Сергей Цикавый - Шаги в глубину
— Хорошо-хорошо, — сказал Франциск, наблюдая за короткой прогулкой своего ферзя. — Мы с тобой герои. Но у меня рост преступности и инсургентских настроений, а людей и кораблей — мало.
Трее подалась вперед, опираясь на рукоять обеими руками. Она не отрывала взгляда от куба, разыскивая там что-то, чего не учел инквизитор. Инквизитор тер пальцем скверно выбритую щеку и сквозь куб изучал соперницу.
— Герои, — подтвердила наконец Кацуко-сан и щелкнула туру, сбивая вражескую пешку. Фигура пшикнула и растворилась.
— Ты мне хоть людьми отдай, — сказал Хименес, изучая меркнущую в сиянии куба серую кляксу. — Когда вернешь мне Алексу?
Трее неопределенно пожала плечами:
— Когда она закончит свою гонку за канцлеренышем.
— А он хорош, правда? — без перехода заметил Франциск и забросил всадника прямиком в расположение врага. Белым фигурам войд-адмирала резко сделалось неуютно, но это, конечно, на мой взгляд дилетанта.
— Еще как. Но Люэ я тебе не отдам. По крайней мере, пока не получу назад Эшспэрроу.
Игра замерла. Или я совсем ничего не смыслю в гипер-шахматах, или в партии наметился перелом. И при этом упоминается мое имя. Приятно.
— А если ты не получишь никого?
Кацуко-сан оторвала взгляд от куба:
— Нет, Хименес. Алекса Люэ уже немного не та, которой ты подстроил бегство.
Сун цу Хименес улыбнулся:
— Я что-то подстраивал?
— Вообще-то да, — упрямо сказала Трее, протягивая руку к строю пешек. — Но, как говорят у вас, «нет фактов — нет дела».
— У нас не так говорят, Кацуко.
— Почему ты не сгнил в Департаменте Реакции, Циско?!
Войд-адмирал не выдержала: этот спокойный тон, эта улыбка, этот бледный отсвет игрового поля на лице. Великий инквизитор всегда умел раздражать — когда ему это было нужно. Или когда просто хотелось.
— Александра Кальтенборн была отправлена на специальное задание, — просто ответил Хименес. — Протокол «дезертир» со всеми спецэффектами. Документы в порядке, как ты понимаешь.
— Полагаю, задание было настолько специальным, что сама Алекса не в курсе? — сказала Кацуко-сан.
Франциск улыбнулся и не сказал ничего. Он водил рукой около фигуры. Офицер подрагивал, кубик шел рябью — зрел решением.
— Но зачем ты вообще… — Трее поморщилась, но продолжила: — Зачем дал ей это «задание»?
Франциск поймал в кубе руку войд-адмирала и пожал.
— Спасибо за партию, моя адмиралтесса. Вызывают, так что продолжим в следующий раз.
— Сбегаешь? — прищурилась Трее.
— Увы, — развел руками Хименес. — Работа нервная.
У дверей, уже натягивая поверх игровой перчатки форменную, он обернулся.
— Кстати, что за слухи о закладке нового корабля сверхтяжелого класса? А говорят: нет денег, нет денег…
Трее развернулась на каблуках — до сих пор поражаюсь, как ей это удается и чего стоит.
— Империя должна отбрасывать тень, Франциск.
— Да? — удивился инквизитор. — Я думал, ты сама убедилась, что сингл-класс — это самое эффективное, что может быть.
— Убедилась, — сказала женщина, осторожно переступив с ноги на ногу. — Но червоточины закрываются по всему миру потому, что некий представитель мультикласса уже четыре месяца уничтожает Предвестий на их поле.
Хименес снова улыбнулся, поклонился и вышел. Мой милый бывший шеф всегда был выше мелочных добиваний, поэтому не стал напоминать Трее, как попал в Закат этот самый «некий представитель».
Адмирал Франциск сун цу Хименес прекрасно знал, что Кацуко-сан додумает его слова и к продолжению партии родит остроумный ответ.
Эпилог
Клуб баронианской бронепехоты — это не то место, где жалуют людей, но я знала баронии страу, знала нужных, хм, людей, — и вот я сидела здесь, отчаянно надеясь, что все поняла верно.
«Давай, рыжий засранец, ты же где-то здесь и знаешь, что я здесь. Появись уже».
— М-можно?
Я подняла глаза, чувствуя вакуумный взрыв в груди.
Обормот не изменился — то есть не изменился вообще. Тройка с плюсом за лицо, какая-то неопрятная дрянь вместо одежды — видимо, компромисс с местными вкусами. Не зря же он последний год кружил по баронианской окраине.
— Да садись, места не жалко, — махнула я рукой.
Восемь лет, думала я, наблюдая, как он садится напротив. Mein Gott, восемь лет.
— Г-глупо, наверное, спрашивать, как ты, — сказал обормот со слабой улыбкой.
— Ну, почему глупо? Я бы сказала, по-ублюдски.
Мы помолчали. Я искала слова, и все они были донельзя обидными, и все надо было заканчивать «сдохни-сдохни-сдохни!» и выстрелом в лобешник. Но я все равно настырно пыталась что-то там такое отыскать.
В конце концов доставать оружие среди кошачьих ветеранов — это не самая удачная мысль. Готова спорить на что угодно: говнюк подстроил встречу именно здесь. Я могу его убить — если, конечно, захочу записаться в суицидники. Могу попытаться вызвать по космопорту Картрамирраса планетарный удар.
А вот арестовать его и вывезти в кандалах, отколотить и выбить извинения — нет, не могу.
— Знаешь, сволочь, когда «Телесфор» взорвали два года назад в Пятом наркоконфликте, я очень волновалась.
Дональд расслабился. Он не ожидал ничего такого, да и я от себя, признаться, подобного не ожидала. Встреча ветеранов, да и только.
— П-понятно. Я тоже за тебя боялся. Что ты делала в закрытом к-космосе?
О, даже так? Сейчас растаю.
— Ходили слухи, что ты возил туда оружие.
— М-можешь пристрелить своего информатора.
Я пожала плечами:
— Спасибо за совет. Я, собственно, уже.
Обормот помолчал. То ли прикидывал, не пошутила ли я, то ли соображал, чего я такого насмотрелась в системах, пораженных ноосферным вирусом.
— Это все, конечно, просто восторг, — сказала я, прерывая его размышления, — но давай ближе к делу. Вся прямо горю от желания узнать, почему спустя восемь лет ты позволил себя догнать.
— Вообще-то, т-ты меня догоняла уже дважды.
Хм. Один раз — это я даже представляю, где. Видеть прыжок уходящей в изнанку скотины — это было ужас как обидно. Но второй? Похоже, я путалась в следах куда больше, чем думала.
— Несущественно. Сдаваться ты не намерен, значит, дело лично ко мне. Выкладывай.
Дональд по-детски набрал воздуха в грудь и запнулся.
— Давай-давай, — подбодрила я. — Если удивишь, я тебя даже не поколочу.
— Мне нужна твоя помощь.
Не удивил. Тоже мне еще, откровение. Ты столько налажал за восемь лет без меня, что даже не знаю, почему я не сижу у символического холмика. Например, в песках какой-нибудь сраной планетенки, над которой тебя не стало.
— Я нашел, как вылечить Рею.
— И у тебя хватило хамства просить…
— П-пожалуйста!..
Хм, эдак на нас скоро начнут оборачиваться. Если бы мне не было так интересно, я бы заставила тебя еще унижаться.
— Послушай, давай я тебе расскажу клевую историю, а ты меня поправишь.
Дональд смотрел на меня — неприятно уверенно смотрел, скажу я вам, — а потом кивнул.
— Ты восемь лет назад свалил к звездам со своим ненаглядным сокровищем. Я осталась на службе, а до того услышала «я люблю тебя», дала тебе по глупости — и вот мы мило с тобой беседуем в окружении полусотни котов, и я тебе даже сломать ничего не могу.
Я перевела дыхание. Черт, мне надо просто поставить тут все вверх дном, зажать свою тревожную кнопку и вывернуть наизнанку гребаный пограничный мирок, так что он, сука, взлететь не успеет. А я вместо этого расковыряла застарелую лужу желчи и сижу плююсь, плююсь, плююсь…
— Короче, — оборвала я себя. — Где я ошиблась?
— Н-нигде.
Сука, мразь, паршивец, глаза выдавлю…
— Т-только я еще добавлю, — спокойно сказал обормот.
Официант — какой-то человеческий выродок с протезом на правую руку — подал напитки. Я смотрела поверх высоченной колбы — ну не стаканом эту пакость называть, а? — и пыталась придумать, что он скажет. Обормот был омерзительно хладнокровен, даже заикался точно в меру.
— Ты осталась на работе, с целью в ж-жизни. У тебя появилась лучшая в мире наставница, с к-которой тебе вечно соревноваться. Ты родила дочь и в к-конце концов нашла себя. Т-тебя не мучают голоса.
Я молчала. Эта синеглазая сволочь сейчас копалась у меня в печенке и выкладывала ее ломти на стол.
— А я улетел к звездам всего лишь с к-кораблем и надеждой. У тебя теперь есть все, а у меня — т-только половина того, с чем я улетел.
— Так я и думала, — сказала я, облокачиваясь на спинку стула. — Плачешься и давишь на жалость. Если мне так круто, что ж я за тобой-то бегала?
Дональд отпил из стакана коктейль. Ненавижу эти все коллоидные извраты, в аду бы горела вся межрасовая пища, все эти кулинарные компромиссы вместе с их изобретателями, барменами и гребаным космопортом, где я догнала обормота.
