Дана Арнаутова - Страж морского принца
Алестар вспомнил дикую боль пополам с тоской и тот обломок лоура. Глубинные боги, он же действительно сломал его в последних проблесках рассудка, потому что понял – забьет до смерти. Но он не хотел! Да, хотел покорить, заставить подчиняться, просто – хотел! Но ударить, как злобного салту? Но говорить все, от чего сейчас – только вспомнить – самому стыдно? Насиловать до увечий?
Алестара передернуло от омерзения. Нет, отец может сколько угодно думать, что… Они с двуногой не помирятся. Такое не прощают, да не больно и хочется. Лишь бы дотерпеть друг друга, пока лекари и жрецы придумают, как их разлучить.
– Я понимаю, – покорно согласился он в ответ на ожидающий взгляд. – Отец, прости.
– Не у меня проси прощения. Боги, весь город знает… Не про вчерашнее, к счастью. Но уж о том, что ты запечатлен с человеком и балуешься гарнатой, разве что крабы не судачат.
И это ему казалось, что самое худшее позади? Алестар вскинулся, открыл рот – и закрыл его, сглотнув горько-соленую слюну. Судачат – о нем! Смеются над глупцом, запечатлевшим двуногую. Считают любителем гарнаты! Да его же… Его на арену не допустят! Это оказалось последней песчинкой. Алестар всхлипнул, тщетно пытаясь сдержать обиду. Пусть бы отец изругал и наказал за двуногую – это заслуженно и справедливо, но гарната!
А отец уже выплывал из комнаты, даже не взглянув в сторону Алестара, и оставалось только следовать за ним, задавая себе тысячу вопросов, ответа на которые не было. Были только горький мучительный стыд и обида – еще горше.
* * *Тихо-тихо было вокруг. Тихо, темно и тепло. Тело обнимало что-то теплое, но не мягкое, как одеяло, а упругое, колышущееся. Давила на плечо и грудь повязка – это ощущение Джиад узнала сразу, не впервой. А узнав, вспомнила и все остальное: искаженное лицо принца иреназе, грязные слова, блик на остром обломке и быструю милосердную боль. Сейчас боль уже не была милосердной и обещающей забвение, она заполняла все внутри, разливая горячую тяжесть, будто под ребра засунули раскаленный камень. Это что же выходит, она жива? Почему? Удар был правильным, быстрым и сильным, он непременно должен был достать до сердца.
Сквозь забытье Джиад чувствовала, как чьи-то умелые руки меняют повязку, стараясь не сдвинуть тело, подносят ко рту узкий носик поильника, и в рот сама собой по глотку льется теплая солоноватая жидкость, похожая на бульон с какими-то травами. Закашлявшись, она с усилием сжала губы, отказываясь, и поильник убрали. Открывать глаза не хотелось, не хотелось вообще ничего, но она знала, что надо потерпеть. Рано или поздно ее оставят одну…
Утешив себя тем, что все равно выполнит задуманное, Джиад снова провалилась в горячие алые волны боли и жара, смутно надеясь, что больше не проснется. Не вышло. Сколько она проспала, непонятно, но при следующем пробуждении боль напоминала уже не раскаленный булыжник, а упорную крысу, угнездившуюся под ребрами и выгрызающую нору попросторнее. Грызла она медленно, по кусочку, и было вполне терпимо, только усталость от этой боли давила на все тело. А еще хотелось пить. Пить хотелось так, что когда из поильника полилась обычная пресная вода, Джиад не выдержала и жадно глотнула, все так же не открывая глаз. Вода словно впитывалась в нее изнутри, орошая иссохшие рот и горло, напоминая о плеске ручья и влажной темной глубине колодца… Пресная! И это оказалось невыразимо прекрасно, будто она все же оказалась наверху. Только вот вокруг по-прежнему колыхалась теплая и плотная масса моря.
– Джиад, – позвал ее кто-то. – Джиад из Арубы…
Пришлось открыть глаза, щурясь от режущей боли, потому что и дальше прикидываться спящей было глупо и трусливо.
Тот, кто поддерживал ей голову, пока Джиад пила, осторожно опустил ее на подушку и отплыл немного. Теперь Джиад могла его увидеть: иреназе с седыми волосами и морщинистым лицом держал какой-то сосуд, и вправду похожий на поильник, только к длинному носику крепилась не фляга, а кожаный мешочек. То ли слуга, то ли целитель. Нет, похоже, все-таки целитель, потому что, пропуская к постели Джиад еще двоих, он тихо сказал:
– У вас мало времени, тир-на. Не заставляйте больную говорить и двигаться. И постарайтесь не волновать.
– Я помню, – отозвался король иреназе, подплывая ближе и вглядываясь в лицо Джиад. – Мы не задержимся надолго.
Принц промолчал, держась рядом с отцом и немного правее, он вообще выглядел каким-то поникшим и словно выгоревшим на солнце: яркая рыжина волос потускнела, глаза не блестели, как раньше, и даже кожа перестала отливать перламутром. Смотрел он исподлобья и куда-то мимо, упорно избегая взгляда Джиад, и это было правильно. Хорошо бы и дальше молчал.
– Я… сожалею, – через несколько тягучих мгновений сказал король, опускаясь рядом с ложем.
Человек бы присел, а иреназе просто оперся о край ложа, расстелив хвост по полу и облокотившись на постель. Джиад посмотрела в уставшие карие глаза, так не сходные с яростной синевой зрачков Алестара, отрешенно заметила обвисшие темные мешки век и множество новых морщин. Наверное, надо было что-то говорить, но она никак не могла придумать – что.
– Джиад из Арубы, – продолжил король так же бесстрастно и устало, – я воистину сожалею о том, что произошло. Предлагать возмещение нет смысла – это я уже понял. Но что я могу сделать, чтобы наш договор остался в силе?
Джиад посмотрела мимо него на хмурого принца, опять перевела взгляд на повелителя иреназе.
– Прежде чем ты снова отважишься на подобное, выслушай, – тихо сказал король. – Я знаю, ты не из тех, кто меняет решения. Особенно – такие решения. Но Алестар был не в себе. Это не пустое оправдание, а печальная истина. Когда вы встречались, он дурманил себя зельем, вызывающим ярость и обостряющим чувства. Это… – он осекся, но, глубоко вздохнув, продолжил: – Мерзко и недостойно моего сына и наследника. Это недостойно любого разумного существа, но так было. Под этим дурманом он чувствовал твою злость еще отчетливее и усиливал ее сам… Мне трудно объяснить, но запечатление… Оно связывает обоих, понимаешь? И отражает одному то, что ощущает другой. Ваша взаимная ненависть…
– Резо-на-анс. Мы зеркала, – с трудом прошевелила губами Джиад.
– Да, – кивнул король, – ты понимаешь верно. Вы отразили друг друга, и это отражение усиливалось с каждым разом, как волна прибоя, попавшая между двух скал. Это не оправдывает Алестара, и это, конечно, не в осуждение тебе, Джиад. Я понимаю, что ты не могла иначе.
– Почему… я…
Говорить было больно, но не так больно, как она ожидала, только на вдохе резало под ребрами так, что слезы наворачивались, но их, хвала богам, в воде не видно.
– Ты жива, – понял с полуслова король, – потому что вы связаны. Острие дошло до сердца, но у вас теперь одна жизнь на двоих, и Алестар своим сердцем удержал вас обоих, пока подоспели целители. На счастье, я вскоре вернулся и смог помочь им. Королевской крови присуща божественная сила, она позволяет многое из того, что недоступно другим иреназе. Я залечил рану в сердце, а мастерство целителей сделало остальное, и теперь нужен лишь покой и лекарства. Ты жива, и я безмерно рад этому.
«А я не очень, – все так же отстраненно и равнодушно подумала Джиад. – Но это дело поправимое. Только вот что делать с рыжим, который теперь якорь?» Вслух она сказала:
– Все… по-прежнему?
– Нет, иначе, – ответил король, оглядываясь назад. – Алестар!
Рыжий одним взмахом хвоста подплыл к самому ложу, завис возле него, сцепив пальцы перед собой, нехотя взглянул на Джиад. Что-то новое металось у него в глазах: то ли неуверенность, то ли бессильная злость, то ли… Но думать о настроениях рыжего оказалось так же лень, как и обо всем остальном. Похоже, в питье было не только лекарство: Джиад уже давно не чувствовала себя так спокойно и равнодушно.
– Алестар останется с тобой, как и целители. Только они сменяют друг друга, а моему сыну запрещено отлучаться из этой комнаты без моего дозволения. Он будет ухаживать за тобой и делать работу слуг. Целители говорят… – король снова запнулся, опустив глаза, – что истинная близость между вами будет возможна еще очень не скоро. Дней двадцать – самое меньшее…
«Опасаться нечего», – говорил виноватый взгляд короля, но Джиад поморщилась.
– Это вы… не его… наказали, – прошептала она, и седовласый целитель подплыл к ложу, взяв ее запястье и склонив голову.
– Время, ваше величество, – сказал он тихо. – Больной пора спать.
– Да, сейчас, – кивнул король и неожиданно взял другую руку Джиад.
Заглянул в глаза, склонившись ниже, попросил:
– Обещай, что не попробуешь повторить сделанного.
Можно было солгать. Даже нужно было, тогда ей бы дали больше свободы, но лгать… Да и король не глупец – все равно велит присматривать.
