Ольга Смайлер - Тростниковая птичка
– Значит, доберешься до них завтра. Нам упакуют все это с собой, и, насколько я знаю Уну, сейчас нам принесут еще пару полных пакетов, которые она заказала. Все никак не привыкнет, что мы с Терри уже выросли и в нас уже больше не помещается столько сладкого. Ну что, куда ты хочешь пойти? Одежные ряды, украшения?
Я задумалась. С одной стороны, было очень любопытно, с другой – Тара с молчаливого одобрения Сая за пару дней собрала мне весьма приличный гардероб на первое время. Выбирать между очередными «ночными рубашками», отличающимися только цветом или узором вышивки, не хотелось, а покупать себе белье в присутствии Сая я еще не была готова. С третьей стороны я была сыта и умиротворена, и более всего мне хотелось сейчас свернуться где-нибудь в клубочек и задремать. Мои мысли сопроводил сладкий зевок, который не удалось подавить, и виноватый взгляд на Сая. Тот мимолетно улыбнулся мне в ответ, кивнул в очередной раз зашедшемуся в кашле перед входом официанту, что-то показал двумя лаконичными жестами и притянул меня к себе поближе, чтобы обнять.
– А мне рассказывали, что увести женщину с Ак-Тепе – непосильная задача. Обманывали, наверное?
– Просто я у тебя неправильная женщина. – Мне было уютно рядом с ним и совершенно не хотелось поддерживать пикировку.
– Мне такая и нужна. – Сай быстро клюнул меня поцелуем в макушку и поднялся навстречу нашему разносчику, вернувшемуся с тремя бумажными пакетами, два из которых были упакованы вместе – Сай очень хорошо знал свою маму.
Обратно к машине мы возвращались другой дорогой – сперва по ряду пряностей, где запахи кружили голову и заставляли чихать: разноцветные горки специй, высившиеся на плоских деревянных мисках, соседствовали с чинно расфасованными в прозрачный пластик, чтобы смениться сушеными травами и снова горками, но уже в высоких кувшинах из необожженной глины, а в следующем ряду оказались разложены сухофрукты всех цветов и размеров – и привычные глазу, и до этого не виденные. Сай отобрал у меня пару слив, которые я машинально взяла из рук особо настойчивой продавщицы, и прибавил шагу. Следующий ряд был похож на ювелирный, но была в нем какая-то странность. «Амулеты», – прокомментировал Сай в ответ на мой удивленный взгляд. Я пригляделась – и правда, чего тут только не было, я узнала и «песни ветра» всех форм, цветов, размеров, и «ловцы снов», что так любила кузина Малати. Фигурки и подвески, ожерелья и медальоны – тут были сувениры, казалось, изо всех известных миров. Рассмотреть и перетрогать все, что хотелось, мне не дали – муж неумолимо увлек меня дальше, в проход, к следующему ряду. Тот встретил нас многоголосьем птичьего молодняка – пушистые комочки цыплят пищали, утята крякали, птенцы непонятной породы издавали звуки, больше похожие на мяуканье, рядом волновалось и гомонило людское море – в этом ряду было многолюдно. Неожиданно Сай сбился с шага и замер, я по инерции сделала еще шаг вперед и столкнулась с ним. Сай обернулся, глаза у него блестели.
– Пойдем скорее! Я должен тебе это показать!
И мы пошли смотреть ЭТО, чтобы оно ни было. Пробираясь за Саем сквозь толпу, я наконец увидела, куда мы отправляемся, – в небольшом павильоне не было ни цыплят, ни утят, ни каких-либо других маленьких пушистых комочков. Но он был весь завешан или заставлен клетками: круглыми или прямоугольными, на одну птицу – или на семью или выводок, скрывающими за своими прутьями нарядную «красавицу» или серенькую «замарашку». Когда мы протолкались к павильону, я восхищенно крутила головой – где еще я могла бы встретить такой анахронизм, как продавца певчих птиц и его рабочее место?
– Смотри, – тронул меня за плечо Сай, – вот туда. Видишь? Это тростниковая птичка. Когда я увидел тебя, то мне показалось, что ты на нее похожа.
В клетке, стоящей в глубине павильона, сидела небольшая птичка: головка и шея ее были покрыты красно-коричневыми перьями, тельце было темно-синего окраса, а на верхней части крыльев проходила полоса бледно-желтого оттенка.
– Красивая, – выдохнула я восхищенно.
– А как поет! – Из глубины палатки вынырнул весьма бойкий старичок.
– Жаль, что в клетке не поет, да и живет недолго. – Голос у Сая был ровный, но я чувствовала, как он злится.
– Парнишки недавно подобрали. Тут, недалеко, ограждение. Пластик прозрачный, часто бьются, – охотливо отозвался продавец. – Вот, выходил и все ждал. Все думал – чего жду? Купить хотели – не продал. Думал – почему? Теперь знаю – тебя ждал. Забирай.
Круглая клетка перекочевала со столика в руки удивленного Сая.
– А клетку у заборчика оставишь, мальчики подберут… Дедушку Амара тут многие знают, клетку не тронут. Идите, идите! – замахал он на нас руками.
Клетку у Сая я забрала и теперь несла ее перед собой, крепко обхватив руками и плюнув на то, как я выгляжу со стороны, тихо уговаривала птичку не бояться и потерпеть еще немного.
По сравнению с Ак-Тепе стоянка была тиха и практически пустынна. Сай убрал свой рюкзак и пакеты в багажник, и я протянула ему клетку, уже догадываясь, что он сделает дальше. Замочек на дверце немного заедал, да и сама дверка скрипнула, открываясь. Мы стояли, затаив дыхание, но птичка, трепыхавшаяся всю дорогу, все также сидела, прижавшись к поддону внизу клетки. Сай вздохнул, сунул руку в клетку, ловко обхватил пленницу ладонью, вытащил наружу, раскрыл пальцы и подбросил птичку вверх. Та расправила крылья, пискнула, шарахнулась от нас и рванулась в небо, набирая высоту. Я долго смотрела ей вслед, потом перевела глаза на мужа и испугалась: Сай всматривался в мое лицо, и взгляд его был больным. Мне показалось, что он мучительно ищет слова, хочет что-то мне сказать, но тут за его спиной загудел клаксон, Сай вздрогнул, отвернулся, приветливо помахал очередному знакомому воину, а когда повернулся – передо мной был привычный Сай, разве что чуточку более растрепанный. Подскочивший худой мальчуган потянулся к клетке, повторяя: «Дедушка Амар, дедушка Амар». Сайгон выудил из кармашка несколько мелких монеток, и счастливый парнишка бросился от нас так, что засверкали пятки, торчащие из маленьких ему пластиковых шлепок.
– Куда мы теперь? – спросила я у придерживающего для меня дверь машины мужа.
– Следом за ней. – Сай мотнул головой в сторону, куда улетела пернатая пленница. – Мы с тобой заночуем на озере Карен, где живут тростниковые птички. Если повезет – услышим, как они поют.
– Заночуем? – расстроилась я. – Сааай, я так устала от отелей по дороге от Нашера…
– А при чем тут отели? У меня в багажнике лежит отличная палатка и все, что нужно, для ночевки под открытым небом. Ты знаешь, там такие фантастические закаты… И вода ночью теплая-теплая.
– Ну, если вода… – только и нашлась что сказать я.
– Поверь, тебе понравится, – мурлыкнул Сай мечтательно, выруливая на дорогу.
* * *Как я и предполагал, Птичка почти сразу же перебралась на заднее сиденье и задремала, поджав ноги и укутавшись в тот самый «счастливый» плед, который заботливый Терри кинул мне на заднее сиденье в день моей свадьбы. Я поглядывал на нее в зеркало, каждый раз ощущая прилив нежности, иногда ловил ее сонный ответный взгляд и думал, думал, думал… Бакычу-апа были осколками древней, еще доколониальной эпохи. Во времена первых колонистов Храм и его Дочери железной рукой вытравляли все прежние верования, традиции, устои, утверждая культ Праматери как единственно верный. Казалось бы, теперь, спустя столько лет после вековой изоляции, они добились своего, но… Говорят, что остались упрямцы, верящие в своих богов, по крупицам собирающие и хранящие наследие предков, только хорошо научились скрываться от вездесущих Храмовых Дочерей. Да и как не прятаться и не лицемерить, если на кону твоя жизнь и возможность продолжить род? Сколько лет прошло, а не забыли и не простили Храму род Серого Ястреба.
Несговорчивые Ястребы долго держались своей веры, не принимали заманчивых предложений, не боялись угроз. Когда род отлучили от Храма, никто не забил тревогу: тогда это казалось просто анекдотом. Шло время, но в браках, заключенных без благословения Дочерей, не рождались дети. Дочери рода одна за другой стали дарить бусины чужакам, и разве можно их в этом винить, если материнство – это предназначение женщины? Сыновьям рода все сложнее стало находить себе невест, и молодые воины, не женившись до Рубежа, начали уходить за Грань. Было что-то неправильное в этих смертях: нет, доказательств не было, и выглядело все так, будто воин сам выполнил ритуал, но какие-то мелочи царапали, тревожили, не давали поверить в это до конца. Один за другим приходили к главе рода воины, в семьях которых подрастали мальчики, просили освободить от клятвы роду и отпустить в чужой род, примаками под чужую руку. Так и не стало рода Серого Ястреба – еще пару десятков лет держались гордые воины, теряя влияние, земли и воинов в традиционных для того времени междоусобных войнах. О том, что случилось потом, говорят разное, но непременно шепотом. В истории Керимы этому посвящен один абзац: род Черного Медведя закончил агонию гордых Ястребов, и помогло им в этом чье-то предательство. Тогда-то и был созван первый Совет Старейшин, потому что справиться в одиночку с Храмом было не по силам ни одному роду. Нынешние Дочери Храма не слишком похожи на воинственных жриц времен колонизации, но и они многое могут, потому и танцуют вокруг друг друга Храм и Старейшины, ступая на цыпочках, выписывая невероятные пируэты, лишь бы не нарушить хрупкое равновесие.
