он выбрал новую сигару и стал разминать ее между большим и безымянным пальцами. — Вся загвоздка в его дочери. Она считает, что я впустую отрываю его от дел. Сомневаюсь, что она позволит мне увидеться с ним.
— Это ваша вина, — заметил я. — Она очаровательная девушка. Вы неправильно ведете себя с нею.
— Ах! — повторил он и умолк, нащупывая в кармане спички. Наконец, я сжалился над ним.
— Хорошо, могу уделить вам несколько часов, — согласился я. — Если Клау займется этим делом, мое время не будет потеряно зря.
II
Понимаете, нет абсолютно никакого мотива, — жалобно произнес Гримсби, в то время как кэб пробирался по сомнительным улицам. — Пайк Уэбли, похоже на то, был человеком приличным, вел безукоризненную жизнь, грехам никаким не предавался, насколько я могу судить. Разумеется, я искал в деле женский след — но женщины, которых я нашел, вне себя от горя по поводу его смерти. Чрезвычайно популярная личность. Месть можно исключить; ограбление исключается; готов поклясться, что можно исключить и ревность. И что, скажите на милость, я должен обо всем этом думать?
— Он был задушен?
— Да, — кивнул Гримсби. — Задушен очень сильным человеком. На лицо его страшно смотреть, а на шее, там, где пальцы душителя впились в плоть, остались синие рубцы.
— А кто последний видел его живым?
— Привратник Актерского клуба, — последовал быстрый ответ. — Он там пообедал, задержался на час, болтая с друзьями, а затем ушел со словами, что в студии его ждет работа. Студию отделяет от дома небольшой сад; войти в нее можно через боковой вход. Он был холостяком, так что прислуги — всего два человека: повариха–экономка и слуга, прислуживавший ему уже много лет. Они утверждают, что в дом Уэбли не входил, и поэтому мы предполагаем, что он направился прямо в мастерскую. Рано утром уборщица, которая приходит ежедневно, обнаружила дверь студии закрытой (я имею в виду дверь, выходящую в сад) и сообщила об этом Паркеру, слуге; тот явился с ключом.
— Постойте, — прервал я. — Паркеру наверняка должно было быть известно, что хозяина нет дома?
— Нет! — Гримсби решительно покачал головой. — Мистер Уэбли нередко работал допоздна и Паркеру было приказано не беспокоить хозяина, пока тот не вызовет его звонком.
— Понятно, — сказал я. — Итак, они открыли дверь, ведущую в студию, и -
— Да, — продолжал Гримсби. — И нашли его там — он лежал на полу, задушенный.
— Сколько времени прошло с момента смерти?
— Хм, несколько часов, по словам полицейского медика. Все указывает на то, что убит он был почти сразу же, едва успев войти в мастерскую.
— Должно быть, там кто–то прятался, — предположил я.
— Бог знает! — пробормотал Гримсби. — Итак, я не понимаю, с чего начать. А ведь в делах такого рода первые двенадцать часов имеют ключевое значение. Вот мы и прибыли, — нервно добавил он.
Мы велели таксисту ждать нас в начале тупика, где прячется удивительное заведение Мориса Клау. День был туманный, и мы едва различали лампы у дверей лавки. Порывы холодного ветра напоминали о близости матушки Темзы; поравнявшись с грудой старья и рухляди, являвшей собой видимую часть товарных запасов владельца, мы заметили необычайный образчик человеческого мусора: он прислонился к дверному косяку, в уголке рта тлел окурок, ежесекундно грозивший поджечь пятнистые моржовые усы — отличительный признак Уильяма, продавца из лавки Мориса Клау.
— Добрый день! — сказал я. — Не изволите ли сообщить о моем приходе мистеру Морису Клау?
— Безусловно, сэр, — с пьяным воодушевлением отозвался Уильям. — Он будет очень рад, сэр, я уверен, сэр.
Уильям направился к двери, затем остановился, обернулся и поглядел на нас.
— Не возражаете подождать снаружи? — добавил он. — Тут эта, где–то прячется рыжий мальчишка, присмотрел себе эту
вот клюшку для гольфа, — и он указал на обломок клюшки. — Ежели мы все уйдем, он ее живо стащит.
Мы остались на месте. И -
— Морис Клау! Морис Клау! За тобой явился дьявол! — проскрежетал попугай, бдительный страж лавки.
Вскоре откуда–то из темных глубин заведения донесся низкий, громыхающий голос, который мы сразу узнали — голос Мориса Клау:
— Ах! Добрый день, мистер Сирльз! Если не ошибаюсь, с вами инспектор уголовной полиции Гримсби? Добрый день, мистер Гримсби!
Клау возник из завесы пропахших самыми непредставимыми ароматами теней и -
— Смотрите! — воскликнул он. — На голове моей шляпа, ожидает нас кэб. Повезете вы меня в Челси? Не так ли?
Он достал из–под подкладки котелка цилиндрический пузырек и увлажнил его содержимым свой высокий, бледный лоб.
— Вербена, — громыхнул он. — Ненавидят ее мои морские свинки, я же нахожу ее такой освежающей!
Клау вернул пузырек на место и водрузил котелок на голову.
— Купил недавно по случаю превосходную парочку броненосцев, — объяснил он. — Обладают они особым запахом, что кажется мне неприемлемым.
Клау обратился к Уильяму, который подозрительно оглядывал узкий проулок.
— Уильям, прекрати беспокоиться о рыжем мальчишке. Наваждением становится сие! — наставительно сказал он. — Пеганке выдашь ты свежие водоросли, и если вновь отткажутся ежи есть яблоки, угости каждого кусочком сырого бифштекса.
Он приблизился к ожидавшему нас кэбу и застыл на подножке.
— Мистер Сирльз, не стану я более приобретать ежей. Мало того, что трудно их содержать в неволе — один еж прошлой ночью забрался ко мне в постель.
Мы сели в кэб, и -
— Теперь же, мистер Гримсби, поведайте мне о том бедняге, что был убит, — продолжал Морис Клау. — Жду рассказа. Вижу, непросто все. И я говорю: «Понадобился вам старый дуралей из Уоппинга».
III
— Слабонервны вы, мистер Сирльз, — заявил Морис Клау, помахивая перед моим носом длинным пальцем. — Тошнит вас. Не отошли вы от вида синюшного лица убитого. Что ж! ужасно то, не спорю.
Тело успели унести, и мы побывали в морге, чтобы осмотреть его. Теперь мы стояли в мастерской, где произошло убийство; хотя после нашего визита в мертвецкую прошло уже некоторое время, я все еще, признаюсь, не мог оправиться. Начинало темнеть. Мы зажгли в студии свет. Туман сгущался, и воздух сочился водяной взвесью.
