Николя Д’Этьен Д’Орв - Тайна Jardin des Plantes
— Вам стоило бы рассказать мне об этом раньше. Тогда мы потеряли бы меньше времени. А эти игры в прятки не вернут нам обезьян…
Сильвен ободряюще улыбнулся смотрителю, словно говоря: «Ну вот, все обошлось», — но Любен по-прежнему хмурился. Несмотря на свое Подчиненное положение, он терпеть не мог, когда ситуация выходила из-под его контроля.
— Но это исчезновение — настоящая катастрофа, — снова заговорила смотрительница, лицо которой осунулось и побледнело. Теперь в ней не было ничего от властной деловой женщины, распекающей подчиненного на глазах у посетителей зоопарка еще совсем недавно.
Повернувшись к Любену, который делал вид, что полностью занят тем, чтобы оттереть с террариумного стекла присохшую водоросль, Жервеза спросила уже без всякой иронии:
— Любен, вы вчера вечером не заметили ничего странного в их поведении?
— Я хорошо их изучил, — негромко произнес старик, словно не слышал вопроса, — и заметил, что иногда они ни с того ни с сего начинают нервничать…
— И что? — не выдержав, спросил Сильвен.
Любен повернул голову к своему воспитаннику, которому поведение матери и старшего смотрителя казалось все более и более странным.
— Пока ты, Сильвен, был здесь, все было по-другому. Помнишь, мы вместе их кормили…
Помолчав, старик уже тише прибавил:
— А с тех пор как ты уехал, я хожу их кормить один…
— Хочешь сказать, это я во всем виноват?
— Иногда они меня прямо пугали, — продолжал Любен, игнорируя вопрос Сильвена. — Что-то такое было в их взглядах… Как будто они на меня злились или в чем-то упрекали… — Он медленно повернул голову к Жервезе: — В конце концов я стал посылать вместо себя Жозефа или еще кого-нибудь, чтобы те их кормили…
На лице Жервезы появилось беспомощное выражение. Она подошла к бассейну с кайманами и сильно перегнулась через ограждение, словно гимнастка. Три каймана приблизились.
— Исчезли. Мои белые обезьяны исчезли!
Жервеза пристально разглядывала панцири кайманов, считала острые зубы в их пастях.
— Вы даже не представляете, какие могут быть последствия… особенно при нынешнем положении дел…
Любен на это ничего не сказал.
Апатия, охватившая обоих «старших», казалась Сильвену абсурдной. Что-то было не так в их поведении: странные интонации, странные взгляды… Ему было не по себе, он не мог заставить себя заговорить. Он редко видел мать настолько растерянной и обескураженной. Любен тоже выглядел совершенно непривычно. Сильвен с детства помнил его стычки с матерью, в которых всегда было что-то бурно-театральное. Но сегодня все было иначе. Игры сменились реальностью. Сознавая, что нужно как-то вывести их из оцепенения, Сильвен наконец нарушил молчание.
— Мам, я понимаю, что это все очень печально, — проговорил он, — но ведь, в конце концов, речь идет всего лишь о животных…
Жервеза взглянула на него и с болью в голосе произнесла:
— И это ты мне говоришь, Сильвен? — Но почти сразу же она взяла себя в руки, твердо сказав: — К тому же речь идет не о простых животных… — Затем повернулась к Любену и добавила: — И вы прекрасно знаете почему.
Глава 17
— Да нет же! Я понятия не имею, что твоя мать имела в виду! Клянусь тебе!
Но Сильвен продолжал настаивать. После того как Жервеза ушла, Любен попросил его помочь с уборкой клетки гепарда. Однако, судя по всему, смотритель не собирался откровенничать.
— Вы оба от меня что-то скрываете! — раздраженно произнес Сильвен, подхватывая на вилы ворох сена.
— Честное слово, я знаю не больше, чем ты… и чем твоя мать!
Во что они играют — Любен и Жервеза?.. Это очередное выступление их склочного «дуэта», к которому Сильвен за долгие годы успел привыкнуть? Или что-то другое?
«Здесь точно какой-то подвох, — сказал себе молодой мужчина, поднимая на вилах новый ворох сена, которым он постепенно устилал каменный пол клетки. — Но какой?»
Сколько раз ему приходилось быть парламентером во время переговоров между матерью и Любеном!.. У Сильвена создавалось впечатление, что хранительница музея не может обходиться без главного смотрителя зоопарка — как слепой без хромого… Напрасно он старался все уладить — оба были непримиримы и в то же время неразлучны.
Несмотря на громкие голоса и резкие движения двух собеседников, размахивающих вилами, гепард ни разу не шелохнулся. Лишь слегка морщился, когда до него долетали отдельные сухие травинки. Осторожно, словно перед пылающим камином, Сильвен опустился перед гепардом на корточки и стал почесывать его за ушами, как кота. Сильвен догадывался, что Любен утаивает как минимум половину правды.
Еще вчера вечером он заметил, что старый смотритель как-то странно себя ведет. Ведь вместо того, чтобы пить анисовый ликер, им по идее следовало бы немедленно отправиться в зоопарк. И потом, эта столь явная ложь насчет горизонтального ответвления от шахты колодца… Отчего вдруг такая скрытность?
— Не вешай мне лапшу на уши, — сказал Сильвен, не переставая гладить хищника. — В виварии вы с матерью разговаривали как два шпиона: сплошные пароли и отзывы… Как будто она специально хотела мне намекнуть, что все это неспроста…
Любен промолчал — судя по всему, он не собирался «раскалываться». Видно было, что ему не по себе, но для Сильвена оставалось непонятным из-за чего — его замечания или близкого присутствия хищника.
— Сильвен, не выдумывай бог весть что… Я знаю не больше, чем ты, — пробормотал он, старательно сохраняя дистанцию между собой и гепардом.
Но вдруг гепард напрягся, как натянутая тетива лука, и старый смотритель невольно вздрогнул.
Тогда Сильвен улегся на пол клетки рядом с хищником и начал успокаивающе поглаживать его по бокам и спине, словно капризничающего ребенка.
— Я и забыл, насколько ты одарен… — прошептал Любен.
Сильвен раздраженно отмахнулся:
— Ты мне постоянно это говорил… глупости это все! — И, почесывая за ухом мурлычущего от удовольствия гепарда, прибавил: — Я просто люблю животных.
Любен набрал в ведро воду и резко выплеснул ее на пол клетки:
— Ты прекрасно знаешь, что это не имеет ничего общего с любовью.
Некоторое время Любен, отвернувшись, смотрел на другие клетки, потом, снова взглянув на Сильвена, тихо произнес:
— Ты один такой, Сильвен… не забывай об этом.
Молодой мужчина покачал головой и прижался щекой к голове гепарда:
— Животные меня тоже любят. Они меня знают чуть ли не с самого моего рождения. С некоторыми из них мы ровесники. Они мне как… — Он поцеловал гепарда в лоб и договорил: — Как братья.
В глазах смотрителя промелькнула легкая грусть.
— Тебе нечего делать в университете, изучать все это старье, мертвечину… писать книги, которые никто не читает. Ты должен быть здесь, среди живой природы.
Сильвен выпрямился. Улыбка исчезла с его лица, на нем проступил гнев. Своими разглагольствованиями Любен уводил его от вопросов, на которые он хотел получить ответы. Причем старик знал его уязвимые места, знал, как на него воздействовать. О, этот старый дикарь был вовсе не таким примитивным!.. На самом деле Любен и Жервеза одного поля ягоды: каждый из них, на свой манер, использовал его, манипулируя им с удручающей легкостью…
Молодой мужчина инстинктивно напряг все мышцы, словно готовился к нападению. Ощутив повисшее в воздухе напряжение, гепард тоже напрягся, сжался, словно пружина, и тихо зарычал на смотрителя.
Любен судорожно сглотнул. Он знал, что нужно сохранять спокойствие — иначе животное почувствует его страх, и…
— Кто я для тебя и для матери? — резко спросил Сильвен. — Заводная игрушка? Марионетка?
Любен нервно хохотнул. Но Сильвен оставался таким же мрачным.
Глаза его стали желтоватыми, напоминающими глаза стоявшего рядом с ним хищника… Не прекращая рычать, гепард направился к смотрителю и стал медленно ходить вокруг него кругами.
— Прекрати… — пробормотал старик, обращаясь к Сильвену. Хвост гепарда с силой хлестнул его по ногам, прямо под коленями.
— Кукла, в которую вы играете вот уже тридцать лет?
Сильвен говорил все громче и резче. Любен старался стоять неподвижно, но хищник, казалось, пытался окружить его своим телом, как живым кольцом.
Гепард…
— Животные, Ботанический сад… вы сделали все, чтобы привязать меня к ним… Чтобы я отсюда не ушел, — договорил Сильвен обвиняющим тоном.
Гепард просунул голову и передние лапы между ног смотрителя, так что тот поневоле оказался сидящим на звере верхом. Затем хищник повернул голову к Любену и издал долгое рычание.
Атмосфера в клетке становилась все более наэлектризованной. Казалось, что запах, исходивший от зверя, усилился — резкий, терпкий, угрожающий… он буквально сгущался в воздухе, как рыжий туман.
