Марина Эльденберт - Заклятые супруги. Золотая мгла
– Замечательно, – буркнула я. – Покоряют Лигенбург.
– Не сомневаюсь, что леди Лавиния пользуется успехом. Она очаровательна.
– А я?
Я спросила это вслух? Я безнадежна.
Мэри побледнела – самую малость. За годы работы камеристка изучила меня отменно и знала, когда нужно помолчать, а когда лучше поговорить. Но к такому явно оказалась не готова. Возможно потому, что меня мало волновали вопросы собственной внешности, и еще меньше – кто и что о ней думает.
– Забудьте.
– Вы очень красивая. – Она мягко провела щеткой по натянутой пряди и отпустила. – Заплести вам волосы?
– Да, пожалуй.
– Вас можно поздравить?
Я удивленно воззрилась на нее через зеркало: руки камеристки порхали за моей спиной, проворно стягивая густые волосы в косу.
– О чем это вы?
– Ну как же… Комната теперь только ваша.
Камеристка улыбнулась, я же резко оттолкнула ее руки и вскочила. Метнулась к гардеробной, рывком распахнула двери. И замерла. Синее платье Мэри вернула на плечики: надорванное, оно еле-еле держалось, но одежды мужа не было. Пустовали полки для рубашек и шейных платков, сиротливо болтались вешалки, на которых еще вчера висели сюртуки и жилеты. Коробки из-под его обуви тоже исчезли.
– Миледи, не переживайте, – затараторила камеристка. – Его вещи собирал камердинер, но я стояла и смотрела, чтобы ничего не помял и не повредил. Все время, что он здесь был. Эти вэлейцы такие грубые и неуклюжие…
– Замолчите.
Гулко ухало сердце. Я смотрела и не могла поверить глазам, собраться с мыслями не получалось. Наверное, это можно назвать победой. Я же этого хотела. Хотела, чтобы Анри оставил меня в покое, чтобы исчез из моей жизни. Решил переехать в свою пыльную комнату – туда ему и дорога! Я его не прогоняла. А до того, как он приволок эту тряпку, раз десять повторила, что не желаю видеть ее в гардеробе. При мысли о «тряпке» стало совсем тоскливо, сердце будто сжала ледяная рука.
– Миледи, у вас коса расплелась. Возвращайтесь к зеркалу, я вам…
– Уходите, – холодно сказала я. – Дальше справлюсь сама. Вы свободны.
Слишком много слов и ярости на одну маленькую Мэри. Расстроенная дальше некуда – вот-вот заплачет, она сделала книксен.
– Доброй ночи, миледи.
Стоило двери за ней закрыться, я подошла к окну. Полная луна разлила ненасытный холодный свет, крыши соседних домов влажно поблескивали, точно после дождя. Ни души, ни даже вечно рыщущих в поисках еды собак, только скомканная бумага перелетела с одной стороны на другую под порывом ветра. Нужно лечь спать. Просто устроиться поудобнее, закутаться в одеяло, закрыть глаза, и…
Я затянула пояс потуже, точно халат собирался с меня падать, решительно вышла из спальни. Пыльная комната располагалась напротив. Я замерла перед тем, как постучать, но мне никто не ответил. Приоткрыв дверь, заглянула внутрь. Сразу видно, что к переезду готовились: в спальне прибрано, пахнет свежестью. Постель расстелена, верхний ящик комода выдвинут, через спинку стула перекинут сюртук. Вот только Анри нет. Ругая себя последними словами, я направилась в ванную, но там его тоже не оказалось. В темноте умывальной каморки еле слышно капала вода.
«Не собираюсь я за ним по всему дому бегать», – подумалось мне, но ноги сами уже несли на первый этаж. Из-под неплотно прикрытой двери пробивалась тонкая полоска приглушенного света. На этот раз стучать я не стала, просто толкнула ее и вошла. Анри облокотился о стол, сцепив руки на уровне лица. Ни сигар, ни алкоголя – он просто сидел, глядя в одну точку и даже не повернулся, чтобы посмотреть на меня.
– Что вы здесь делаете? – глупее вопроса не придумаешь, но надо же как-то начать разговор.
– Думаю о вечном.
Я прошла к столу, остановилась рядом. Привычно разбросанные бумаги были сложены аккуратно, коробки исчезли. Ощущение такое, что на моего мужа внезапно напал призрак чистоты, и он не смог от него отбиться.
– Спасибо за то, что ты сделал сегодня.
Кажется, я окончательно переняла его манеру общения. Ну и ладно.
– На здоровье.
Анри поднял голову и посмотрел на меня – долго, внимательно, испытующе. Прикрученный до минимума огонек лампы все равно не мог скрыть сияние в его глазах.
– Мгла, – тихо сказала я. – Какая она изнутри?
Раньше я часто уходила на грань, для меня это было все равно что прикрыть глаза от усталости. Но рядом с ним я почти забыла про обратную сторону жизни. Даже не помню, когда последний раз смотрела на мир глазами некромага.
– Ослепительный золотой сгусток, который раскаляется изнутри – ощущение, что одежда тлеет и под ней плавится кожа, но боли нет. Зрение перестраивается, остается только два цвета. Все, что извне – алое.
Я ухватилась за спинку стула, сжала пальцы так, что они побелели.
– И что ты чувствуешь?
– Когда мгла набирает силу… Ничего.
Я удивленно подалась вперед.
– Совсем?
– Совсем. Уходят все чувства, все человеческое. Иногда кажется, что часть меня просто не способна принять эту мощь, что однажды она сведет меня с ума, – он положил ладони на стол, словно собираясь подняться. – А какой ты видишь грань?
Я все-таки села, расправила халат, разглядывая витой цветочный узор, бегущий по ткани.
– Представь мир без цвета. Все нечеткое, размытое. Даже черный цвет сложно назвать черным, это скорее тьма. Белый… сияющий, подернутый дымкой, а еще серый, как пепел – отражение тлена. Когда я увидела это впервые, даже не испугалась. Потому что ничего не поняла.
– Когда это произошло?
– В детстве у меня был пони, – сказала я и поспешно добавила: – Засмеешься – запущу в тебя чернильницей.
Анри поднял руки и покачал головой, будто обещая быть предельно серьезным.
– Его звали Луни.
На свой четвертый день рождения я попросила лошадку. Поскольку отказа не знала ни в чем, она у меня появилась. Точнее, появился пони: гладкошерстный, с короткой гривой и длинным хвостом, который почти волочился по земле. Имя придумали мы с матушкой, потому что он напоминал луну – белый, с расплывчатыми серыми пятнами.
Кататься меня учил младший конюх, Вард, под звучные оханья няньки, которая ходила за нами по пятам и постоянно говорила, что негоже леди ездить так быстро, что, если я свалюсь, она открутит ему голову. Вард только смеялся и говорил, что такая девочка, как я, никогда не упадет. Я и правда не падала: в седле сидела, будто родилась для верховой езды. Прыгать мне не разрешали – какие прыжки в четыре года, но хватало и того, что мы скакали по внутреннему двору: я на Луни и няня следом на своих двоих. Вард же стоял поодаль, сложив руки на груди и спокойно наблюдая за моими успехами. Младшим он был только на словах, на деле – под два метра ростом, мощный, широкоплечий и удивительно добрый. Лошади его любили, ни к кому больше так не шли, и я тоже его любила. А еще он никогда во мне не сомневался.
Я очнулась, когда Анри накрыл мою руку своей. Даже не заметила, как он поднялся и оказался рядом.
– Если не хочешь, можешь не продолжать.
Я замотала головой. Понятия не имела, что эта история все еще имеет для меня такое значение, и уж тем более не думала, что смогу кому-то об этом рассказать. Странно и страшно… Я поднялась, и Анри перехватил меня за талию, привлек к себе.
– Незадолго до того, как мне должно было исполниться пять, на конюшнях случился пожар.
Я словно снова была маленькой: бегала по парку, пытаясь ухватить бабочек за крылья, совершенно не думая о том, что после этого они уже не смогут взлететь. Помню, как няня изменилась в лице, помню, как обернулась и увидела густой черный дым, поднимающийся над Мортенхэймом: солома и деревянные перегородки в стойлах схватились разом. Помню, как меня подхватили на руки и побежали к замку.
Во внутреннем дворе стоял страшный шум: суетились слуги, выкатывая бочки с водой, истошно голосили собаки, трещало лопающееся дерево, ржали напуганные лошади – большинство уже успели вывести, но Луни среди них не было. Его загон располагался в самом дальнем закутке, в суматохе о нем просто забыли. Конюшни полыхали, жар стоял такой, что дышать невозможно.
Анри гладил меня по волосам, а я неосознанно положила голову ему на плечо, ладонью впитывая сильные удары сердца.
– Когда я поняла, что случилось… будто сошла с ума. Брыкалась, царапалась, укусила няню за руку.
– Это на тебя похоже.
Я слабо улыбнулась.
– А потом бросилась к нему. Прямо в огонь.
Помню, как нырнула под руку слуги, попытавшегося меня схватить, пулей пролетела вдоль стены и метнулась внутрь.
– Только дети на такое способны – не раздумывая, броситься в огненный ад.
– Не только.
Вард оказался рядом, это и спасло мне жизнь. Он бросился за мной, подхватил на руки у самого входа, но перекрытия не выдержали жара, пылающие балки обрушились прямо на нас.
– Он накрыл меня собой. Когда нас вытащили, он был уже мертв – ему перебило шею. В тот день я впервые упала на грань.