Песчаное небо (СИ) - Гуляев Константин
Первым делом я уяснил, сколько времени и когда следующее включение маршевых — ведь явно мы не маневровыми тормозили, с такой-то перегрузкой. Коммуникатор давал мне полчаса на «очухаться» — ну да, все правильно, те же стандартные полчаса на диагностику систем: что-то я явно еще не проснулся.
Минут через двадцать я вышел в рубку. Там уже обоснавались капитан, старпом и кибернетик. Плух куда-то смылся, но, надо полагать, ненадолго. Цейса, оккупировав центральную консоль, «разглядывала» приближающийся корабль. Она была облачена в дессмийскую разновидность экзоскелета, и выглядела при этом очень внушительно. Грезот заметил меня первым, и привычно набычился, набирая побольше воздуха для пущей доходчивости:
— Соизволил продрать глаза? Марш за пульт, контролируй диагностику. А тебе, Цейса, не мешало бы реанимировать Малыша, вместо того, чтоб без толку пялиться на этот раскуроченный хлам у нас по курсу.
Малыш — это наш разведывательный киборг. Во время полета он обычно отсыпался в грузовом: и вид, и повадки у него были очень похожи на расу своих создателей, тех же дессмийцев. Размер — чуть побольше. Метра два с половиной, если вытянется во фрунт.
— Расчетное время на запуск Малыша учтено, воин глубин, не следует саботировать мне анализ данных; диагностику я проконтролирую самостоятельно. А землянин пусть пока окончательно пробудится, пока не натворил пагубных для себя последствий. Их раса не настолько развита, чтобы земные навигаторы имели тенденцию к ротации.
— Разговорчики на посту! — Грезот завелся с пол-оборота, и свирепо навис над работающим головоногом.
— А она права, — подумав, проронил капитан. — Сейчас ее вахта.
— Благодарю, капитан. Человек, я рекомендую тебе привести себя в рабочую форму, а также принять необходимое количество пищи — потом времени на это не будет.
— Э, нет! — поднял брови Фарч без тени улыбки. — Ты все же не старпом. Не знаешь… многого. Когда перегрузки большие — нам нельзя. Пищу. Совсем нельзя, поверь.
Рядом злобно заухал Грезот, очень довольный промашкой кибернетика. Надо бы запечатлеть этот знаменательный день в бортовом журнале, последний раз старпом смеялся года два назад.
— Нам предстоят еще два запуска, — сухо обронила кибернетик. — Даю десятиминутный отсчет.
Из своей каюты вышел Плух, вид его был несколько помят — похоже, он даже умудрился вздремнуть. Капитан со старпомом направились в свои каюты, а Цейса — в свою. Пилот установил кресло и с угрюмой миной туда плюхнулся. Я тоже пошел укладываться, оставалось отмучиться всего ничего.
3. На подлете
Севи с Абвиром лежали в каюте врача и наслаждались. Да, боец имел собственную каюту, но изредка они заглядывали друг к другу, когда для этого находился повод. Сегодня повод нашелся.
Перегрузки экстренного торможения всегда были для кверков-смотрящих редким удовольствием. Каохская сила тяжести пагубно влияла на них — при каждом возвращении домой, оба знали, что на Верконе собственные их, привычные тела снова предательски придавят к земле, согнут в три погибели. Родная планета покажется чужой, и это — тьма, бич всех смотрящих на протяжении последних полутора столетий. Зря они открыли Каох, нужно было отыскивать что-то… пообъемней. Молодежь нынче в смотрящие не загнать даже фарховскими хлыстами — насмотрелись, слава Кверку, на согбенных предшественников. Предшественники, по возвращению с Каоха, предпочитали сутками напролет недвижимо лежать пластом в собственных домах, не высовывая носа за порог — ощущая долгожданную, обворожительную, истинную тяжесть собственных тел. К обычной жизни они возвращались через несколько недель, да и то не все — большинство улетало снова работать… Но этот полет вышел на редкость удачным в этом плане.
Перегрузка достигла своего пика и спала до муторного, опостылевшего каохского стандарта. Севи даже проводила исчезнувшую тяжесть загадочным вздохом-полустоном — то ли разочаровано, то ли благоговейно, то ли истомленно — эмоции кверков всегда являлись загадкой даже для них самих. Да, редкие мгновения истинной тяжести приносили им долгожданное удовольствие — но все же поводом визита Абвира в чужую каюту стали не они — понаслаждаться собственным неподъемным весом боец мог и у себя.
Повалявшись еще с полминуты, кверк со вкусом потянулся на «кушетке» медблока, хрустнув позвонками:
— Да прольется на тот мертвый корабль свет Кверка — «Цветущему» предстоит еще два торможения… Ты готова меня выслушать?
— Да… я слушаю, — голос кверкессы был тих и безжизненен. Разговаривать Севи совершенно не хотелось, всепоглощающая истома тут же истончалась, меркла. Она лежала в собственной постели поверх покрывала — расслабленная, но все такая же неприкосновенная. Высшая.
— Что ты собираешься делать с капитаном, Мать?
Севи помолчала. То ли задумчиво, то ли растягивая последние мгновения исчезающей неги.
— Ты про его вендетту?
— Да.
Севи тяжело вздохнула и тоже неспешно потянулась, закидывая руки за голову. Смотреть на собеседника она не сочла нужным:
— А что ты предлагаешь, смотрящий? Выкинуть его во тьму?
— Это было бы самым верным решением. Эмоции низших ставят под сомнение нашу компетентность.
— Эмоции совершенно лишают их разума, ты прав. Но Фарч всегда справлялся с собой в нужные моменты, не находишь?
— УсСевионна, ты должна понимать — рано или поздно гаснут даже белые карлики. Мы не можем ставить свою миссию в зависимость от чудачеств лаугха.
— И все же я верю в его благоразумие. И тем более в то, что мы окажемся рядом, когда ему придется выбирать.
Абвир поднялся, мягко шагнул к Матери смотрящих и опустился перед ней на одно колено, склонив голову.
— Ты рискуешь, Мать. Внемли разуму, позволь мне убрать фактор непредсказуемости.
— Я выражаю удивление — не тебе ставить под сомнение мое решение, боец. Или я должна повторить, раз ты не способен понять с первого раза?
— Выражаю скорбь. Хорошо, я буду ждать, когда ты его изменишь.
Севи не снизошла до ответа. Абвир кивнул — то ли ей, то ли своим мыслям — и покинул каюту, невозмутимый, как механический хронограф уларков. Врач, не шевелясь, продолжала задумчиво разглядывать потолок.
* * *
— Живых в трюме не обнаружено.
Механический голос Малыша раздавался из скрытых динамиков, а виртэкран отображал все, что видел киборг. Яркий направленный свет, скользя по внутренностям мертвого корабля, выхватывал из мглы лишь нагромождение закрепленных к стеллажам ящиков, ряд за рядом. Мертвых в трюме тоже не наблюдалось, зато товара — под завязку.
— В рубке живых нет.
Что видел Фарч, никто не знал. Естественно, он в одиночку отправился на безжизненный корабль Хамоэ, не вняв доводам экипажа. Малыша, по его указанию, Цейса выпустила минут через десять, и направила в трюм. Жилые помещения капитан собрался осматривать сам, и лишь пообещал, что будет сообщать новости. И сообщал он их, кстати говоря, весьма скупо.
— Может ему стоит вскрыть пару ящиков? — хмуро поинтересовался Грезот, с бдительной недоверчивостью поглядывая на экран. Да уж, мнительность уларков — отдельная песня.
— Не стоит, — вздохнул Плух. — Внутри этих — кора.
Кора? Они стригут свои айвахи как овец? Что за бред?! Очень меня это заинтересовало, но я промолчал. Слишком интимный момент для лаугхов.
— И все же, — взрыкнул уларк, едва заметно повысив голос. — Пусть упаковка стандартная, но внутри может оказаться что угодно!
— Хорошо. Цейса, вскрой один.
Цейса отправила приказ Малышу. Посредством силы мысли, надо полагать — поди пойми этих механических осьминогов, как они общаются меж собой. Внешне кибернетик не шевельнулась, но Малыш быстро выбрал и стал вскрывать первый ящик.
— В каютах живых нет.
А, это снова Фарч. Кроме скупых фраз ничегошеньки о продвижении капитана мы не знали. Но позже узнаем, — его поисково-расследовательский рейд тоже должен был записываться на дистанционный накопитель: для лиги, для родичей погибших, для дознавателей — просто пока он не спешил нам эту трансляцию демонстрировать.
