Николя Д’Этьен Д’Орв - Тайна Jardin des Plantes
Я так взбешена, что даже не сразу чувствую чью-то руку на своем плече.
— Опять ты!
Я поднимаю голову:
— Да, представьте себе, комиссар: опять я…
Глава 21
Усевшись на стену верхом, Сильвен протянул руку Габриэлле.
— Давай, залезай! — прошептал он. — Только тихо — охраны тут в десять раз больше, чем раньше!
Он почувствовал, как тонкие сильные пальцы Габриэллы сжали его руку, — и в следующий миг она уже сидела рядом с ним на гребне стены.
— Боже мой! — выдохнула она, взглянув на темные массивы деревьев.
Густой бесконечный лес утопал в ночном сумраке.
Габриэлла подняла глаза к черному небу, потом прерывистым шепотом произнесла:
— Это даже сильнее впечатляет, когда нет луны…
Сильвен довольно улыбнулся. Габриэллу можно было понять: вид был действительно фантастический. Узорчатые тени ветвей, переплетающиеся с четко очерченными тенями крестов; темные массивы низкого густого кустарника; черные, темно-серые, темно-зеленые оттенки; приглушенные звуки; почти абсолютная тишина…
Переводя взгляд с владений мертвецов на городские улицы, лежавшие по другую сторону стены, Сильвен спрашивал себя: где же настоящий, реальный мир? Начинался ли он с многоквартирных домов на улице Гамбетты, электрических фонарей, полицейского, дремлющего на скамейке?.. Или же с густых древесных зарослей по ту сторону стены?..
— Шестьсот тысяч трупов, — притворно-зловещим тоном произнес он. — Четыреста сорок тысяч квадратных метров воспоминаний, сожалений, разлагающихся останков!..
Габриэлла созерцала тени деревьев с видом гурмана, изучающего накрытый праздничный стол. Никогда еще слова Сильвена не производили на нее такого сильного впечатления.
— Ну что, идем? — спросила она с детским воодушевлением.
— Идем!
И они спрыгнули со стены на землю кладбища Пер-Лашез.
Они целый час бродили по аллеям, почти не разговаривая.
Сильвену не нужно было ничего рассказывать — словно под воздействием какого-то импульса он просто слегка сжимал руку Габриэллы, и она сама все видела. Ночная темнота словно исчезала, все вокруг становилось отчетливым. Как будто наступил день… странный, ночной день. Некий предвечный свет заливал надгробные плиты, деревья, тропинки, придавая ночной вылазке молодого мужчины и молодой женщины совершенно фантастический оттенок.
Слева от них появилось необычное, похожее на древний менгир, надгробие Алана Кардека — отца современного спиритизма, окруженное восторженными пожилыми поклонницами в вуалетках, сдувавшими с него пылинки и втайне мечтавшими о том, чтобы когда-нибудь их собственные останки упокоились возле останков обожаемого мэтра. Слева — могила Джима Моррисона, на которой длинноволосые молодые люди обоего пола курили сигареты с марихуаной под музыку «Дорз».
Несмотря на то что сейчас Сильвен и Габриэлла были на кладбище одни, перед их глазами, словно воочию, мелькали картины прошедших эпох.
Фантазия? Реальность? Столько легенд витало в бесконечных аллеях этого города мертвых… Сколько слухов циркулировало вокруг этого холма, превращенного в некрополь в самом начале девятнадцатого столетия — когда были снесены триста парижских кладбищ, а их обитатели «переселены»…
— Мертвые Парижа… — прошептал Сильвен.
Он и Габриэлла шли среди могил — словно Поль и Виржини или все те бессчетные пары легендарных возлюбленных, о чьих приключениях они прежде с таким восторгом читали в своем тайном убежище — Ботаническом саду.
Вокруг них не было ничего, кроме потрескавшихся надгробных камней и покосившихся крестов, наполовину утонувших в прелых прошлогодних листьях и поросших мхом. Растущие вокруг тисы и кипарисы, словно стремясь безраздельно завладеть некрополем, вонзали корни в мрамор и камень.
— Ничего не изменилось, — сказала Габриэлла, слегка запыхавшаяся, словно марафонский бегун после долгой дистанции.
Сильвен тоже перевел дыхание, не способный что-либо произнести — как будто голос его застыл, очарованный царящей вокруг гармонией.
Словно опьяневший, он позволил Габриэлле вести себя. Пусть ненадолго, но он по-настоящему заново обрел юность, забыв обо всем остальном. Однако теперь он снова спустился с небес на землю и осмотрел окрестности пронзающими темноту глазами.
«Настоящий взгляд зверя», — подумала Габриэлла с нежностью, беря Сильвена за руку.
— Ангел мой, я так счастлива…
Сильвен ничего не ответил на это признание, по-прежнему словно загипнотизированный. Какая-то часть его сознания воспринимала присутствие этой нежно льнувшей к нему женщины. Но другая на нее больше не обращала внимания, сосредоточившись на слабом шорохе в ветвях тиса у них над головой: там возилась во сне какая-то птица.
Сильвен немного нервным жестом отбросил со лба прядь волос, потом провел ладонью по волосам Габриэллы. Он чувствовал, как бьется ее сердце. Оба их сердца…
— О, мой Сильвен, увези меня куда-нибудь…
Она прижималась к нему, словно маленький зверек. В одно мгновение все стало очевидным: их близость, их тайное сообщничество… Вселенная вокруг них готова была вот-вот обрушиться. Они будто стояли на самом краю мира…
— Увези меня в Ботанический сад, — прошептала Габриэлла, уткнувшись лицом в грудь Сильвена.
Он чувствовал ее теплое прерывистое дыхание. Впивал тонкий, чуть терпкий аромат ее тела — он всегда воспламенял его, отождествляясь с теми редкими моментами, когда она нарушала запретную дистанцию, — смешанный с легким запахом ее духов («Аллюр» от Шанель), которыми она пользовалась с четырнадцати лет.
«Она тоже все вспоминает, — подумал он. — Запахи, звуки, вкусы… Все это возвращается, как ненадолго прерванный сон…»
Эта мысль была не вполне свободна от жестокости: Сильвен знал, как болезненны и разрушительны такие воспоминания и каким мучительным потом бывает отрезвление. Всего несколько часов спустя Габриэлле придется вернуться в Бельвилль — в многоэтажный дом, в свою типовую квартиру, в свою обычную мещанскую повседневность… И у нее, как в поговорке, не останется ничего, кроме глаз, чтобы плакать…
«Но она ведь этого и хотела…»
Как и прежде, эти прогулки пробуждали в Габриэлле физическую чувственность. Ей нужен был Сильвен — его тело, его руки, его губы… Ей нужно было все то, чего она так боялась, когда приходила в себя. Все то, пленницей чего она себя ощущала. Все, что заставило ее в конце концов убежать и выйти замуж за другого человека…
Однако в этот вечер, в эту ночь она чувствовала, как остро ей всего этого недоставало…
— Сильвен, все эти годы без тебя…
Он по-прежнему никак не реагировал. Не для того ли, чтобы вывести его из оцепенения, она все сильнее к нему прижималась?.. Ее лицо почти касалось его лица. Все было идеально… даже лучше, чем во времена их детства: к былой чистоте примешивался нежный яд ностальгии…
Сильвен был полностью погружен в свои грезы, но для Габриэллы в этот момент все предстало более чем очевидным: сейчас они должны стать близки. Она должна принадлежать ему — этой ночью или никогда. Это их последний шанс.
Но когда она прижалась губами к губам Сильвена, тот вздрогнул.
Тишину прорезал скрежещущий адский хохот.
Этот неожиданный звук разрушил их иллюзорный мир в один момент.
Карточный домик рухнул.
Сильвен, как внезапно разбуженный лунатик, оглядывался по сторонам, ничего не понимая. Это ночное кладбище; эта женщина рядом с ним — его детская любовь, которая совсем недавно смотрела на него с такой недетской страстью… Мрачное пробуждение!
— Это… это мой мобильник, — пробормотал он, лихорадочно обшаривая карманы куртки.
Но Габриэлла отстранилась, понимая, что уже поздно…
Сильвен не успел ответить на звонок. Посмотрев на номер вызывающего абонента, он пробормотал:
— Это мать… — Затем побледнел и добавил: — Я… мне нужно ехать…
Габриэлла отступила назад, растворяясь в ночи:
— Понимаю…
Какая печаль была в ее взгляде! Казалось, вся жизнь ушла из нее за эти несколько мгновений. По лицу ее было видно, что она навсегда прощается с юностью.
Но Сильвен даже не отдавал себе отчета в том, что оставляет ее одну. Он не видел, как она удаляется, исчезая между крестов и надгробий.
Он думал совершенно о другом.
О сообщении, полученном от матери.
Перелезая через южную стену кладбища, он машинально повторял его про себя:
«Сильвен, приезжай скорее! Это невероятно! Белые обезьяны вернулись!»
Пятница, 17 мая, 13.06— Ну и чего ты таскаешься за мной по пятам?
— Эта улица — не ваши частные владения, комиссар.
В одно мгновение я забываю о предательстве Мюгетт. Вот что мне нужно для улучшения настроения — небольшая дуэль!
