Иэн Бэнкс - Вспомни о Флебе
— Да. — Хорза пнул большой трансформатор. — Слишком ловкие, чёрт возьми!
Они быстро обыскали станционный комплекс, потом собрались в главной пещере вокруг импровизированного датчика массы, который Вабслин снял с «Вихря чистого воздуха». От прибора тянулись провода и волоконные световоды, а сверху был установлен взятый из рубки корабля экран, связанный теперь напрямую с датчиком.
Экран осветился. Вабслин повозился с ручками управления, и голограмма на экране показала схематичную картину сферы с тремя пространственными осями.
— Это примерно четыре километра, — пробормотал Вабслин, будто беседуя с датчиком массы, а не с людьми, стоящими вокруг. — Попытаемся на восемь… — Он опять покрутил ручки. Число линий на экране удвоилось. На самом краю экрана замерцало очень слабое пятнышко света.
— Это? — спросила Доролоу. — Это место, где он?
— Нет. — Вабслин попытался настройкой сделать пятнышко поярче. — Недостаточная плотность. — Он ещё дважды удвоил радиус действия, но пятно оставалось единственным следом, теряющимся в пятнах помех.
Хорза огляделся и сориентировался с помощью сетчатого узора на экране.
— А не пытается эта штука обмануть нас урановым костром?
— О да. — Вабслин кивнул. — Всякое излучение немного влияет на энергию, которую мы используем. Поэтому тридцать километров уже предел, понимаешь? Да ещё сквозь этот гранит. И реактор, если он старый, то проявит себя, как только его коснётся зондирующий луч. Именно так, как здесь — размытым пятном. Если мозг всего пятнадцать метров длиной, а весит десять тысяч тонн, то было бы по-настоящему ярко. Как звезда на экране.
— Ладно, — сказал Хорза. — Тогда это, вероятно, всего лишь реактор внизу, на самом нижнем уровне обслуживания.
— Вот это да! — удивился Вабслин. — У них были и реакторы?
— На аварийный случай, — ответил Хорза. — Один был для вентиляторов, если естественная циркуляция воздуха вдруг не справится с дымом и газом. И по реактору в каждом поезде, на тот случай, если подведёт геотермическая энергия. — Он сравнил данные на экране с данными датчика массы своего скафандра, но слабый след аварийного реактора лежал за пределами его радиуса действия.
— А себя мы не обнаружим? — спросил Вабслин. Экран освещал его лицо.
Хорза выпрямился и помотал головой.
— Нет, — устало сказал он. — В настоящее мгновение нет.
Они устроили на станции привал и поели.
Станция была более трёхсот метров длиной и вдвое шире главного туннеля. Металлические рельсовые пути Командной Системы двумя колеями бежали прямо по оплавленному каменному полу. Они появлялись из перевёрнутого «U» в одной стене и исчезали в другой через такое же перевёрнутое «U» в направлении ремонтных и обслуживающих помещений. По обеим сторонам станции до самого потолка ярусами поднимались мостики и площадки. Они давали доступ к двум верхним этажам поездов, когда те останавливались на станции, объяснил Хорза, когда Нейсин спросил об этом.
— Мне не терпится увидеть эти поезда, — пробормотал Вабслин с полным ртом.
— Ты не сможешь их видеть, если там нет света, — заверил его Эвигер.
— Мне уже совершенно невыносимо таскать все это, — пожаловался робот и снял с себя поддон. — А теперь оказывается, что мне придётся трудиться ещё больше!
— Я не тяжёлая, Юнаха-Клосп, — утешила его Бальведа.
— Справишься, — сказал машине Хорза. Без энергии им ничего не оставалось, как лететь к следующей станции на антигравах скафандров. Это медленнее, чем транзитной трубой, но быстрее, чем пешком. Робот должен был нести Бальведу.
— Хорза… я тут кое о чём подумала, — сказала Йелсон.
— О чём?
— Какую дозу мы получили за последнее время?
— Не много. — Хорза проверил маленький экран внутри шлема. Уровень излучения был невысоким; гранит вокруг них немного «светился», но даже без скафандров серьёзной опасности не представлял. — А что?
— Ничего. — Йелсон пожала плечами. — Просто вспомнила, что все эти реакторы, этот гранит и этот взрыв, когда на «ВЧВ» ты выбросил через вакуум-трубу бомбу… Ну, я подумала, мы могли схватить дозу. К тому же мы были на мегакорабле, когда Ламм пытался его взорвать. Но если ты говоришь, что мы в порядке, то все нормально.
— Если ни у кого из вас нет повышенной чувствительности, можно не беспокоиться.
Йелсон кивнула.
Не лучше ли разделиться, подумал Хорза. Идти всем вместе или отправиться двумя группами по двум пешеходным туннелям, которые тянулись вдоль главной линии и транзитной трубы. Они могли даже разделиться ещё больше и отправиться по одному в каждый из шести туннелей, ведущих от станции к станции. Нет, это, конечно, слишком; зато показывает, сколько у них возможностей. По отдельности они могли быть лучше расставлены при фланговой атаке, чем если бы наткнулись на идиран одной компактной группой, хотя в первое мгновение не имели бы равной огневой мощи. И пока функционирует датчик массы, шансы найти мозг не увеличатся, а только возрастёт вероятность встречи с идиранами. И всё-таки мысль оставаться в туннеле всем вместе вызывала в Хорзе чувство клаустрофобии. Их могла стереть с лица земли одна-единственная граната, убить или вывести из строя один-единственный выстрел из тяжёлого лазера.
Будто на экзамене в конце семестра в Военной Академии Хиборы ему предложили решить мудрёную, но совершенно невероятную проблему.
Он не мог даже решить, какой им выбрать маршрут. При осмотре станции Йелсон заметила в тонком слое пыли на полу пешеходного туннеля следы, ведущие к станции «пять». Можно было предположить, что идиране отправились именно этой дорогой. Но идти вслед за ними или выбрать противоположное направление? Если они отправятся за ними и ему не удастся убедить идиран, что он на их стороне, придётся воевать.
Но если пойти в противоположную сторону и включить ток на станции «один», тем самым они обеспечат энергией и идиран. Не было никакой возможности ограничить подачу энергии какой-то одной частью Командной Системы. Каждая станция могла отключить от сети энергообеспечения только свой отрезок колеи, и токопроводы были проложены так, что какой-то один предатель — или дурак — был не в состоянии отключить всю Систему. Стало быть, тогда и идиране смогут использовать транзитные трубы, поезда и ремонтные мастерские… Поэтому будет лучше, если он их найдёт и попытается провести переговоры или уладить дело тем или иным образом.
Хорза помотал головой. Слишком все сложно. Командная Система с её туннелями и пещерами, уровнями и шахтами, ответвлениями и объездами, перегонами и стрелками представлялась ему адской путаницей какой-нибудь электрической схемы.
Ему хотелось переспать все это. Нужно поспать. И всем остальным тоже. Он чувствовал это по ним. Машина могла свалиться, но ей не нужно спать; и у Бальведы тоже ещё довольно бодрый вид. Но по остальным можно было видеть, что им уже недостаточно просто посидеть. По их биологическим часам сейчас время сна, и было бы безрассудно гнать их дальше.
На поддоне со снаряжением были кандалы для Бальведы. Машина постоит на вахте, а он с помощью телесенсора скафандра сможет сканировать окружающее пространство в поисках малейшего движения. Это должно обеспечить достаточную безопасность.
Они закончили есть, и никто не возразил против предложения вздремнуть. Бальведу зашнуровали в латы-кандалы и забаррикадировали в одном из пустых складских помещений в стороне от перрона. Юнаха-Клосп получил приказ сесть на один из верхних мостиков и вести себя тихо, пока не увидит или не услышит что-нибудь подозрительное. Укладываясь спать, Хорза положил телесенсор рядом с собой, на одну из самых нижних балок подъёмного механизма. Он с удовольствием перемолвился бы словечком с Йелсон, но к тому времени, когда были закончены все приготовления, большинство, включая Йелсон, уже уснули. Кто привалился спиной к стене, кто лежал на полу, затемнив смотровые стекла шлемов или отвернув головы от слабого света скафандров своих товарищей.
Вабслин ещё немного побродил по станции, потом тоже улёгся, и всё стихло. Хорза установил телесенсор так, чтобы он подал сигнал тревоги, если заметит что-нибудь выше определённого минимального уровня движения.
Спал он беспокойно. Его разбудил кошмар.
За ним по гулким докам и тихим, покинутым кораблям гонялись привидения, и если он поворачивался к ним, их глаза выжидали, как мишени, как рты; и эти рты проглатывали его, и он падал в чёрный рот глаза, мимо его ледяного края, мёртвого льда вокруг холодного, глотающего глаза, а потом уже не падал, а бежал, бежал со свинцовой, вязкой медлительностью сквозь костяные пещеры своего собственного черепа, который медленно растворялся; холодная планета, пронизанная туннелями. Он ударялся о крошащийся, никак не кончающийся ледяной вал, пока обломки его не охватили, и он, пылая, снова падал в ледяной туннель, и пока он падал, из горла холодного льда-глаза и его собственного рта поднялся звук; от этого ему стало ещё холоднее, чем от льда, и звук сказал:
