Инволюция (СИ) - Кауф А.

Агата методично осматривает каждую комнату. Из труб и кранов несёт едким строительным запахом. В углу, рядом с разобранным умывальником, валяется забытый ящик с сантехническими инструментами. Поверх пыльных полок небрежно теснятся вереницы потрепанных книг, подобранных явно наугад. Смятое постельное бельё лежит в дырявых пакетах поверх голого матраса. По царапинам на полу можно проследить дорожку к древнему холодильнику. «И как такая рухлядь дожила до наших дней?» — раздумывает Агата, вставляя вилку в розетку. Старичок-рефрижератор с ужасающим кряхтением принимается за работу. На кухонном столе высится пирамида из коробок. Еда, предметы первой необходимости… Они тоже входили в список вещей, оговорённых с хозяином.

— Надо было ещё раз подумать с выбором места, — недовольно протягивает Агата, осматривая газовую плиту. Ей, как человеку, привыкшему к щедрым дарам цивилизации и недурному экономическому положению, подобные условия кажутся более чем спартанскими. Но лучше так, чем под стражу. Полиция вот-вот готова была наведаться в гости. А это — навсегда перечёркнутая дорога к науке. Хорошо, что её мать взяла на себя разгребание устроенного в лаборатории беспорядка.

Пыльный воздух сводит лёгкие. Агата спешно распахивает деревянные окна. Невидимая рука ветра ласково дотрагивается до медного цвета косы, спускающейся ниже пояса. Узловатые пальцы ложатся на раму окна. Тень омерзения проскальзывает по неживому лицу Агаты. Причина появления недуга. Вот что возвращает тревожные мысли вперемешку с затаённой яростью. Её лишили всего: имени, работы, доступа к архивам, но, самое главное, — образцов и материала. Она ведь знала. Знала, что нельзя доверять той твари! Сроду не разбирающаяся в медицине, химии и анатомии, она лишь хлопала пушистыми нарощенными ресничками! Агата не принимала её всерьез, закрывая глаза на тревожные знаки. Всецело поглощённая опытами, она не заметила волка в овечьей шкуре. Самое тупое создание оказалось на редкость хитрым, подлым и достаточно влиятельным, чтобы в нужный момент прижать Агату к стене.

Хуже всего было то, что никто даже не заступился за неё. Общество, которому Агата так преданно служила все эти годы, отдавая себя без остатка… оставалось тем же сборищем идиотов, не перестающим судачить о бесчувственности, материалах, используемых в опытах, омерзительном любопытстве в сферах экспериментальной анатомии и даже безумии. Валери не стоило особых усилий обернуть этих недоумков против Агаты.

— Ненавижу! Подумать только, отступить у самого конца!

Перед глазами всплывают счастливые картинки загаданного будущего. Сейчас она выступала бы на конгрессе учёных, срывая овации шокированных слушателей. Вызывающе смотрела бы в глаза ошеломлёных профессоров. Подарила бы миру ключ к новой счастливой жизни. Но она здесь. Прячется в дыре, как подранная крыса. А Уильям? Боль отдаётся глухим ударом в голове. Он не должен был прийти так рано. Не должен был увидеть её. Ослеплённую. В безумстве спасающую своё творение. Она виновата перед ним, но это лишь последствия. Истинная причина всех бед заключена не в Агате. Единственный, кто должен понести наказание за это…

Волна гнева одурманивает разум. Под руку подворачивается стопка немытой посуды. Тарелки и кружки с дребезгом разбиваются о стену. Этот хруст отдалённо напоминает Агате ломающиеся шейные позвонки.

Всё заканчивается быстро. Занесённую над головой чашку Агата медленно опускает в раковину. В голове носятся миллиарды жужжащих, как пчёлы, мыслей, но и им остается жить недолго. Агата захлопывает окно. Толку от гнева мало. Тратить ценную энергию — ещё бессмысленнее. Мозг должен оставаться чистым и готовым в любой момент окунуться в научные изыскания. Обилие грязи подсказывает перенаправить ресурсы на более необходимую работу. Физическую.

Следующие дни Агата проводит в обнимку с метлой и шваброй. Уборка затягивается из-за отсутствия у девушки каких-либо познаний в наведении домашнего уюта. Агате больше нравилось работать мозгами, чем соскребать грязь с половиц. Не самое крепкое здоровье заставляет каждые полчаса открывать окна. Пыль, кажется, пытается придушить её в собственном доме. По ощущениям Агаты, за несколько дней она выгребла из дома пару стогов паутины, тонну-другую грязи и такое количество пыли, что хватило бы на облако, способное покрыть собой один-два района столицы.

Но стоило её страданиям окончиться, как незаметно подкралась скука. За время уборки Агата не обнаружила ничего, что могло бы распалить её любопытство. Даже полустёртые пентаграммы с въевшимися бурыми пятнами на полу не пробуждали интерес к проводимым в доме нечестивым обрядам. Книги, привезённые бывшим хозяином, оказались на редкость неинтересными. Помимо них другого развлечения в доме не было. Связь и интернет не работали, так что привезённый нетбук оказался бесполезным. Агата несколько раз попыталась усадить себя за редактирование уже готовых статей по смежным наработкам, но всплывающие воспоминания о лабораторных деньках с Уильямом мешали сосредоточиться.

Клок-Холл стоял прямо среди душистых трав луга, соседствуя с ещё четырьмя домами. Будто отражение, они в точности повторяли каждую деталь центральной постройки. Отличалась только степень запущенности. У одного из домов сгорел второй этаж. Другой хвастался проломленной стеной в ванную комнату и заржавевшими водопроводными трубами. Из окон третьего выглядывали мелкие деревца, пробурившие деревянные полы дома. Четвёртый, наиболее сохранившийся, отгородился от мира заколоченными окнами и сложенными во дворике стопками сгнивших брёвен.

Создавалось впечатление, что сейчас, кроме Агаты, здесь никто не жил. Иной раз она замечала расплывчатое лицо в окне одного из соседних домов, но оно быстро исчезало, оставляя гадать: не показалось ли? Но Агата не стремилась проверить свои подозрения. Мать чётко внушила ей: «Не покидай дом ни при каких обстоятельствах. Никто тебе не поможет в случае опасности». Агате ничего не оставалось, как следовать этому правилу и медленно покрываться плесневелой корочкой безделья.

День и ночь над городом висели тяжёлые свинцово-серые тучи, повергающие в уныние. Казалось, в отрезанный от всего мира край даже солнце не заглядывало. Апатичная атмосфера заставляла бездумно пялиться в потолок, а тишина, такая непривычная для городского жителя, действовала на нервы. По дороге сюда Агата не потрудилась разглядывать проплывающий за окном пейзаж города. Отчасти из-за тревожных мыслей, а в основном из-за убеждения, что пробыть ей здесь придётся не больше недели. Но вот неделя подошла к концу, а друг отца, обещавший приехать с новостями из столицы, так и не появился.

— Дыра, — опершись на подоконник, Агата уныло взирала на поднадоевший пейзаж. — Мёртвый край.

Луг огорожен с четырёх сторон. В северной и южной части виднеются кирпичные стены. За ними — небольшие домики. По остальным двум сторонам тянется кованое заграждение и деревья с шумящими кронами. Между особняками пролегает асфальтовая дорожка с трещинами и ухабами. Петляя, она прерывается то песочной насыпью, то мелкой галькой. Её конец теряется в северной стороне, среди выдержавших натиск времени домиков. Именно на ней и появляется первая живая фигура за неделю.

Повинуясь внутреннему чутью, девушка задвигает шторы, но от окна отходить не торопится. Свинцово-серые глаза с интересом разглядывают странного гостя сквозь полоску света. Женщина лет тридцати в окружении стаи чёрных воронов решительно направляется в сторону её дома. Неуклюже перепрыгивая через ухабы, она то и дело проваливается то в одну, то в другую яму, и, извозившись в грязи, выбирается обратно на дорогу. Пернатые друзья не отстают от своей хозяйки. Их угольные крылья скрывают фигуру и лицо женщины.

Неожиданно она сворачивает с дорожки в сторону дома с заколоченными окнами. «Хозяйка? Гостья?» — Агата перебирает в голове всевозможные варианты, пока фигура не останавливается. На секунду в кружащей чёрной массе появляется брешь. Лицо женщины повернуто в её сторону. Дрожь прошибает тело. Налетевший из ниоткуда поток холодного ветра обдаёт лицо. Агата отшатывается от окна. Несколько секунд медлит, не зная, что предпринять. Тревогу побеждает любопытство. Врождённая тяга к неизвестному в очередной раз берёт верх над здравым смыслом.