Елизавета Дворецкая - Кольцо Фрейи
Тюра содрогнулась, вообразив разговор нищего с незнакомым мертвецом, таким же бродягой, умершим где-нибудь под осеним хмурым небом, среди торфяного болота… И невольно бросила взгляд на башмаки Кетиля, но те, к счастью, оказались почти новыми, видно, подарил кто-то из соседей. Он по-прежнему носил обмотки, сшитые из кусков разной ширины и цвета, и ей подумалось, что часть этих обрывков тоже может быть наследством незнакомых мертвецов…
Так или иначе, но с грустным делом погребения женщины, которая связалась с ведьмами и умерла нехорошей смертью, Кетиль справился ловко. По обычаю уложив покойницу в устланный шерстяной тканью кузов от повозки – ей ведь ехать в долгий путь до самой страны Хель, – он разместил вокруг разную утварь: вертел, чашу, кубок, котел, нож, оселок, ларец с разными мелочами, полюбовался на дело своих рук.
– Знаешь, хозяйка, а я бы еще ей кол в грудь вогнал, – сказал он, когда оставалось лишь закрыть покойницу плащом. – Как бы не начала она вставать…
– О асы, что ты говоришь! – Тюра в ужасе всплеснула руками.
– Ну, или хотя бы руки колышками ко дну прибить. Сдается мне, так будет лучше.
– Нет, это слишком! – Тюра покосилась на служанок и двух рабов, стоявших с лопатами и готовых засыпать могилу. – Если мы это сделаем, пойдут слухи, что жена Харальда была ведьмой. Моего внука будут звать сыном ведьмы. Я не могу этого допустить.
– Но кто же будет болтать? – Кетиль поморгал. – Я не буду. Я понимаю эти дела. Ты тоже не будешь.
Тюра показал глазами на слуг. Кетиль сделал легкий знак, указав вниз, в могилу. И Тюра поняла: он предлагает ей убить после погребения четырех лишних свидетелей!
– Нет, нет, не стоит! – Она зябко сжала у горла ворот плаща, и без того прочно сколотого круглой позолоченной застежкой, и отошла на несколько шагов.
– Как знаешь, хозяйка! – Кетиль пожал плечами. – А сдается мне, это ты напрасно!
Могилу засыпали и сделали невысокий холмик. Кетиль, вспомнив о том, что покойная минувшим летом успела принять крещение, пробормотал молитву, в которой никто не разобрал ни слова. Потом все отправились в Эклунд, где Тюра хотела побыть с новорожденным внуком, пока мужчины не вернутся с оружного смотра.
Погода не радовала: дождь, начавшийся во время погребения, продолжался до самого вечера, и женщины вздыхали, жалея мужчин, которые сейчас под открытым небом мечут сулицы и учатся ходить строем, держа щиты перед собой. В очаге горел огонь, но Тюра куталась в плащ на меху: ей было холодно, неуютно, пробирала дрожь. С наступлением темноты вернулись воспоминания о черной женщине в углу. Тюра все посматривала на Лив, рослую, румяную молодую женщину, которой было велено не спускать конунгова внука с рук и менять гретые пеленки. Мальчик вел себя спокойно, Лив дремала, не забывая его укачивать – у нее было уже четверо своих детей, а ее последнего младенца сейчас держала ее сестра-подросток.
Тюра оглядывалась, вздыхая. Дом выглядел так, будто в нем давным-давно нет хозяйки: скотина в хлеву унылая, вокруг очага полно старой золы, некоторые камни вывалились, котлы отчищены кое-как, по углам валяются кости, под столом рыбьи головы, в доме воняет, в кладовых почти пусто… Хлода в последнее время совсем не следила за хозяйством. Но уж новая хозяйка первым делом наведет порядок, хотя бы ради того, чтобы стереть всякий след и память о хозяйке прежней. Как хорошо, что на осенние пиры пригласили Олава Говоруна с семьей. Если он еще не нашел жениха для Гунхильды, теперь снова станет возможным то, что было задумано в конце прошлой зимы… Многие женят сыновей как раз на осенних пирах, после оружного смотра, когда те вернутся из летнего похода. Можно было бы прямо сейчас… Конечно, свадьба без предварительного обручения считается несерьезной, и чем дольше помолвка, тем больше чести, поэтому-то многие знатные люди обручают своих детей еще маленькими. Правда, в этом случае есть риск, что жених или невеста не доживут до свадьбы. Асфрид рассказывала, что у ее внучки был жених, один из внуков Бьёрна Шведского, но погиб на Восточном Пути, когда ему было всего четырнадцать лет. А потом она была обручена с Кнутом… хм, а нельзя ли как-то перенести обручение старшего брата на младшего и считать, будто Харальд обручен с Гунхильдой уже полгода? Ведь родные братья – это почти одно и то же… Какие странные мысли лезут! Это оттого что голова болит… Так всегда бывает: когда голова болит, легче разговаривать с богами… или это голос бога, проникая в сознание, порождает боль?
– Что-то ты дрожишь, хозяйка! – заметила Финна. – Хочешь, я тебе заварю шиповника?
– У Харальда что-нибудь осталось от того бочонка вина, который подарил Хорит?
– Должно было остаться немного. Хозяйка его берегла. – Финна вздохнула.
– Подогрей мне вина и положи туда меда и шиповника. Так будет лучше.
– Да уж… – Финна поднялась и пошла в спальный чулан, где, поближе к хозяйскому ложу, хранилось дорогое красное вино, которое в Дании видели нечасто. – Уж теперь новая хозяйка у нас будет, свои порядки наведет…
– О чем ты? – Тюра остановила ее.
– Да уж теперь Харальд конунг женится на той девушке, что была обручена с Кнутом конунгом.
– С чего ты взяла? – изумилась Тюра, которая сама только что об этом думала.
– Да чего уж? Все знают. Раз она была невестой старшего, то теперь младшему надо ее взять за себя. А он-то давно на нее поглядывал, я примечала…
Вот так. Сам Харальд еще не знает – или делает вид, будто не знает, – что теперь-то непременно посватается к дочери Олава, а челядь говорит об этом как о решенном деле!
Тюра выпила горячего вина с шиповником и медом, а еще заботливая Финна добавила туда отвара ивовой коры, которая помогает при лихорадке, снимает жар и головную боль. От напитка королева согрелась, приободрилась, взяла у Лив ребенка, снова задумалась, держа его на коленях. Надо попробовать вынуть руны для него. Раз ему уже дано имя, значит, он настоящий человек и у него есть судьба.
Вдруг в гриде повеяло холодом. Тюра подняла голову, хотела крикнуть, чтобы болван закрыл дверь как следует – и осеклась. Никто не подходил к двери и не открывал ее, но сразу в двух дальних углах она увидела темные фигуры. У них не было лица, они словно были закутаны с головой в черные плащи, но она сразу поняла, что это женщины, что одна из них стара, а вторая средних лет. Как норны. Норны всегда приходят к новорожденному, чтобы наречь ему судьбу. Но их бывает три. Где же третья, младшая?
Тюра огляделась. В покое, бок о бок с ней, сидели люди: женщины шили, рабы возились со всякой мелкой ручной работой, дремали дети, свернулись калачиком собаки. Но ей казалось, она здесь одна, вернее, с младенцем на руках, и от всех остальных их оделяет невидимая преграда.
И едва она подумала о третьей норне, как увидела ее прямо перед собой, в нескольких шагах. Эта женщина тоже была в черном, но Тюра увидела ее лицо – лицо Хлоды.
– Отдай мне его! – произнесла призрачная гостья. Тюра слышала ее голос совершенно ясно и в то же время знала, что никто другой его не слышит. – Я вернулась за ним. Он мой. Я дорого за него заплатила и не хочу расставаться с моим сыном.
– Нет, – шепнула Тюра и крепче прижала к себе мальчика.
Это единственное, что она могла сделать, руки и ноги не слушались. Да и куда убежишь от тех, для кого стены и расстояния не преграда?
– Отдай. Я заберу его. Вы погубили мой род, вы погубили много славных родов, стремясь собрать все земли данов в свои руки, и вам это не пойдет даром. Проклятья ваших врагов обрушатся на вас. Отдай мне моего ребенка. Только он может стать наследником моего мужа.
– Не отдам, – шепнула Тюра, хорошо понимая сказанное: если она отдаст младенца, род Кнютлингов не получит продолжения.
– Вам так суждено. Или я заберу моего мальчика, или он отомстит за меня, когда вырастет. Он будет преемником отца, но он же принесет гибель своему отцу. Он станет славным конунгом, а его сын – еще более славным, и Датская держава на многие века сделается сильнейшей из всех стран Севера. Но дорога к славе Дании лежит через вражду отца и сына, и тот, кто одерживал победы, сам будет побежден. Отдай мне его, отдай мне последнее, что осталось мне от моего рода.
– Это мой род…
– А если он войдет в твой род, то станет оружием моей мести.
– Уходи! – выдавила Тюра, и, с трудом подняв онемевшую руку, начертила в воздухе знак молота.
Призрак исчез. Тюра быстро глянула по углам – тех двух черных женщин тоже не было. Но она дрожала так сильно, что едва удерживала ребенка, голова кружилась, в ушах шумело.
– Давай-ка, хозяйка, ложись-ка спать! – заявила Финна, с беспокойством на нее поглядывая, и забрала младенца. – Лив, возьми. А мы пойдем ложиться. Хозяйка устала – и страхи все эти, и ночи не спать, и в поле еще сегодня ходила…