Олег Мизгулин - Морок
— Ты кто? — Прищурился Вадим. — Надеюсь услышать честный ответ.
— А ты его уже получил. — Ответило что-то, бросив играть с голосом, но оставив при этом лик деда. — Ты сам себе ответил. Скомпонованный нервами образ. Могу добавить. Образ может меняться, в зависимости от настроения и эмоций. Право выбора за твоей второй половиной, то бишь за мной. Следуя логике, ты ведь любишь логику, да?! Твоё сознание раскололось на тебя объективного: это зрение, слух, мысли и выстраивание мыслей в строгий порядок. И тебя субъективного, не похожего ничем, но знающего больше твоего. Люди любят краски и часто рисуют мой образ искривлено. Голос извне, бес, лукавый… Профессора, те махнули кардинально. Шиза и точка! Расщепление, мол, личности. А я скажу иначе. Я твоя далёкая потайная суть, от которой ты ушёл, будучи рождённым на свет. Шестое чувство, интуиция — это тоже я, только в мире физических законов я слабо принимаемая волна. В твоём случае, я наблюдатель, глаза и гиперосторожность в минуты гибели. Именно в стрессах ты используешь мои подсказки, а так… пеняешь только на выверенную анализом концепцию. Ты прагматик до корней волос и Люся права: в этом твоя слабость.
Вадим недоверчиво поскрябал пальцами щетину.
— А если оттолкнуться от прагматика в сторону тебя? — Спросил он вдруг с неожиданностью, уже имея готовый ответ.
— Для того я и здесь! А правильней сказать: ты ЗДЕСЬ. Шагнув мне навстречу, ты получаешь путёвку в мир необыкновенный. С точки зрения здравого смысла земных представлений. С моей точки — это мир самый обыкновенный и что характерно насущный. Если вовремя отрешиться от материального и взять за основу ту же Алису, которая в стране чудес, то путешествие обещает быть увлекательным, без ломок в устоявшейся психике. Потому нередко авторы сюжетных романов берут в чудеса детей, а не взрослых. Те каждые пять минут спрашивают себя, а не спятил ли он. Борьба с самим собой неблагодарное занятие. Лучше, в этом случае, довериться чувству, а не анализу. У тебя, Вадик, это сложно. У твоих друзей Олега и Ивана попроще.
— Иначе говоря, — Вадим вновь потянулся к щетине, — ты предлагаешь довериться сказке?
— Предлагаю. — Согласился Некто. — Доверься сказке! Ты же доверился, когда вышел на свет из чрева матери. А чего вдруг доверился? Потому что, отвечу, ты впитывал законы земного бытия глоток за глоточком. Нежадно. Прицельно по возрасту. А здесь ты приходишь с готовым багажом. И этот багаж ни к чёрту в той среде, куда ты попал! Но спешу успокоить. Человек — деформируемая сущность. Поверил раз. Поверит и два! И три! И четыре! Вы и так уже всему верите! Только у тебя внутренний конфликт острее, чем у остальных. Ты сопротивляешься. Ищешь дорогу не там, где она есть.
— А где она есть? Покажи…
Некто, похожий на деда, казалось, задумался. И когда пауза стала невыносимо щемящей, ответил с холодной сдержанностью:
— Дорога у вас всех одна. Через познание. И отречение. Первое — условие необходимое, второе — величина колеблющаяся. Весы у каждого свои, только пройти придётся всем без исключения…
— Постой! — Воскликнул Вадим. — Если я правильно понимаю, на текущий момент каждый из пятёрки стоит перед выбором?! И каждого свой внутри монах?
— Как ты метко и феерично сказал! У каждого. Свой. Внутри. Монах. Любит человечество символику. Знаковость. А как тайны любит… Часовня. Молельня с алтарём. Незримые монахи-отшельники и путь-покаяние через свою плаху-колоду.
— Хватит потешаться! — Выпалил Вадим, сделав жест, похожий на отмахивание мух. — Я могу продолжить за тебя, если хочешь. Ведь ты же это я! Вот смотри… Предлагаемый хваленый мир — это сверх уровневое нечто. Что-то типа матрицы или вселенной, где нашей реальности отводится скромный закуток. Так?! И в этом здании… мироздании, надо думать, нас обещают провести по всем этажам, а если не по всем, то многим, да?!
Вадим не увидел насмешки в лице своего двойного дна, поскольку (о, чёрт) не был уверен, что всё сказанное им, сказано его устами. Уста-то его, а вот мысли… Его ли?
— Продолжай. — Покровительственно кивнуло его раздвоение.
— Это не смерть, но и не жизнь в том виде, в каком к ней привыкли мы. Это иная форма существования, где вместо пищи изобилует информация. Много информации. Знание в чистом своём виде, без кривоподачи и двоякости. Да?!
— Да. — Спокойно кивнул то ли дед, то ли Ваха, то ли он сам.
— Да? — Поразился вдруг сам Вадим. — Но откуда я это знаю. Брежу что ли?
Монах покачал головой.
— Ты знаешь это ровно оттуда, откуда и я. Своим чутким наитием ты выхватываешь слова из моего горла. Задолго до того как я скажу…
— Из твоего горла? — Усмехнулся Зорин. — А оно у тебя есть? Ты сам-то кто или что? Голограмма, наваждение…
— Не совсем так. — Монах изобразил обиженность. — И горло есть. И сам я, пока… Пока ты нуждаешься в видимости разговора, а не монолога. Последнее толкует в пользу сумасшествия. Разговор же, с видимым контрагентом, расставляет правильные акценты.
Монах откинул капюшон, и Вадим узрел самого себя, уже не седой бородой, а с той, что он был сам сутки назад. Губы бородатого Вадима еле уловимо усмехались.
Зорина такой вариант больше рассердил, чем успокоил.
— Так это всё время нудел мне в ухо и подталкивал меня к решению пойти на Серый Холм?! Спасибо, уважил, братишка! Если ты знал, что группа идёт в силок, какого лешего не предостерёг, а наоборот? Какой ты на хрен тогда хранитель?
Бородатый чуть наклонил голову.
— Я, Вадим, не хранитель. Я твоя сомневающаяся суть, которая позволяет тебе рассматривать ситуацию с разных полярных углов. Не спорю, мой голос бывает сильней, но решение, само решение… Выносит твоя объективная сущность. Любопытство и тяга к испытаниям — это по твоей половине, любитель фантастики. Как и стремление ниспровергнуть эту самую фантастику на корню. Так ведь?
— Но ты ж сам кричишь, что знаешь больше моего. Отчего бы не дунуть мне в ушко: «Не ходи!»
Двойник расхохотался, на глазах изменяя облик. Борода вытянулась, засеребрила сединой, волосы поползли от ушей, странными кольцами добрались до плеч и тоже стали седыми. На Зорина смотрел старообрядец.
— А ты уверен, что тебе не дули?! — Старообрядец глядел с лукавым прищуром. — Эх, Вадим, Вадим! Твои амбиции — отнюдь не моя прерогатива. Что входит порою в характер: упрямство, воля, норов — всё это минуя меня, тонкого эфирного собрата. Здесь кричи не кричи, а самонадеянность возьмёт своё. Ты реалист на девяносто процентов, таёжник с немалым опытом, спланировал безопасный отход из мест тебе родных по духу. И вот тебе оплеуха! Не считай себя умней стариков, что жили до тебя! А уж коли попался, принимай условия капитуляции и не пеняй на голоса, в которые ты до конца не веришь!
Словно ножом поддевали профессиональную гордость. Вадим хмуро буровил старика глазами.
— Хорошо. — Со вздохом молвил он. — Проиграл. Вижу. Можешь хотя бы объяснить, что здесь ТАКОЕ. Во что мы вляпались?!
— Могу! Серый Холм не внесён в реестр аномальных зон. Не зарегистрирован почётно уфологами как, например знаменитый Пояс Дьявола, огибающий кольцом сразу пять так называемых аномальных участков. Тем не менее, странностей здесь не меньше, а я бы сказал больше. Бермуды, Море Дьявола, Гибралтарский клин, Афганская аномалия, Гавайская аномалия занимают верхушку маститого рейтинга, а на деле по щенячьи уступают Серому Холму. Во всём. Нигде из вышеперечисленных точек не открыт створ в безвременье. Проходы тамошние имеют случайный характер, беспорядочно хаотичный и бесконтрольный. Там, где нет знания, поселяется страх и люди, теряющие вес, пульс и ориентацию в происходящем, не находят ничего лучшего как тупо сходить с ума. Мозг не выдерживает нагрузки необъяснимости, а страх… Ты же знаешь, как убивает страх. Здесь на Холме, проходы в Тонкое поле чрезвычайно часты. Как дырки в дуршлаге. Стена условна настолько, что к Вам норовят проскочить и наши сущности. Но они паразиты и кушают Ваши страхи, если Вы им предоставляете эту пищу. Я же, монах внутри тебя, предлагаю не сойти с ума. А напротив, взяться за ум. Изучить Тонкое поле. Войти в створ с проводником в моём лице. Это и знание. Это и выбор.
— Прости, не совсем догоняю, хоть я и люблю фантастику… Что есть аномалия по своей природе? Как может быть место в каком-то определённом участке Земли быть не таким как везде? Мы, люди-человеки объяснить это не можем, но ты-то всезнайка можешь…
Собеседник-копия, чуть помедлив, произнёс голосом доктора:
— Земля — это твердь, имеющая над собой и под собой различные сферы, каждая из которых отвечает за свою функциональность. Верно? Не буду вести природоведение. Скажу только, что мало кто знает… кроме атмосферы, гидросферы, литосферы и ешё тому подобных сфер, Земля имеет тонкое покрывало, носящее в себе информационную ёмкость. Память. Того, что было и того, что будет. Или должно случиться. Это не абсурд. Это констатация. Любая информация словом, делом, мыслью не исчезает бесследно в воздухе. Она идёт в эфир Памяти, где ждёт цикличной востребованности. Чьи-то гениальные уста изрекают мудрость, руки изобретают крылья, а утончённый слух вынянчивает красивую сонату. Люди — собственники и присваивают идее своё авторство. На самом же деле это информация, взятая в прокат. И взятая из общего Энергетического Банка. Инфа движется по спирали, и пока Земля отсчитывает века, она успевает посетить сотни тысяч голов. Идея, мысль, вдохновение — это та искра, что приходит извне и обработанная, обласканная счастливцем становится вершиной его признания. Так появляются мудрецы, композиторы, физики, поэты…
