Галина Долгая - Бирюзовые серьги богини
— За продуктами, хлеб у нас кончился, сахар, а ты чего в такую рань?
— Почему «рань», семь часов уже. Скоро жара начнется.
— А-а… ну садись, чай попей.
— Спасибо, — Арман отхлебнул из пиалушки, из которой недавно пила Сима, — с мятой… А Сима спит еще?
— Спит, — Хакан Ногербекович плеснул себе чаю.
Жорка, недобро посматривая на раннего гостя, сворачивал спальник. Вадим Петрович и Славка тоже выползли из палаток и еще сонные подошли к столу.
Арман поставил пиалу на стол, напрягся.
— Ты о Симке забудь, понял, — Славка толкнул его в плечо.
Арман встал.
— Ребята, ребята, никаких разборок, этого еще нам не хватало! — Хакан Ногербекович встал между парнями. — А вы, Арман, — он покачал головой, — нехорошо вы поступили, нехорошо! И вы, и ваши старики! Не ожидал я такого.
— Хакан-ака, я все объясню…
— Нечего тут объяснять! — встрянул Вадим Петрович. — Уходи и не появляйся тут больше.
Арман набычился.
— Я хочу поговорить с Симой. Перед вами я не виноват. Что плохого я сделал?
— Что плохого?! — Славка набросился на Армана, но Хакан Ногербекович, несмотря на маленький рост и кажущуюся тщедушность, оттолкнул его.
— Не сметь руки распускать! Он прав! Он ничего плохого нам не сделал. И нам еще работать вместе, и не в последний раз!
Начальник кричал, и это так удивило его подчиненных, что они вытаращились на него, будто впервые видели.
— Всем сесть! А вы, Арман, уж постарайтесь, объясните нам, как так получилось, что вы опоили нашу сотрудницу напитком шаманов и без ее и без моего ведома использовали ее в своих целях, надо сказать, нам тоже неизвестных.
Пока Арман сбивчиво пересказывал слова своей бабушки, Сима уезжала все дальше и дальше. И чем больше становилось расстояние между ними, тем тяжелее было на сердце Симы, и тем беспокойнее становилось Арману.
Не закончив рассказ, он посмотрел на палатку и спросил, глядя в упор на Хакана Ногербековича:
— Где Сима?
Тот не смог солгать еще раз и сказал, что она уехала. Арман немедля вскочил на коня и поскакал следом. Но, хоть Черногривый и был одним из самых быстрых коней кочевья, догнать машину он смог только тогда, когда она возвращалась назад. А дядя Боря, затормозив перед конем, вставшим на дыбы перед самым носом грузовика, и не обратил внимания на вопрос парня, а погрозил кулаком и так далеко послал, что не только у юноши, а и у коня уши стали пунцовыми.
Глава 6. Борьба за жизнь
Быстро разносится молва по степи. Даже случайно оброненное слово подхватывают ветра и мчатся с добычей в разные стороны, шепча по дороге травам и птицам то, что услышали. А если вдруг ветра сталкиваются друг с другом, то слова смешиваются, и весть обрастает домыслами. И наполняется степь и красивыми легендами, и мудрыми притчами, и задумчивыми песнями…
Когда Тансылу и Аязгул прискакали в одно из дальних стойбищ своего племени, их встретили настороженно. Обменявшись взглядами друг с другом, они спешились, вместе вышли к косо поглядывающим воинам.
— Прибыл ли гонец от госпожи Дойлы? — спросил Аязгул.
— Прибыл, — ответил бывалый воин, старший над всеми в этом стойбище.
— А раз так, почему встречаете ее дочь недобрыми взглядами? — Аязгул и сам пускал молнии из глаз, ставшими в прищуре темно-синими.
— Так и второй гонец прибыл за ним, — ответил старший, — и передал, что, если дочь Таргитая прибудет к нам раньше его брата, то связать ее до его приезда.
Тансылу сжала рукоять клинка так, что ее пальцы побелели. Зорким взглядом она прикинула, сколько человек стоит по бокам от них, сколько подошло сзади. Аязгул сможет отбиться от тех, кто впереди, а ей придется взять на себя задних. Спина к спине, они защитят друг друга, но смогут ли выбраться? Ведь воины окружили их кольцом. Но Аязгул не собирался драться. Он подошел вплотную к старшему воину и громко, чтобы все слышали, процедил:
— Кто такой брат Таргитая? Он вождь, чтобы вы его слушали? Что, последняя воля жены вождя, отдавшей свою жизнь взамен жизни дочери, уже ничего не значит для вас? А гибель Таргитая? Где был Ишбулат, когда его брат сражался с Бурангулом, бежавшим, как трусливая собака? Или воинская честь тоже для вас ничто?
Воины согласно закивали, одобряя слова Аязгула.
— Воля жены вождя — для нас закон. Не можем мы нарушить его. Это навлечет на наши семьи гнев духов.
— Хорошо, Аязгул, мы поддержим Тансылу и тебя, — согласился и старший, — но есть другие стойбища, как быть с ними? Что, если они встанут на сторону Ишбулата? Мы не хотим воевать со своими братьями, проливать родную кровь.
— Верно говоришь, — Аязгул вышел из кольца, присел у большого шатра. Тансылу последовала за ним под пристальными взглядами тех, с кем еще недавно носилась по степи, соревнуясь в быстроте коней и меткости стрельбы. — Еще два стойбища, кроме вашего, и те, кто идет с Ишбулатом. Сейчас пошлем гонцов в стойбища. Ты дашь свою камчу, чтобы им поверили, что ты на стороне дочери законного вождя. А Ишбулата встретим в каньоне. Дадим воинам, охраняющим его, самим выбрать, с кем они.
— А Ишбулат? — воин встревожился.
— А Ишбулата отпустим вместе с семьей. Пусть идет, куда хочет, хоть к Бурангулу.
— Ладно говоришь, Аязгул, а что если воины Ишбулата станут защищать его? Что тогда?
Аязгул встал, вынул клинок из ножен. Сталь блеснула, поймав солнечный блик.
— Тогда, воин, мы будем сражаться! Если ты еще помнишь, как это — махать мечом.
Старший окинул тяжелым взглядом соплеменников. Медленно вытащил меч, все остальные сжали рукояти своих мечей, готовые одним движением дать разящей стали свободу.
— Обещаю тебе, дочь Таргитая, служить, как и твоему отцу, почитать твоего мужа, как вождя, и защищать наших людей и скот от всех, кто осмелится пойти на нас войной.
— Обещаю, клянусь, клянусь, — повторили воины.
Тансылу облегченно вздохнула.
Каньон бурым шрамом разрезал степь, разделив два широких холма друг от друга. В тени отвесных стен спокойно проходило любое стадо или табун. Летом ложе каньона было сухим. Но земля, пропитанная водой бурной реки, бегущей здесь весной, щедро украсила себя кустами юткуна и джиды, деревцами тала и вишни. Долго держалась вода в ответвлении каньона, в конце которого из стен чудным образом росли каменные, серого цвета, шары, похожие формой на полные груди женщины. Чабаны приводили туда овец на водопой, отдыхали в прохладе, сочиняя сказки о гигантских грешницах, замурованных в скалах, от которых остались на виду только их соблазнительные части тела.
Недалеко от этого места каньон сужался. Именно там решил Аязгул встретить Ишбулата. Прикинув, сколько времени понадобится ему, чтобы со всем скарбом яйлака дойти сюда, Аязгул успел собрать воинов других стойбищ и, разделив их на три части, распределил по двум сторонам — на верху каньона и на выходе, если вдруг Ишбулат решит вырваться вперед вместо того, чтобы повернуть назад.
Тансылу залегла за небольшим камнем, нависшим над пропастью. Аязгул пристроился неподалеку, слившись с корявым стволом сухого дерева.
Ждать пришлось недолго. Аязгул точно рассчитал, когда Ишбулат будет подходить к каньону. Если бы брат Таргитая знал, что его ждет, то, наверное, решил бы обойти каньон стороной. Но кони хотели пить, как и люди, впрочем, а Ишбулат был уверен в том, что малолетняя девчонка, хоть и воинственная, но глупая, раз решилась убить сына великого вождя Бурангула, уже связана воинами и ожидает его, Ишбулата, решения о своей судьбе. Так и вошел Ишбулат в каньон, представляя, как он отвезет ее в яйлак Бурангула, как выпьет с ним чашу примирения и подарит славному вождю отару овец и трех самых быстрых скакунов из своего табуна.
В каньоне дул свежий ветер, чувствовалась близость воды. Конь под Ишбулатом встрепенулся, люди тоже оживились, предвкушая долгожданный отдых в прохладе. И тут сверху посыпались мелкие камешки, и раздался звонкий голос.
— Ишбулат, остановись!
Ишбулат натянул повод и, как и его конь, недовольно задрал голову, осматривая верх каньона. Тансылу стояла у самого края пропасти. Ее фигурка закрывала собой солнце, но лучи огибали тоненькую девушку, создавая вокруг нее сияющий ореол и слепя глаза смотрящим снизу.
— Ты предал меня, Ишбулат! Ты предал своего брата, моего отца и вождя нашего племени! Ты нарушил обещание выполнить последнюю волю моей матери! Ты должен покинуть племя, если хочешь жить!
Ишбулат, не шевелясь, просмотрел края стен каньона. Никого не заметив, он приосанился и приказал воинам:
— Подстрелите ее!
Не успел один из них поднять лук, как упал замертво: стрела Аязгула со свистом вонзилась в его грудь.
Конь под Ишбулатом заплясал. Все воины заметались, растерявшись. Женщины запричитали, прижимая к себе малолетних детей.
