Александр Белый - Мореход
Через девять кварталов мы вышли к обширной площади под называнием «Рынок», немного позже узнали, что в этом мире так называют центры торговли. Именно здесь расположились самые разные магазины и лавки, торгующие оружием, драгоценностями, посудой, тканями, одеждой, специями, сладостями и прочей всякой всячиной. Ближе к морским воротам продавали мясо, птицу, свежевыловленную и соленую рыбу. А на зданиях улицы, по которой мы шли, над некоторыми дверьми первых этажей были нарисованы ножницы и иглы с ниткой или сапоги с сандалиями. Видно, здесь были портняжные и обувные мастерские.
Народа крутилось самого разного великое множество. Обратил внимание, что роста они были невысокого, на голову ниже, чем привычные моему взгляду люди Галактического Содружества. Позже выяснилось, что за ребенка меня здесь никто не воспринимал, у них совершеннолетие для мужчин наступает в пятнадцать лет, а женщин замуж можно выдавать с двенадцати. Мне же при моих четырнадцати годах, давали не меньше шестнадцати.
Основная масса мужчин были одеты точно так же, как и те вчерашние пастухи. Правда, одни из них были подпоясаны ремнями, на которых носили простые ножи, а вторые — подпоясаны пеньковыми веревками и никакого оружия не имели. Оказалось, что это рабы, у них на левой щеке было выжжено тавро: круги, квадраты, ромбы и звезды, а у рабынь, кстати, тавро выжигали на запястье левой руки.
Женщины одевались тоже по–разному. Богатые, нацепив на себя серебряные и золотые украшения, были одеты в столы (что‑то типа платья), длиной по щиколотки с большим количеством складок. Молодые и стройные подчеркивали талию красиво отделанными поясками, а полные матроны этого не делали. Бедные женщины, как правило, носили простенькую тунику, длиной до средины голени. Нижнее бельё, как я узнал несколько позже, было тоже распространено, но стоило дорого, поэтому, беднота обходилась без него, а в критические дни женщины просто одевали сразу две туники, при этом, нижнюю подворачивали между ногами и подвязывали к поясу.
— Рэд, — толкнула меня локтем Илана, — за нами все время трое воинов идет, из тех, что мы встретили на дороге.
— Почему ты думаешь, что они идут за нами?
— Потому, что они все время зырят нам в спину, я чувствую, — прошептала она сквозь зубы.
То, что она такие вещи действительно чувствует, я нисколько не сомневался. Еще когда они вошли в нашу семью, ее мама говорила о предрасположенности шестилетней Иланы к оперированию пси–энергией. Уже тогда она силой мысли могла катить по столу шарик. Её мама в этом что‑то понимала и постоянно занималась, правда, не только с ней, но и со мной, привив привычку к ежедневной медитации.
Между прочим, очень полезная вещь, но не в плане того, что она помогла развить во мне какие‑то сверхспособности, а как метод медицинского психофизического воздействия на собственный организм. Даже после интенсивных физических упражнений, часовая медитация позволяет значительно восстановить силу тела и бодрость духа, словно после восьмичасового здорового сна. А вот Илана с помощью медитации не только восстанавливается, но и собирает пространственную пси–энергию.
Кроме телекинеза Илана изучала ещё и оперирование энергоинформационным полем но, к сожалению, после смерти мамы с ней заниматься стало некому. Вместе с тем, она прекрасно «слышит» чужие эмоции, а иногда кажется, что она читает мои мысли. Так, когда погибли родители, я долгое время нервничал, часто был взвинчен и, чего там греха таить, иногда едва на стены не кидался. А с учетом того, что единственным живым человеком рядом была только Илана, на неё я и порыкивал, поэтому‑то она меня шугалась, тем более, что прекрасно меня «чувствовала» и «слышала».
Немного позже я взял себя в руки и успокоился, но малышка так и жила настороже, и лишь когда пережила клиническую смерть, изменилась полностью. После этого у нее исчез внутренний страх, она психологически сильно повзрослела и стала ментально намного сильней.
— Пойдем, — взглянув украдкой на преследователей, взял её за руку и потащил в ближайшую портняжную мастерскую.
Здесь спектакль с узревшими Илану и выпавшими в ступор дядькой–портным и тремя девчонками–помощницами повторился.
— Иола, — показав на нее пальцем, тихо прошептала одна из них.
— Да что происходит? — мы с Иланой переглянулись.
— Я чувствую их недоумение и восторг, они меня принимают за кого‑то другого, — сказала она.
— А на дороге что ты чувствовала?
— Удивление и алчность. Чувствовала себя вещью.
Вдруг одна из девчонок подошла к нам и потрогала Илану за руку, затем, развернулась и убежала, а через минуту вернулась в зал с аккуратно раскрашенной статуэткой, изображающей одетую в столу беременную женщину. Самое интересное, что глаза ее были изумрудны, а волосы огненно рыжие. Несколько позже нам стало известно, что это есть богиня–мать, которая наделяет избранных частичкой своей крови и магической силой. Говорят, что у некоторых высокопоставленных вельмож есть жены с зелеными глазами или с рыжими волосами, и лишь у здешнего императора старшая жена наиболее похожа на богиню–мать, а еще такая же жена у наследного принца соседней империи Ахеменида.
В конце концов, дядьку–портного из ступора вывели и на пальцах объяснили, что нам нужно из одежды. Для выполнения нашего заказа пяти золотых колечек, четырех серебряных и двух козьих кож вполне хватало. Однако, выяснив, что такие кожи считались самыми лучшими при пошиве штанов для верховой езды, добавили ему еще одно золотое колечко и заказали по паре себе.
Потом дядька указал на шкуру каменного льва, так его здесь правильно называют, обещал куда‑то меня отвести и помочь продать, при этом посоветовал Илане из мастерской никуда не выходить. Именно так мы интерпретировали его распальцовку.
Затем, портной делал замеры и кроил дорогие шелковые ткани, а девчонки, которые оказались его дочерьми, все как одна подходили к Илане и гладили ей руки. Оказывается богиня–мать для всех женщин самая почитаемая в местном пантеоне богов. Все, кто хочет удачно выйти замуж, ходят в ее храм и трогают у статуи левую руку, а если хотят ребенка, то трогают правую. Такие дела.
Перед тем, как выйти из мастерской, портной предложил мне надеть синий шелковый халат, который на удивление отлично подошел, затем, сняв бандану, на голову повязал полосатый платок. Перепоясавшись ремнем поверх халата, я подошел к зеркалу — отполированной бронзовой пластине и себя не узнал. И не потому, что отражение было слегка смазанным, а потому, что на меня смотрел самый обыкновенный местный абориген из числа далеко не бедных. Мне бы еще местные сапожки обуть…
Нужно сказать, что с хозяином портняжной мастерской нам повезло. Может быть по доброте душевной, но больше всего, что из‑за Иланы, он нам сильно помог. Вначале мы зашли к его соседу–обувщику, который снял с меня мерки, затем, мерки с ног Иланы, при этом глядя на наши ботинки и кроссовки, качал головой и цокал языком, видно, сильно удивлялся иноземной работе. Мы заказали по паре мягких сапожек и по паре сандалий, посчитали, что больше не надо, так как растем мы быстро.
Следующим местом, куда он меня привел, почему‑то были ряды оружейников, где он у своего знакомого торговца развесил шкуру горного льва прямо на стену его магазина. Оказалось, что это есть, во–первых редкая, а во–вторых статусная вещь, которую вправе носить на своих плечах только высшая военная аристократия.
Потенциальные покупатели нашлись быстро, и торг разгорелся серьезный но, как это ни странно, досталась она одному из воинов, которые за нами следили. Оружейник выторговал двадцать четыре больших золотых монеты и жменю серебра, из них двадцать золотых тут же вручил мне. Подбросив в руке тяжелый мешочек, ощутил искреннее удовлетворение, все же мой деловой подход в первой торговой операция принес свои плоды, этот благородный жмот надуть меня не сумел, и раскошелился, как надо. Немного позже я узнал, что империя исповедует не просто жесткую, а жестокую налоговую политику, все поступающие товары фиксируются и обкладываются десятинным налогом. Так что мой посредник заработал только два золотых, но как жизнь показала, эта сумма тоже, весьма внушительная.
После продажи шкуры меня пригласили внутрь магазина, где удалось ознакомиться с образцами местной оружейной промышленности. Были здесь копья, дротики, ножи, стоимостью в один солд (большая серебряная монета), короткие мечи за один зеол (большая золотая монета), прямые и кривые мечи, длиной клинка от семидесяти до ста миллиметров, и по цене от трех до двенадцати зеолов.
Мне понравился только один меч, он был явно откован из куска метеоритного железа (уж папа меня в этом деле просветил), так и стоил он немало — тридцать пять зеолов. Правда, его даже мой обычный охотничий нож мог построгать, как морковку.
Луки были небольшие, такие, как я видел у женщин–воительниц, длиной около метра, зато арбалеты с деревянными и костяными плечами — большие, тяжелые и неуклюжие. Из защиты видел обитые железной полосой щиты и несколько видов доспехов: с прикрепленными на кожаной основе железными пластинами, по цене от пяти до десяти золотых зеолов и ламинарные — за тридцать. Нужно сказать, что ни бригантин, ни кольчужных, ни лямеллярных доспехов я здесь не видел, вероятней всего, о них еще никто ничего не знает.
