Александр Зорич - Без пощады
Или он что-то совсем другое подразумевал? Может, не настолько и хорошо он владел русским языком, ошибся в интонации, а на самом деле имел в виду «Школы ваши — дерьмо»?
Последнее, вероятно, тоже имело отношение к истине, потому что его вроде бы соотечественник Тексас Ро Масакр не понимал по-русски ни полслова. Отключившись от бортового переводчика «Горыныча», он стал совершенно беспомощным. Тексас застенчиво улыбался и, явно не зная, куда пристроить руки, все время потирал затылок, точнее — задний сегмент шлема-бронесферы.
— Ну, братие, теперь и чарку пропустить не грех, — торжественно сказал Егор Кожемякин, извлекая на свет объемистую берестяную фляжку.
— Э, постой-ка, Егор… Так ведь дышать-то здесь нельзя! Везде криптоновая атмосфера!
— Я тебя не дышать приглашаю, мил-друг, а горькой выпить!
Свинтилов и техники засмеялись. Даже белобрысый Петя, подлец.
Коля похлопал меня по плечу.
— Все-таки одичал ты, Сашка, — сказал он. — Ты вспомни вообще, как скафандр устроен!
— А-а-а, вот я олух! Действительно одичал!
При проектировании скафандра «Гранит-2» конструкторы предусмотрели все и даже больше. В частности, такую ситуацию, когда надо человека напоить, а открыть забрало условия не позволяют. Скажем, языки пламени кругом и угарный газ с дымом вперемешку.
Для этого в горловой бронедетали сделана поилка. Она рассчитана в первую очередь под типовые тюбики с трубочками, но можно с ней работать и методом простого налива.
Снимаем предохранительную крышечку и заливаем жидкость в наружный приемник. После чего крышечку завинчиваем и включаем микронасос. Жидкость прогоняется через фильтры и поступает в небольшую емкость, которая находится уже на внутренней стороне скафандра. А из емкости к тебе в рот сама выдвигается трубочка. И пей-веселись!
Конечно, муромская старка через трубочку — преступление против самого духа исконной русской культуры. Старку, мил-други, надлежит потреблять из такой же, как сама фляжка, аккуратной берестяной чарочки на осьмнадцать золотников ровно. И чтобы с моченым груздем обязательно, а пуще того — с рыжиком…
И занюхивать, занюхивать всенепременно! Обязательная часть ритуала! Пышной шевелюрой боевого товарища!
Шутка.
Эхма, ладно…
Наливай, Егор, и — понеслась! Кто не умрет — живым останется!
— Чтобы не последний! — провозгласил Кожемякин типично муромский тост.
Мы хлопнули, точнее сказать — соснули. Все, кроме Дантеса.
— О, найс виски, найс виски! — оживился Тексас Ро. Дантес довольно холодно перевел:
— Мой друг из субдиректории Центральная Калифорния говорит: хорошая водка.
— Ты ему скажи, Данушка, что это не водка никакая, а старка, — попросил Егор. — Или ладно, пусть его… А сам-то почему не выпил?
— Спасибо, я сыт.
— При чем здесь сыт?! Это не еда, а лекарство. От кручины.
— Егор, да не цепляйся ты к собрату по Великорасе, — сказал Коля. — Может, он непьющий.
— Да-да, хорошо! Непьющий! — закивал Дантес.
— Ну и ладно, нам больше останется, — с неожиданной легкостью отступился Кожемякин. — Кому повторить?
— Спасибо вам, Егор Северович, но меру надо знать. Лучше меньше, да чаще. Пойдем мы работать, — церемонно откланялся один из старших техников и знаками отозвал всех своих коллег.
В самом деле: по правилам техники должны были, не дожидаясь приказа, осмотреть флуггеры, устранить мелкие неисправности, пополнить запасы ГСМ и боекомплект твердотельных пушек (если таковые имелись). После этого требовалось поставить несколько полностью подготовленных к вылету машин на катапульты — на боевое дежурство.
А вот мы вплоть до дальнейших распоряжений командования имели полное право даже задрыхнуть. Единственное, что вменялось нам в обязанности, — находиться в непосредственной близости от своих машин.
— Эт-то что тут за кабак?!
Мы обернулись. Ой, мамочки… Белоконь!
Ну, сейчас начнется… «Это вам не бардак!.. Это российский военфлот!.. Гвардейский авианосец!.. В неустановленное время! В неустановленном месте! Распитие спиртных! О вашем проступке будет доложено!»
Но Кожемякин ничуть не смутился. Как равный Белоконю по званию и старший по возрасту (впрочем, младший по должности) он, не подумав даже спрятать флягу, с вызовом ответствовал:
— Горькую пьем, Андрюшка!
Белоконь, к моему громадному изумлению, вроде как даже улыбнулся.
— Да ясно, что не сладкую…
— Как леталось, сокол занебесья?
— Три борта потерял… — вздохнул Белоконь. — Но и мы в долгу не остались. Я одного завалил точно. Еще пять «Абзу» можно записать на групповой счет эскадрильи. В общем, «три-шесть» в нашу пользу. И ракет этих, «Рури», нащелкали, как семечек, несчетно… Но три пацана, черт… Жалко… Эх, налей-ка и мне, Егор.
«Вот так да! Неужели правду говорят, что война делает людей лучше?»
— Ну, за что теперь? — бодро осведомился Свинтилов. — За победу?
— За победу мы уже сегодня повоевали, — сказал Кожемякин. — Давайте по-человечески, а? Будем живы — будем здоровы!
— Постойте!.. Постойте-ка, товарищи, не пейте! — разволновался Лобановский. — Можно мне сказать?
— Молодым везде у нас дорога, — благословил мичмана Белоконь.
— Я предлагаю выпить… За моего ведущего лейтенанта Пушкина!.. Честно, без подхалимажа! Два вылета — и два раза товарищ Пушкин мне жизнь спасает!
— Ну уж два… Два раза по половинке… — заскромничал я.
— Это как же ты, Саша, умудрился? — Белоконь посмотрел на меня с неподдельным интересом. Впервые, кажется, за четыре с половиной года знакомства.
Ну не рассказывать же, как Лобановский заснул прямо в боевом вылете, а я его разбудил?!
— Да вот как-то так случилось… Когда летали на сопровождение «горбатых», в условиях радиомолчания у мичмана случились проблемы с навигацией, ну а я его домой привел. А в этом вылете ему плоскость оторвало… И всех моих заслуг — что я ему запретил катапультироваться. Ничего героического, одним словом.
— Вот только не надо ложной скромности, Саша, — шутливо пригрозил мне пальцем Свинтилов. — Знаем мы, у тебя всегда «ничего героического». А потом выясняется, что ты и джипсов на Наотаре валил, и охраннику клонскому пулю в лоб засадил, и от егерей «Атурана» убежал… Так что — за тебя Саша! И за звездочку твою вторую необмытую!
Мою лейтенантскую звездочку мы, справедливости ради, немножко обмывали уже, на Большом Муроме. Но Свинтилова тогда с нами не было. Моих друзей с «Трех Святителей» — и подавно.
— Правильная мысль! За Сашку! — подхватил Колька. — Больших звезд тебе, дружище!
Я, растроганный до глубины души, с удовольствием потребил старку.
— Ну, бог троицу любит, или как? — Кожемякин вопросительно посмотрел на Белоконя.
Тот с ответом не спешил.
Оно и понятно: все-таки Белоконь, совершая боевые вылеты (что делало ему честь) в качестве комэска-1, по-прежнему оставался пресс-офицером авианосца. А это такая шкурная должность, которая, помимо непрестанного ведения пропаганды и контрпропаганды, обязывает все время изображать из себя ходячее собрание добродетелей.
Пресс-офицер говорит нормативным русским языком, воздерживается от похабных анекдотов и, конечно, пьет только за столом, только из рюмок и исключительно при наличии достойного повода. Чего и другим всячески желает — как правило, в приказном порядке.
— Э, да что там! — махнул рукой Белоконь. — Давай! Только, товарищи, я вас очень прошу: если сейчас снова вылет — не забудьте принять детоксин.
Детоксин — это такая пилюля, в любой пилотской аптечке есть. Совершенно убойная штука. И опьянение снимает, и сытую одурь, о недосыпе позволяет забыть на сутки…
— Как? Снова вылет? — всполошился Дантес. — Зачем?
— Про детоксин не забудем. Но каркать не надо, Андрюшка, — жестко сказал Кожемякин. — Вишь, человека перепугал!
Пресс-офицер приосанился (заскрипели электромышцы), глаза его метнули молнии.
— Ты, Егор, человек, конечно, уважаемый… — начал Белоконь.
«Вот и закончилось благорастворение в воздусех, — подумал я. — Как пойдут сейчас собачиться! А ведь упрямые оба, ужас! Хуже клонов…»
Раздался громкий колокольный удар — так по внутрикорабельной трансляции предварялись экстренные сообщения.
— Торпеды по левому борту! Подлетное время двадцать секунд! — В голосе вахтенного прорвались истерические нотки.
На дальних и средних дистанциях радарного обнаружения клонские торпедоносцы «Фраваши» практически неотличимы от тяжелых истребителей «Хаген». У них и экстерьер одинаковый: схема «летающее крыло», два киля и четыре маршевые дюзы.
«Фраваши», правда, чуть побольше и снабжен огневой точкой защиты хвоста с живым стрелком. Но точка эта неприметная совсем, так что во фронтальной проекции ее как бы и нет.
