Астарта. Предназначение. Книга 3 (СИ) - Белышева Ольга

Ясный дернул головой, будто отгоняя назойливую муху, и процедил сквозь зубы:

— Помечтай.

— Значит, каждая планета — эксперимент? — я машинально накрутила прядь волос на палец, чувствуя, как кончики впиваются в кожу.

Ясный мрачно усмехнулся, поджав губы:

— Чашки Петри. Одни Творцы культивировали кремниевые пустыни, другие — аммиачные болота. Мы... — его голос сорвался, — оказались итогом в графе «а что, если бросить в котел все и встряхнуть?».

Тишина упала тяжелым покрывалом. Его пальцы сжали край стола так, что костяшки побелели.

— Но даже у гениев случаются осечки, — наконец выдохнул он, будто вытаскивая слова клещами.

Я кивнула, сглотнув ком в горле. Его резкость казалась несоразмерной — будто чье-то вторжение в «священное ремесло» творения лично затронуло его душу. Для него существовала иерархия: Творец — бог, все прочие — еретики, посмевшие коснуться божественного инструментария. Любое сравнение взрывало его, как запальный шнур в пороховом погребе.

— Таким образом, — продолжил Ясный, слегка смягчив интонацию, — формирование планет… процесс сложный, но уникальный. Каждая планета во Вселенной несет отпечаток своего создателя, как автограф в углу полотна.

Мои пальцы сомкнулись на краю стола.

— Очень занимательная сказка, — вырвалось у меня.

Два взгляда — холодный и раздраженный — впились в меня словно кинжалы. Я дерзко вскинула подбородок:

— Ну а что? Для вас это давно разжеванная каша, а мой мозг — тарелка для шеф-блюд… Творцы, ткачи, создание… Может, еще расскажете, как детей делать и в каких пропорциях их «разводить»? — голос внезапно дрогнул.

Яков облокотился о стол:

— Ну, это…

— Сплевывай! — Ясный ударил кулаком по голограмме, разбив ее на пиксели, чем снова ввел Якова в ступор. — Она опять ерничает. Не корми тролля.

Я почувствовала неприятное чувство неловкости и опустила взгляд.

— Простите, Яков, — пробормотала я тихо. — Но я согласна с Ясным. Мы не должны решать, что стоит создавать. Этот процесс… он вне нашего понимания, и таким он должен остаться. Я даже думать не хочу, что произойдет, если мы начнем творить такие вещи.

Я замолчала на мгновение, давая себе время переварить все, что прозвучало.

— Но вот что меня интересует. Как Агнес вообще смогла это сделать? — наконец спросила я, указывая на черную полусферу. — Она ведь никакой не Творец и не богиня, просто… ведьма. И тут вдруг, бац — целый лес, полный кикимор и водяных! Настоящий мир.

Яков посмотрел на меня долгим взглядом, затем улыбнулся, но улыбка его была странной — почти грустной.

— Агнес пришла из мира, которого мы совершенно не знаем, — сказал он наконец. — Но, оказавшись здесь, она смогла понять наш мир и использовать его законы в своих целях. Помню, как она упоминала, что в ее родном мире возрождения тоже не существовали, и что она была счастлива, когда Сфинга выкинула ее сюда вместе с водяным. Я думаю, она не создавала ничего с нуля. Скорее, искажала уже существующее, используя для этого свою магию. Как ты и сама сказала — ведьма. Ее сила — это искусство манипуляции энергиями древних творений.

Ясный вздохнул, будто немного успокоившись.

— Но это не делает ее Творцом, — добавил он. — Она могла вмешиваться в структуры, но не могла создать их сама. Ее работа — больше про изменение и адаптацию, а не про создание с нуля.

Я поняла, что их раздражение было связано с осознанием рисков таких экспериментов. Способность кого-то вторгаться в процессы, создававшиеся веками, и перекраивать их по собственной прихоти казалась не просто безрассудством — это понимание заставило меня переосмыслить ситуацию.

Думаю, Яков спорил с Ясным потому, что каждый раз балансировал на грани: хотел доказать, что подобное возможно, но страх последствий останавливал его разработки. Ясный же стал тем якорем, который удерживал его от шага в пропасть.

Яков перекатил шарик по ладони. Черная поверхность ожила: внутри заструился туман, проступили контуры избушки на курьих ножках.

— Согласен с Ясным, — сказал Яков. — Как я и говорил, Агнес вырвала клок реальности, запечатала его в оболочку. Заменила законы своими. Смерть? Перерождение у печи Бабы-Яги.

— И превратила все в ад, — проворчал Ясный. — Не мир — ловушка. Каждый, кто туда попадал…

— …становился частью декораций, — закончила я, вспоминая черные ветви, цеплявшиеся за волосы. — Гигантским сервировочным блюдом.

— Важен не размер, а работоспособность, — добавил Ясный, изучая осколок пронизывающим взглядом. — Это миниатюрный ад с цикличным возрождением.

Я присвистнула, а Ясный нахмурился еще сильнее:

— Замкнутая петля реальности. Туда можно втиснуть хоть Альпы, если хватает сил удержать баланс. Точка респауна — ключ к бессмертию и бесконечным опытам.

— Ничего себе… — выдохнула я. — Персональная вселенная в кармане! Вечный особняк с бесконечными комнатами. Вот бы сдавать их в аренду — золотая жила!

Яков и Ясный встретились взглядами, в которых читалось глубинное осознание одновременно величия и угрозы подобных экспериментов. Создать нечто грандиозное, огромное, способное затмить даже Бансару или превзойти ее — такая идея притягивала, обещая власть, контроль и бесконечные возможности для изучения.

Ненадолго воцарилась тишина, и я почувствовала, как тень тревоги накрывает меня.

— Получается, мать Лили тоже владела этой магией? — наконец нарушила я тишину. — Она подарила дочери Бансару. Но ведь там, насколько я знаю, нет возрождения. Ни как у нас в Лураписе, ни как в мире Агнес.

Яков задумчиво кивнул, его взгляд скользнул к полусфере.

— Именно в этом и заключается разница между Творцами и ткачами, — произнес он. — Бансара — живой мир, самодостаточный. А мир Агнес, все же, мертвый. И, думаю, он пропитан технологиями Лураписа, которые веками развивались когда-то в тайной лаборатории. Возможно, пожив здесь, она смогла уловить нужную схему, понять принципы и начать творить нечто, что раньше было ей недостижимо.

— А про мать Лили, не думаю, что у нее есть сила Творца, — резко сказал Ясный. — Возможно, она украла его. Не забывай, она стала демоном. А может, это последний подарок от бывшего мужа Адама? Мы не знаем. Но мир вроде Бансары способен создать только Творец. Все остальное — дешевые шарики, механика, вроде творений Агнес. Но то, что ведьма смогла добавить точку респауна в свой мир — это уже другой уровень. У Лураписа ушли миллионы лет на аналогичные технологии. Да, это бездарная работа, убогая копия. Но в ней есть крупица гениальности, и это нельзя отрицать.

Разговор накалялся. Ясный явно не мог смириться с мыслью, что кто-то приблизился к уровню Творцов без веков исследований. Его вера в исключительность их творений была нерушимой, а любая альтернатива воспринималась как угроза фундаменту мироздания.

— Наша галактика, Млечный Путь… — Яков задумчиво вертел шарик в руках. — Может, это всего лишь пыльный шарик в шкафу Творца. Присмотрись: сколько экспериментов в нем затеряно. Земля, Лурапис… Всего лишь эскизы.

— Подожди, — перебил его Ясный, нахмурив брови. — Ты ведь образно про шкафчик сказал?

— Не знаю, — ответил Яков, слегка растерянно. — Возможно… Но суть в другом. Где-то же все это создается…

— Опять ты за старое! — Ясный вскочил; в его голосе звенел гнев. — Это неприемлемо!

— А что? — не выдержала я. — Богов много, им нужно где-то жить. Или вы думаете, они и правда сидят на облаках с арфами?

Ясный покачал головой. Его раздражение клокотало, как лава:

— Дело не в «жилье»! Творцы создают миры, чтобы те дышали и эволюционировали. Это не конвейер! Каждый мир — частица целого, уникальная. Считать их штамповкой — кощунство.

Яков, сглаживая углы, поднял руки:

— Возможно, я выбрал неудачную метафору. Но мы не знаем и малой доли правды о Вселенной. Мы лишь царапаем поверхность того, что за гранью нашего разума.