Между небом и морем (СИ) - Вран Карина

Я не с Вами

По воскресеньям.

Я не с Вами,

Тоскую вдали.

С небесами

Вы непременно разделите

Откровенья

Пророческих лир.

Я не с Вами

В тоскливые будни.

Я не с Вами,

Когда вы вновь

Безрассудно

Называя шедевр — безделицей,

Всколыхнете

Основы основ.

Я не с Вами

Под дождь весенний.

И не с Вами

Под снежный саван.

Я не с Вами,

Хоть Вы со всеми

Голосами

Покрытых славой.

Этот голос мог бы разрывать сердца на сценах оперных театров. Высокий и чистый, волшебный настолько, что с трудом верилось в его существование. В то, что таким голосом обладает маленькая хрупкая девушка.

Акустическая гитара, клавиши, которые под пальцами Вала пели почти что как белый рояль, перезвон подвесок… Гитарный перебор между куплетами. И ангельский голос. Слишком красиво, слишком тонко для рока, но всем присутствующим было глубоко начхать. Зал просто покачивался в темноте (для выступления Клео убрали свет везде, кроме сцены), и светящиеся палочки волновались с витиеватым ритмом в такт.

— У меня же ту-ушь, — хлюпнула носом Потапова, когда мелодия отзвучала. — За что?..

— За душу, — только и ответила ей Вероника.

Пусть она больше была по визуальным образам, но и красоту слова в сплетении с музыкой способна была оценить. Вроде и ничего такого в тексте. Рефрен, рифма скачет (кое-где аж между куплетами), ритм сбит. Ритм — тот явно нарочно, под музыкальные выверты, да чтоб голосину занебесную во всю силу раскрыть. Слова просты. А эмоций столько, что хватит с головой накрыть и даже больше.

И никто не станет ревновать (всерьез) к такому признанию. Это же не просто объяснение в любви. Песня сама по себе выражение фанатичного обожания. Того, что исключительно издали и с восхищением.

Конечно, Клео после такого трогательного выступления не отпустили. Она исполнила «Лети», а затем и (дуэтом) «Споем»…

Веронику на этот раз личная песня пробила до дрожи во всем теле, но не вызвала оцепенения.

«Прогресс», — Ника старалась в самоиронию, чтобы взбодриться. — «Или привыкание».

Когда народ расчувствовался и успокоился (уже можно выпускать на улицу без риска массовых волнений и погромов), группа отыграла еще несколько песен из предыдущего альбома. Бодрых, суровых, но к ним у толпы уже тоже выработалось некоторое привыкание.

А закрыли концерт ребята (и девушка) довольно-таки веселой песней про перекати-поле в сравнении с бродячими музыкантами. Их (музыкантов) шпыняют, отовсюду прогоняют. Предлагают пойти зарабатывать не музыкой и пением, а на завод (что искрометно рифмуется в припеве с «нищеброд»). Но музыканты готовы стереть свои ноги по самую шею, лишь бы дойти до своего единственного верного слушателя. Все это озорно и задорно, хоть и с рычащими нотками. «На заво-о-од», — низким басом. — «Нищебро-о-од».

И почему-то «в комплекте» текст, музыка и глубокий голос вызывали… улыбку. А улыбка — это универсальное болеутоляющее. Без противопоказаний и без ценника на этикетке. И нет, не стоит намекать на стоимость билета на концерт. Это другое.

Словом, «Мизантропия» прошлась по всему спектру эмоций слушателей. И отпустила с концерта опустошенных (в хорошем смысле) людей. Те назавтра с удовольствием вспомнят все отыгранные композиции. Прочувствуют отголосок вчерашних эмоций. И, весьма вероятно, купят диск любимой группы. Не только «цифру», но и «компакт». Для коллекции. И ничуть не пожалеют о затраченных на приобретение средствах.

Но то завтра. А сегодня для некоторых увеселительная программа еще не закончилась.

— Закулисье! — сияла и пританцовывала Анечка.

— Если ты там надолго залипнешь, — вздохнула Ника. — Я уйду без тебя. Дел куча, я предупреждала заранее.

В основном (кроме кормления себя и попугаев) дела относились к миру виртуальному, но уточнять художница не стала.

Так и вышло. Выказать свое уважение кумирам явилось разом многовато (для Ники) слушателей. Потапова щелкала, не переставая, кадр за кадром, ей было в радость каждое движение и выражение лиц ее любимых музыкантов. Вероника махнула рукой Валу, сделала ручкой всем остальным, улыбнулась Клео, как единственной девушке.

Постучала по плечу Анечки, донесла до нее мысль, что она с этого праздника жизни делает ноги, и пожелала той не задерживаться. А то время вечернее, юбка короткая. Лучше бы без происшествий вечер завершить. Сокурсница надула губки, но тут же переключилась на то, как фронтмену дарят «букет» из вискаря, колбас, сыров, помидорок черри и зеленых перчиков. Мол, отработал концерт — надо подкрепиться.

Ника вынырнула из шума и дикой смеси запахов: пота, косметики, одеколонов, чего-то древесного, а под конец еще и чесночные колбаски прибавились. Накинула куртку, но пока не стала застегивать — концертная горячка еще не сошла.

— Белозерова?

Удивленный оклик сбил с шага художницу почти у выхода.

— Белозерова, это правда ты? — повторил фамилию смутно знакомый девчачий голос. — Здесь? Не может быть!

«Так правда или не может быть?» — Вероника поморщилась, узнав голос. На секунду притормозила, чтобы обернуться и убедиться.

Ягодка, она же Вита Малинина, бывшая одноклассница. Шумная, бойкая, популярная ученица. Что там у Ягодки было с отметками, Ника не помнила. Если честно, плевать ей было на оценки других. А вот то, как Ягодка с подружками утопила в ведре с грязной водой пенал другой девочки (та потом перевелась в другую школу), это в памяти художницы отложилось. И их классный «мегамозг» получал по первости от Малининой тычки. Сначала пихали «заучку» мальчишки, а эта к ним примазывалась.

Когда Вита потянулась, чтобы схватить Нику за руку, та отодвинулась в сторону.

— Вы обознались.

И пошла дальше. Ягодка не сдалась, зачем-то поскакала на каблучищах за бывшей соученицей.

— Стой! Да стой же! Раз встретились, я тебя на встречу однокла…

Перед «вертушкой» двери на улицу Ника встала, как и просили. Не оборачиваясь, резко выставила назад локоть. К чему вертеться? По теням отлично всё видно. Локоток под курточным рукавом, так что соприкосновение вышло мягким. Увы для Ягодки — напоролась она на «угол» ровнехонько «солнышком». Выяснять, отчего за спиной не завершили фразу, а охнули и завыли, художница не стала.

Ее и впрямь ждало так много дел в Восхождении.

А дома ждали: перекус, смена еды-воды у птиц и грустный взгляд на часы. Поздновато, только на минимальный пробег по «ежедневкам», если не охота завтра проспать живопись. Вот было бы смешно: в один день модель не явилась, спутав позирование с «ноготочками», а в другой художница беспробудно задрыхла.

Оповещение о пятничном обновлении вогнало Хэйт в состояние гнева праведного. «Доколе⁈» — готова была орать она, подразумевая очередное новшество с эвентом Лестница в небо. Эти… нехорошие люди решили отменить суточный лимит посещений. Дабы ускорить процесс набора «проходных» пятидесяти заходов.

И, конечно же, уже куча игроков достигла небес. Точнее — Эфирея. Эфирей — облачный город в небе, новая локация. С новыми квестами, необычными неписями, эфириалами. Вероятно, и с данжами, только не подземными, а… надоблачными?

Нюанс: подняться по лестнице и достичь Эфирея может игрок любого уровня. Общаться же местные начинают с персонажами, достигшими пятидесятого (и выше) уровня. Вроде как до прохождения второго испытания на смену класса «дух» игрока недостаточно «тонок» и закален для того, чтобы эфириалы его «видели».

— Всё выгребут до нас, — пришла к заключению глава Ненависти.

Решила, что это все равно не повод забить на эвент. Но дела можно ограничить пищей для орков-беженцев и вопросами манора. Прочее же дотерпит до выходных.