Странница - Шаблинский Илья
Тут было уже рукой подать до Инги. К моменту знакомства с ней данная практика исчерпала себя, оставив вопрос о репродуктивной функции открытым. Буквально за месяц до роковой встречи Корней последовательно нанес визиты старому толстому доктору, специалисту по мужскому бесплодию, и тоже довольно пожилой знахарке, с той же специализацией. Позже он сопоставлял впе чатления. Последнее выходило более сильным. В крохотной квартирке на окраине Тушина сумрачная бабища — рослая, темноликая и темно глазая — велела ему раздеться догола (профессор ограничился устной беседой и выпиской направлений на анализы) и с минуту разглядывала его тело и отдельно гениталии. Потом бросила низким голосом единственную фразу: «Ничего не делай… Через пять лет получишь, что хочешь». С учетом уплаченной суммы он рассчитывал на большее, о чем и сообщил. Она окинула его угрюмым взглядом и молча протянула назад смятые тысячные бумажки. Принять их обратно Корней почему-то убоялся и вышел вон, в раздражении и трепете.
Инга как-то очень живо почувствовала его непроясненную и невысказанную тревогу. Уже во время одного из первых их свиданий она сказала ему: «Ты ведь хочешь, чтоб у нас был общий ребенок? И я хочу. Тебе нужно в это поверить! Все будет именно так, как нам хочется».
Но «как хочется» не выходило. И примерно через год он прошел-таки по протекции Инги довольно пикантное обследование в медцентре на юго-западной окраине Москвы. Несколько раз сдал кровь, не обошелся и без сеанса мастурбации.
Потом с привычной дотошностью вчитывался в строчки пособий по заветной теме, заучивал длинные мерзкие термины: «азооспермия», «астенозооспермия»…
Врачебное заключение вышло уклончивым. Вроде бы не слишком активными им показались движения мужских хвостатых клеточек, но надежда оставалась. Корней эту уклончивость переживал тяжело. Еще больше, чем раньше, его покалывало, когда он слышал от приятелей и приятельниц сетования в связи, скажем, с поисками билетов на елку в Кремль для семилетней дочери или вздохи о болеющем гриппом десятилетнем сыне.
Инга держалась твердо. На заключение про живчиков она посоветовала плюнуть. И раздобыла сладковатую микстуру с травянистым запахом, каковую Корней должен был принимать и принимал больше года. Толку от этого было мало. В жизни их ничего не менялось. Такое интересное событие, как беременность, пропустить было бы трудно, но ни малейших ее признаков Инга не обнаруживала. Потом ей стало вовсе не до этих признаков и не до исчисления дат для зачатия, потому что серьезно заболела Майя. Инга с Корнеем два месяца находились в страшном напряжении. Сначала ежедневно ездили в больницу, потом мотались по частным консультациям.
Корней неожиданно осознал, что здоровье и жизнь худенькой, черноглазой падчерицы — вещи для него весьма значимые. На какое-то время тревога совершенно вытеснила мечту об общем с Ингой ребенке.
В этом угадывалась странная прихоть судьбы. С Майей вечно хватало хлопот. Если она не болела, то давала шороху в иных смыслах.
Не раз оставалась ночевать у подружек, не предупредив и выключив телефон. Вычислить ее удавалось лишь благодаря Ингиному знанию телефонов самих подружек. Отправлялась с группой нетрезвых одноклассников на стадион — в толпу и вопли, фанатеть за дурацкий «Локомотив». С четырнадцати лет несколько раз пыталась научиться курить, впрочем, кажется, безуспешно.
Вопреки субтильному сложению, участвовала пару раз в сугубо девичьих потасовках на дискотеках — совершенно диком, на взгляд отчима, действе.
Один раз в момент взаимоприятной откровенной беседы (дело было в кафе) он неожиданно спросил, как она отнесется к тому, что у нее появится сводный брат. Или сестричка.
— А что, уже? — удивилась Майя, облизывая ложечку с мороженым. — Нормально. Только хату нужно попросторнее…
И продолжила обстоятельный рассказ о позавчерашней вечеринке, завершившейся дракой. Слава богу, не девичьей.
Насчет квартиры Корней был с ней согласен. Но все эти разговоры оставались сугубой теорией. Они продолжали жить втроем.
В последние два-три месяца, увязанные со странными отъездами Инги и его растущими подозрениями, он стал ощущать назревающий душевный бунт. Что-то подобное было характерно для последних стадий первого брака. Хотя имелись нюансы. Его страсть к Инге вовсе не ослабла. А подозрения, как водится, лишь распаляли ее. Теперь ему хотелось безумств. Хотелось выплеснуть обиду. Хотелось доказать себе (или кому-то еще) свою независимость и востребованность.
В среду поздно вечером, неделю спустя после последнего разговора с детективом он решился. Объект для опыта был под рукой: сотрудница налогового отдела Эмма Липина засиделась с бумагами. В начале одиннадцатого Корней предложил подбросить ее до дома. Мотивировал лаконично: «Нам по пути». Эмма радостно согласилась. Действительно было по пути — ему в Измайлово, ей в Чертаново.
Риск был изрядный. В теплых чувствах Эммы он не мог быть уверен, просто доверял интуиции и цепкой памяти. Кое-какие поводы Эмма давала.
Спустившись первым на цокольный этаж, к подземной автостоянке, он еще несколько минут ждал в машине, слушал музыку и покусывал губу. Завидев идущую вдоль ряда автомобилей Эмму, внимательно рассмотрел ее высокую стройную фигуру.
В дороге они легко болтали — в основном об отношении к женщине за рулем. Эмма собиралась купить небольшую машину «рено символ». Когда он подрулил к ее дому и остановился у въезда во двор, она еще что-то весело говорила и вдруг остановила себя на половине фразы. Корней медленно взял ее узкую кисть, поднес к губам и поцеловал. Сказал, не выпуская ее ладони:
— Спасибо за вечер… За полчаса дороги. Мне было очень приятно…
— Это я должна благодарить… — начала Эмма.
Он подтянул ее за плененную кисть к себе и поцеловал в шею. Эмма несколько мгновений дышала ему в ухо, потом он ощутил ее ответное движение.
Когда поцелуи стали смахивать на жаркие взаимоистязания и стало уж вовсе невмоготу, он прервал массаж ее бюста, помедлил и — осторожно поместил ее руку между своих ног. Еще пару секунд они будто вымеряли степень взаимного возбуждения. Потом она, не прерывая поцелуя, добавила пальцам цепкой силы.
Спустя еще какое-то время Эмма спросила хрипловатым полушепотом:
— А тебе не хотелось бы чего-то полноценного?
Корней сообразил, что они находятся в двух шагах от ее подъезда и вполне можно ожидать приглашения. Эмма имела статус разведенной женщины.
— Я сторонник всего полноценного, — произнес он тоже полушепотом, — но куда нам спешить?
И погладил ее по волосам.
Возвращаясь на хорошей скорости к себе в Измайлово и отмечая осеннюю силу ночного ветра, летящего в окно, он уже корил себя за сексуальный авантюризм. Ему вовсе не обязательно было себе что-то доказывать. Он совершенно определенно поддался импульсу.
Совершив поступок довольно резкий и рискованный, Велес должен был теперь успокоиться. Успокоиться и поразмыслить. Ни разу за годы их отношений с Ингой его не тянуло к другим женщинам.
То есть, фиксируя спокойно складность и гладкость некоторых женских тел, он уже давно не испытывал привычного томления. Корней был вполне удовлетворен. Состояние свое он был готов подчас уподобить состоянию кота, нажравшегося досыта сметаны и вдруг обнаружившего под кустом изрядный кусок жирной говядины. Пыла хватило бы, пожалуй, лишь на то, чтоб обнюхать и лизнуть.
Но что-то в этой сытости теперь уже не устраивало, что-то беспокоило. И он, кажется, мог выразить что. В самом общем плане его тревожило именно бесплодие их брака.
Все эти годы жила и тлела надежда. Кажется, она не оправдалась.
15
В понедельник управляющему партнеру Эдику Берковичу исполнялось сорок, но годовщина никак не должна была служить поводом к серьезному застолью. Сорокалетие, как водится, пышно не отмечают. Эдик, впрочем, на пять часов созвал общий сбор в своем кабинете: непышный фуршет не возбранялся. Он был даже неизбежен.
