Песчаное небо (СИ) - Гуляев Константин
Меня взяли в пару краткосрочных экспедиций, где я, вчерашний зеленый курсант Крис Ристов, наконец, увидел чужих. Совсем чужих — к лаугхам-то мы привыкли во время обучения. Рас во вселенной много, но межзвездными перелетами пользовались не более десятка. Вот я их и увидел — оказывается, они вполне сносно взаимодействуют друг с другом. И как бы мне не забыть рассказать про хваленых и малодостоверных ангари: никто их никогда не видел, зато все восторгаются их великими и непонятными полетами. Следы их находили на разных планетах, вернее, так: все непонятное, что нашлось в глубинах неизведанного космоса, относят к деятельности ангари. Вот такой у них тут научный подход. И действительно, у всего этого найденного на удивление много общего. Да только находились все эти непонятности в разных галактиках, а хоть что-то, похожее на средство перелета до сих пор не обнаружено. Да: загадочные личности, эти ангари, и не поспоришь.
После ознакомительных полетов, когда я согласился поработать с лигой, меня распределили на «Цветущий». На корабле с его идиотским названием был такой же идиотский экипаж, я так думал поначалу. Народ там подобрался затейливый: Фарч и Плух — лаугхи, Грезот — уларк, Севи с Абвиром — кверки, Цейса — дессмийка и Гасс… расу биолога инорасцы называли «мокрыми». У чужих существовала своя иерархия, зависящая от их репутации, — и я сломал себе голову, пока во всем разобрался. Человек для них был никто и звать никак. Но потом мы попривыкли, притерлись. Но пока я все равно остаюсь здесь новичком, как мне кажется, и выступать стараюсь только по делу…
А сейчас наш корабль летел в преисподнюю. Так мне всегда казалось, когда я переводил лаугхские показатели скорости в земные величины. Скинь человека без парашюта в стратосфере, а перед столкновением с землей загляни ему в глазки… Очень страшно, доложу я вам, сознавать такие скорости двигающемуся в пространстве глупому землянину — к ним нельзя привыкнуть. К сожалению, нельзя. Первое время меня снисходительно усыпляли, а потом плюнули — работать кто будет? Отклонение от курса дорого стоит, а метеоритный щит того и гляди отпихнет корабль в ту или иную сторону. Курс нужно постоянно корректировать, либо самим маневрировать, когда летящий навстречу камушек оказывается далеко не мелким. Устройства обнаружения метеоритов изготавливали дессмийцы. Технари дело свое знали крепко, через их алмазно-фасетчатую оптику веерным волновым лучам «Цветущего» далеко видно, спору нет. Для щита опасны только лобовые столкновения, и следовало их избегать. По возможности…
Мы летели уже три месяца. Еще через месяц должны были прибыть на место. На борту каждый занимался своим делом: кверки рукодельничали, биолог учился, Цейса между вахтами впадала в спячку, старпом гонял на гоночных симуляторах: и по планетам, и промеж ними, а капитан — тренировался. Обычно на тренажере и на симуляторе боя, ну а под конец тренировки — в спарринге с нашим хмурым бойцом, кверком Абвиром. После спарринга, неизбежно отбуцканный, Фарч шел спать. На следующий день все начиналось по новой. Метеощиты бы делать из этих лаугхов, честное слово…
Когда меня тяготило одиночество, я нырял в корабельный вирт. Там ожидали меня почти все родные и знакомые, чьи матрицы я озаботился туда поместить. Кроме меня, в вирт заглядывала Цейса и Гасс.
Все на «Цветущем» подчинялось каохским мерам: и время, и тяготение. Двенадцатичасовые вахты мы несли вчетвером: меня сменяла кибернетик, ее — пилот, его — старпом, а Грезота — опять я. Остальных к управлению кораблем не допускали. Капитан наш каждое утро проверял курс, обстановку на борту — и отбывал по своим воинственным делам. Я подозревал, что тренировки эти нужны капитану, как лишняя нога нашей Цейсе. В них, похоже, он сжигал свою давнюю ярость и делал все, чтоб не думать о предстоящем выборе. Устав повелевал потерпевших спасти, а собственная кровь — убить: поневоле свихнешься.
Заступая на вахту, я тестировал системы, прогонял расчеты курса и узнавал много нового и про иные расы, и про цель нашего рейда. Гасс систематизировал и выложил все возможные данные о гигантской планете в свободный доступ, и я пересмотрел эти данные с десяток раз, пролистывая их в свободное время, как комиксы. Если вкратце — планета вращалась вокруг красного карлика, открыли ее кверки лет двести назад. В атмосфере наличествовали и кислород, и вода и твердь — но природа… Может быть, в прошлом какой-никакой рельеф на планете и имел место, но сейчас поверхность походила скорее на натертый пол бального зала, нежели на привычные горы с океанскими впадинами. Ураганы невиданной мощи, казалось, смели с этой поверхности малейшие проявления планетарного ландшафта. Мощнейшие грозы, непрекращающиеся тайфуны, широко разлившиеся по поверхности и блуждавшие туда-сюда моря, и — либо ливни, либо пылища до небес. Плюс тяготение — ад для туристов и первопроходцев, что и говорить… Кверки нашли там полезные ископаемые, но и на более удобных планетах лежало то же самое; нерентабельность их добычи здесь понимали все. Планету, получившую красноречивое название Краптис — «ураган» по-кверкски — населяли вездесущие бактерии и планктон. Тяжесть, кстати, оказалась не критической — любой землянин потяжелел бы там в два с половиной раза. Лаугхам не повезло больше: их Каох гораздо меньше Земли — и притяжение увеличивалось для них раза в три от привычного. А также не только для них, но и для всех членов нашего экипажа — сила тяжести на «Цветущем» совпадала с каохской. Раньше совпадала, — перед перелетом Фарч приказал увеличить ее процентов на сорок. На всякий случай. И каждый месяц понемногу добавлял. Больше всего, наверное, обрадовались этому низкорослые и коренастые кверки — боец и врач. А биолог с кибернетиком, наоборот — страдали, но недовольства не выказывали: в последнее время настроение у капитана этому не способствовало.
Спутников вокруг Краптиса кружило неисчислимое множество, всех размеров и стихий. Начать поиск пропавших мы планировали именно с них: посещать гигант никто желанием не горел. Но кислород содержался всего на одном сателлите: цельной глыбе льда. Кроме него мы выбрали еще один большой спутник — безжизненный кусок камня. На всякий случай биолог отобрал еще пять штук, подходящих для высадки и проживания в течение недолгого времени.
Плух тем временем активно контактировал с Каохом, большей частью с такими же пилотами, выясняя: что у Хамоэ за корабль, куда летел, когда пропал? Но то ли Хамоэ не спешили делиться нужной информацией с пилотом своего кровника, то ли у них пропавших в последнее время не обнаруживалось. И уж тем более они молчали про проданное на сторону оборудование. Фарч, узнавший о такой вопиющей скрытности, лишь презрительно фыркнул и посоветовал пилоту заниматься во время своих вахт делом, а не ерундой. Примерно то же самое Плуху рекомендовали и представители Хамоэ, и даже попытались передать этот рейд другим спасателем лиги — но с координатором спасателей побеседовал лично Фарч, после чего эту тему мигом закрыли на всех уровнях взаимодействия. Видимо, сотрудник лиги понял: спасение этих пропавших капитан никому отдавать не собирается. По мнению всего экипажа — очень даже зря.
Последние пять минут дежурства я как всегда решил потратить на классификацию объектов, находящихся у нас прямо по курсу — или тех, которые будут там находиться позже: нет ли чего поблизости опасного? Да нет, звездный горизонт оказался относительно чист, пока можно лететь спокойно.
Едва слышно чихнула сервоприводом дверь одной из кают. Я даже знал — чья, и привычно втянул голову в плечи: к удушающим приветствиям дессмийки я мало-помалу привык. Она обвивала и всех остальных в экипаже (хотя и не так любвеобильно, а импульсивного Грезота вообще еле касалась) — в силу инстинкта, и совершенно не охотничьего. Ей, полностью слепой, эти прикосновения заменяли визуальный контакт с собеседником. Много тысячелетий кряду они у себя общались именно так, на ощупь. Выйдя же сначала на сушу, а потом и в космос — дессмийцы превратили себя в настоящих киборгов, электроникой наверстав все упущенное природой. Но вот свой уникальный дыхательный орган приспособить под кислород не сумели. Или не захотели — ведь каждый из нас рано или поздно собирается вернуться домой. В своей каюте Цейса дышала родным аммиаком, а за пультом — что ж делать, приходилось надевать гермошлем. Остальной ее — словно надубленной — шкуре водные пары совершенно не мешали.
