Марина Эльденберт - Заклятые супруги. Золотая мгла
Я попыталась брыкаться, но как-то недостаточно серьезно. Честно говоря, самой хотелось избавиться от кучи юбок, платья, кринолина и корсета. Оставшись только в нижней рубашке и панталонах, блаженно вытянувшись на покрывале, я поняла, что не зря отказалась от идеи выбраться в Милуотский парк. Да, добраться в разы проще, но вот так уже не полежишь. На свежем воздухе, под стрекот и свиристение птиц, когда ветерок ласкает разгоряченную кожу, а солнышко купает в рассеянных сквозь листья лучах, не позволяя замерзнуть. Может, это неправильно, может я странно смотрюсь в нижнем белье и шляпке с вуалью, но… плевать!
– Купаться пойдем?
К счастью, у моего мужа хватило совести не раздеваться полностью. То ли ему просто голову напекло, то ли в нем проснулось чувство такта. Как бы там ни было, он снял только рубашку и устроился прямо на траве, закинув руки за голову, позволяя солнцу беззастенчиво расплескаться по загорелой груди.
– Я не захватила костюм.
– А он – будем честны, тебе нужен?
Нет. Но не признаваться же в этом.
– Я не полезу в воду в камизе и панталонах.
– Так полезай без них.
Я сделала вид, что ничего не слышала.
– К тому же босиком. Я могу пораниться.
Для купания нужны были специальные туфельки, но они остались в Мортенхэйме. Да и вообще, лучше перевести тему.
– У тебя в Лавуа дом?
– Поместье на виноградниках. Дом отстроили несколько лет назад.
– Новый? – я приподнялась на локтях.
– У родителей был замок на побережье, но туда я не хочу возвращаться.
То ли ветер стал прохладнее, то ли от Анри повеяло холодом. Я положила руку ему на плечо: кожа от солнца была горячей, просто обжигающей.
– Не боишься сгореть?
– Мне это не грозит. Я вырос в Маэлонии, там солнце еще жарче, чем в Лавуа.
Поместье, замок… Винсент говорил, что мой муж занимался восстановлением наследства. Все это наверняка заняло не один день, но вряд ли его владения так уж невелики. Аристократы вроде него живут исключительно за счет аренды земель, а земли в Лавуа плодородные, богатые. Ту же лаванду широко используют в парфюмерии, не говоря уже о виноделии.
– У тебя земли…
– От Ларне до побережья. И часть Южного берега.
Ничего себе. Да, он явно не бедствует.
– Ты купил этот шалаш, чтобы досадить мне?
Он повернулся и провел пальцами по моей щеке:
– Я здорово тебе досадил брачным договором. Думаешь, требовалось что-то еще?
И то верно.
– Тогда почему?
– Чтобы содержать большой дом, нужно много прислуги. Не люблю посторонних.
Вот уж не сказала бы. Мой муж, который ни одного бала не пропускает и подружился почти со всей Энгерией, который может разговорить любого – от чернорабочего до графини – с небывалой легкостью и не любит посторонних? Я вспомнила, что он называл Жерома другом. Но как можно дружить с тем, кто ниже тебя по статусу? Нет, чего-то я определенно не понимаю.
Анри, прищурившись, смотрел на меня, а потом поднялся и принялся расстегивать штаны.
– Не знаю, как тебе, но мне нужно охладиться.
Когда его брюки упали вниз, я поняла, что мне тоже.
– Присоединяйся.
В воду он вошел красиво, почти без брызг. Интересно, есть ли что-то, что этот дельфин не умеет делать? Я смотрела, как Анри мощными рывками вспарывает воду, и невольно любовалась игрой его мышц и сильными движениями уверенного пловца. Спустя пару минут мне уже махали с другого берега: невысокого, но обрывистого. Он ловко подтянулся на корнях деревьев и устроился наверху. Потемневшие тяжелые пряди рассыпались по плечам. Отсюда я не могла видеть, но с них наверняка стекали капельки воды. Только хвоста не хватает, честное слово. Прицепить – и будет морская сирена. Или сирен? Как правильно назвать соблазнительную водоплавающую особь мужского пола?
Я стянула шляпку, поднялась и направилась к реке. Несмотря на июнь, вода оказалась потрясающе теплой, внизу застыло неровное илистое дно. Постоять по щиколотку здесь не получится – берега крутые. Я вздохнула, оттолкнулась от земли и нырнула. Вода сомкнулась над головой, тихо зазвенело в ушах, стирая все оставшиеся на поверхности звуки. А потом мир расцвел буйством красок, ослепительной зеленью и отражающимся от зеркальной глади солнцем.
Плавала я не так быстро, как Анри, когда оказалась у берега, муж протянул мне руку и помог взобраться наверх. В зубах он держал веточку цветов – бледно-голубых, цвета небесной синевы в разгар дня. Чуть поодаль, в тени, раскинулись целые заросли кустов с крупными ярко-зелеными листьями. Лавиния в два счета сказала бы, как они называются: мелкие, чем-то похожие на сирень, меня же ботаника особо не вдохновляла. Но Анри с цветочками в зубах… Я не выдержала и рассмеялась.
– Мне нравится твой смех.
Он протянул мне тонкий стебелек.
– Что это?
– Это лунник. За неимением лучшего…
Мне живо расхотелось смеяться.
– Начнем сначала. Леди Тереза, вы согласны стать моей женой?
Я замерла, и Анри не шевелился. Просто смотрел мне в глаза, безо всякой насмешки. Расстояние между нами было… если было… от силы несколько дюймов. Я почти прижималась к обнаженному мужу, с волос текло, одежда облепила тело, повторяя все изгибы. И веточка цветов перед глазами – крохотные тонкие лепестки с ниточками прожилок. В горле неожиданно пересохло.
– Вы не любите сорванные цветы, я помню. Но нести вас в кусты – это перебор. Так вы окажете мне честь или мне катиться куда подальше?
Капельки, блестящие на загорелой коже. Пристальный взгляд, одуряюще-жаркая близость. Голова закружилась, точно я уже приложилась к вину. Ни одно солнце не способно обжечь так, как мой муж.
– Хорошо.
– Хорошо докатиться?
Снова эта легкая насмешка.
– Я согласна.
Этот голос не может принадлежать мне, определенно не может. И не я приняла из его руки этот дурацкий цветок.
– Чего ты хочешь, Тереза?
– Наш обед остался там.
Я кивнула в сторону противоположного берега, но он притянул меня к себе. Сильные пальцы запутались в моих мокрых волосах, Анри легко потянул пряди, заставляя слегка запрокинуть голову. Я всхлипнула, чувствуя горячие губы на прохладной от воды коже – там, где бешено бился пульс. А потом он меня поцеловал: неизмеримо нежно, чувственно и мягко накрыл мои губы своими, раскрывая, лаская их языком.
Ох, нет. Это уже слишком. Как бы далеко мы ни забрались, это просто непристойно.
Я уперлась руками ему в грудь.
– Хватит.
Голос звучал хрипло, я приложила пальцы к губам, словно стараясь избавиться от наваждения поцелуя. Терпкого, с горьковатым травяным вкусом цветочного сока. Сердце колотилось как сумасшедшее, но меня не собирались отпускать.
– Сегодня мой день, – зачем-то напомнила я.
– Чего ты хочешь, Тереза? – повторил он: хрипло, насмешливо, горячо.
Золотистый ободок вокруг раскрывшегося почти во всю радужку зрачка. Колдовские глаза моего мужа, от которых невозможно отвести взгляд. И невозможно совладать с пожаром, что бушует внутри.
– Тебя, – еле слышно выдохнула я и невольно облизнула губы.
Мне точно напекло голову. Никогда больше не пойду с ним купаться, никогда…
О-о-о-ох… Меня подхватили под бедра и прижали к ближайшему дереву. Сильный, грубый рывок – и я впилась зубами в руку, чтобы заглушить стон безумного животного наслаждения.
– Обними меня, – Анри обвел языком мочку уха, заставляя дрожать, – ногами.
Я чуть с ума не сошла, когда он это сказал. Мой муж умел говорить так, что хотелось принять ванну. Со льдом. Я скрестила ноги на его бедрах и все-таки застонала: ощущение полной растянутости и напряжение, горячим тугим комком пульсирующее между ног. Сильнее. Быстрее. Жестче. Сквозь тонкую ткань рубашки кора царапала спину, но мне было наплевать. Как же это неправильно… и как же… хорошо. Каждое движение отзывалось сладким спазмом, я вжималась в его пах, всхлипывала, кусала губы. Чувствуя нарастающую внутри пульсацию, дернулась, сжалась на нем – сильно. Хриплый рык Анри дрожью прошел по телу вместе с оргазмом. Я падала в небо, или небо падало на меня, золотые искры были повсюду.
С губ сорвался еще один стон, когда он подался назад, освобождая меня издевательски-медленно. А потом подхватил на руки.
– Теперь ты меня утопишь? – Губы предательски дрожали – то ли от наслаждения, то ли от осознания бесстыдства, что я творю снова и снова.
– Странные у тебя представления о супружеской жизни.
Не знаю, сколько мы так стояли: я обмякла в его руках, а он прижимал меня к себе. Только спустя какое-то время отпустил, но колени уже не дрожали. Смутно помню, как мы добрались обратно – кажется, плыли вместе. Мне хватило сил только устроиться на покрывале и ненадолго прикрыть глаза. Тень сомкнулась надо мной покрывалом, шелест листьев завораживал, скользящий по коже холодок начинал пробирать – одежда-то мокрая, но шевелиться было лень. Только сейчас я поняла, что все еще сжимаю в руке лунник, но мысль уже скользнула за грань сна, и я вместе с ней.
