Карлос Сафон - Марина
В следующую минуту свет погас. Темная громада особняка походила на руины, как в первый день, когда я его увидел. У меня мелькнула мысль тоже пойти в комнату и лечь спать, но меня снедало какое-то томительное беспокойство, предвещавшее долгую и бессонную ночь. Я решил прогуляться, чтобы привести мысли в порядок. Или хотя бы поразмяться.
Я едва отошел от особняка, как вдруг стал накрапывать дождик. Ночь была не из приятных, и на улицах было пусто. Я сунул руки в карманы и пошел дальше. Я блуждал по городу почти два часа. Но ни дождь, ни холод не измотали меня так, как мне того хотелось. Что-то упорно не выходило у меня из головы. И чем больше я пытался этого не замечать, тем назойливее оно меня преследовало.
Мой маршрут привел меня к кладбищу Саррьи. Дождь орошал потемневшие каменные лица статуй и покосившиеся кресты. Сквозь ограду я видел галерею призрачных силуэтов.
Влажная земля пахла мертвыми цветами. Я просунул голову между прутьями из холодного металла. На шее остался ржавый след. Я всматривался в туман, как будто мог там найти объяснение происходившему. Но видел я только смерть и безмолвие.
Что тут творилось? Если во мне оставалась хоть капля здравого смысла, стоило вернуться в особняк и проспать пару сотен часов. За последние месяца три это, вероятно, была лучшая моя мысль.
Я развернулся и пошел по узкому коридору кипарисов. Вдалеке под дождем блестел фонарь. Вдруг свет от него чем-то загородило. Огромный черный силуэт заслонил собой все.
Я услышал перестук лошадиных копыт по брусчатке и увидел, как черная карета мчалась мне навстречу, разбрызгивая лужи вокруг. Выдыхаемый лошадями воздух окутывал их облаком пара. На облучке виднелась фигура извозчика, напоминавшая о далеких временах. Я оглядел дорогу в поисках убежища, но меня окружали лишь голые стены. Земля под ногами задрожала.
Выбора не было: нужно бежать назад. Мокрый и запыхавшийся, я вскарабкался на решетку и перелез через нее.
Глава восемнадцатая
Я упал в самую грязь, размытую к тому же дождем. Потоки черной воды несли увядшие цветы и струились меж надгробных плит. Руки и ноги вязли в грязевом месиве. Я поднялся и побежал прятаться к мраморной статуе, которая простирала руки к небу в молитве. Карета остановилась по другую сторону ограды. Кучер спустился. В руках у него был фонарь, а на голове широкополая шляпа, которая защищала его от холода и дождя и полностью скрывала лицо. Он был закутан в длинный плащ. Я узнал карету. В ней с вокзала Франции уехала дама в черном в то утро, когда передала мне карточку.
На дверце красовалась эмблема. Черная бабочка. Бархатные занавески закрывали окна. Интересно, внутри ли она?
Кучер подошел к ограде и внимательно осмотрел территорию кладбища. Я затаил дыхание, спрятавшись за статуей. Послышалось бряцанье связки ключей и лязг замка. Приглушенное проклятие. Металлический скрежет. Хлюпанье шагов по грязи. Кучер шел прямиком к моему убежищу. Мне пришлось его покинуть. Я повернулся и стал оглядывать кладбище в поисках более надежного укрытия. Сплошное покрывало темных туч прорвалось, и теперь все было залито лунным светом.
В тумане засеребрилась галерея гробниц. Я пополз между плитами, пробираясь в глубь территории, и уперся в мавзолей с дверцами из стекла и железа. Кучер приближался. Я затаил дыхание и нырнул в тень. Он свернул, не дойдя до меня двух метров, держа фонарь высоко над головой. Я вздохнул. Он направился в самое сердце кладбища, и я сразу понял, куда именно.
Это было чистой воды безумием, но я пополз к нему и затаился между надгробиями северного крыла.
Как только я там оказался, то залез за постамент, с которого было все видно. В паре метров подо мной блестел фонарь кучера, склонившегося над безымянной могилой. Струи дождевой воды омывали черную, словно кровью нарисованную бабочку. Он достал из-под плаща продолговатый металлический предмет и стал что-то делать. Я сглотнул, поняв, что именно. Он вскрывал гробницу.
Я хотел было двинуться к выходу, но не мог пошевелиться. Используя лом в качестве рычага, он сдвинул плиту на несколько сантиметров.
Вскоре я увидел зияющую черноту гробницы, а могильная плита под собственным весом медленно завалилась на сторону и раскололась на две части. Подо мной дрогнула земля. Кучер поднял с земли фонарь и направил свет на яму глубиной около двух метров — спуск в ад. На дне блестела черная крышка гроба.
Кучер посмотрел на небо и медленно спустился в яму. Через секунду он исчез у меня из виду, как будто его поглотила земля. Раздались звуки ударов и треск дерева. Я спрыгнул вниз, по грязи миллиметр за миллиметром пополз к краю ямы и заглянул в нее.
Дождь капал в могилу, и земля там уже была влажной. Кучер двинулся вперед и рывком поднял крышку гроба, которая с грохотом упала в сторону. В свете фонаря я увидел гнилое дерево и остатки обивки. Гроб был пуст. Кучер замер, глядя внутрь, и что-то пробормотал.
Я подумал, что пора бы уносить ноги. Но когда я разворачивался, то зацепил ногой камень, который упал в яму и стукнулся о гроб. В мгновение ока кучер повернулся в мою сторону, сжимая в правой руке револьвер.
Я в панике помчался к выходу, лавируя между памятниками и статуями. Кучер что-то закричал позади, выбираясь из ямы. Я увидел входную калитку и стоявшую за ней карету и на всех парах побежал туда. Шаги кучера приближались. Я понимал, что на открытом месте он схватит меня через несколько секунд, и помнил, что у него есть оружие. Надо было срочно найти убежище, и мой взгляд упал на единственное подходящее место. Я молился, чтобы кучер ни за что не догадался искать меня там: внутри сундука в задней части кареты. Я спрыгнул с платформы и со всех ног помчался к карете.
Не прошло и нескольких секунд, как в кипарисовой аллее раздались шаги кучера.
Я представил себе, что он видел: влажную от дождя тропинку, абсолютно пустую. Шаги замедлились: он обходил вокруг кареты. Я испугался, что мог оставить следы, которые выдали бы мое убежище. Но кучер вернулся к передней части кареты и залез на облучок.
Я замер, услышав ржание лошадей. Ожидание было невыносимым. Наконец я услышал удар хлыста, карета тронулась, и меня отбросило к стенке сундука. Мы ехали.
Все мышцы скоро затекли от холода. Я попытался приподнять крышку сундука, чтобы смотреть, куда мы ехали, но сохранять такое положение тела в условиях движения было невозможно.
Мы проехали Саррью. Я прикинул, возможно ли при необходимости сломать крышку и выпрыгнуть на ходу. Не лучшая идея. Запасы героизма на сегодня были исчерпаны, к тому же меня снедало желание узнать, куда мы все-таки ехали, так что я решил плыть по течению. Я постарался отдохнуть в сундуке как мог: силы надо было экономить.
Дорога казалась мне бесконечной. Роль чемодана, которую я играл, давалась мне не очень-то легко, и по моим ощущениям мы проехали уже несколько десятков километров. Все мышцы под промокшей одеждой ужасно ныли.
Мы оставили позади широкие людные улицы, и теперь ехали по пустынным районам. Я приподнялся и приоткрыл крышку сундука, чтобы понять, где мы, и увидел улочки, темные и узкие, словно расщелины в скалах, и подернутые дымкой готические фасады и фонари. В растерянности я снова улегся. Мы находились в старом городе, где-то в квартале Раваль.
Вонь протекшей канализации напоминала болото. Мы углублялись в сердце туманной Барселоны почти полчаса, потом остановились. Я услышал, как кучер слез с облучка.
Захлопнулась дверца кареты, и мы медленно проехали еще немного. Судя по запаху, мы находились в старой конюшне. Дверца снова захлопнулась.
Я затаил дыхание. Кучер распряг лошадей и сказал им что-то шепотом, я не понял, что именно. Когда я приоткрыл крышку сундука, темноту прорезал луч света, были слышны шаги по соломе и звук льющейся воды.
Наконец, свет погас, а шаги затихли вдалеке. Я подождал пару минут, пока не стало слышно только дыхание лошадей, и выскользнул из сундука. В конюшне царил голубоватый полумрак. Я тихонько двинулся к боковой двери и попал в гараж с высоким потолком и деревянными балками. В глубине помещения виднелись контуры запасного выхода, который, как оказалось, открывался только изнутри. Я вышел на улицу и оказался в темном переулке Раваля, таком узком, что можно было одновременно дотронуться до обеих стен руками. Посреди вымощенной булыжником улочки бежал зловонный ручей. В десяти метрах виднелся угол, к которому я и направился. В тусклом свете древних фонарей, которым было, наверное, больше сотни лет, блестела улица пошире.
Со стороны улицы я увидел вход в конюшню, располагавшуюся в сером убогом здании. Над дверью была выгравирована дата постройки — 1888 год. Я также заметил, что конюшня была пристройкой к огромному зданию, занимавшему целый квартал. Размерами оно походило на дворец и было со всех сторон покрыто грязным брезентом и строительными лесами, которые полностью его скрывали.
