Йэнна Кристиана - Эмигрант с Анзоры
Уголок Общинника. Для Пати это, возможно, и любимое место – конечно, в женском общежитии. Но мы здесь бывали только по обязанности. Чаще всего Арни должен был делать наглядную агитацию для общежития. Он сидел за столом и рисовал, макая кисточки в разноцветные флаконы с тушью. А мы с Таро, чтобы ему не было скучно, рядом играли в шахматы...
– Вот посмотри... соревнования по ориентированию, – оживленно говорила Пати, – видишь – фотографии...
Да, интересно увидеть старых знакомых хотя бы на фотографиях. Ба, да это же Кабутопс. Кажется, Кабу разжирел... или это качество снимка такое? Из угла послышался какой-то шорох. Странно – я считал, что мы одни здесь.
– Пати, тут кто-то есть, – сказал я и заглянул в простенок. Там должен был находиться стол, тот самый, за которым Арни рисовал...
Стол был на месте. И за этим столом, буравя меня взглядом, сидел собственной персоной Гир Зайнеке.
Я растерялся.
Мне ничего не стоило в этот момент уйти. Оглушить Зай-Зая выстрелом из шок-пистолета... да можно и не глушить – прыжок к двери, и я свободен. Но я не выхватил пистолет и не прыгнул.
– Садись, – сказал Зай-зай спокойно, – потолкуем.
Я машинально сел. Нет, это не был страх перед Зай-заем. Наоборот... как будто во мне проснулось доверие к нему.
Ведь это не враг! Не враг. Это свой, родной старший воспитатель. Да, он был к нам несправедлив. Он причинял мне боль. Но ведь он свой... Даже если он хочет меня убить – он все равно свой. Так, наверное, другие люди относятся к отцу.
Я просто не мог в него выстрелить, хотя бы из шок-пистолета. Понимал, что поведение мое губительно, безумно, глупо. И ничего не мог с собой сделать.
– Я знал, что ты когда-нибудь вернешься, – сообщил Зай-зай, – ну и где ты теперь? На Квирине?
– Да, – я разлепил губы. Неужели он просто хочет со мной поговорить? Без всяких санкций? Так ведь и я очень хочу поговорить с ним! Оказывается – очень хочу!
– Добился своего, значит? – Зай-зай улыбнулся саркастически. Так не говорят с преступником, так говорят с сыном, пусть плохим, непослушным... но сыном!
Я пожал плечами, не зная, что ответить.
– Ну а зачем ты сюда прилетел?
– Просто... соскучился, – ляпнул я. Глупо, ужасно глупо. Дверь щелкнула за спиной. Запор. Я чувствовал, что Пати уже нет в помещении. И дверь она заперла... заперла. Зачем? Оглушить Зая, вскрыть замок не так уж сложно... Возможно, там меня ждут Треугольные, но сколько – двое, трое? Я справлюсь с ними без труда.
– Ты нервничаешь, – заметил Зай-зай, – Ну что ж, двести восемнадцатый... я запомнил тебя на всю жизнь. Или ты уже не двести восемнадцатый? Покажи номер!
– У меня нет номера, – ответил я и послушно показал запястье. Зай кивнул.
– Да, неплохо. И номер удалили... Как же они позволили тебе сюда лететь?
– Я свободен... я сам решил.
– Свободен? – Зай-зай вскинул брови, – любопытно. А зачем тебе эта свобода, двести восемнадцатый? Для чего?
– Просто чтобы жить, – ответил я неуверенно. Зай-зай кивнул.
– Ясно... ты изменился, двести восемнадцатый. Возмужал, окреп.
– Да, я изменился...
«а вот вы – не очень», – хотел я добавить, но постеснялся. Зачем я разговариваю с ним? Но и бежать глупо... у меня уйма времени. Не соберут же они так быстро целый отряд,чтобы меня поймать. А Зай-зая я смогу обезвредить в любой момент.
Сзади послышался звук, я обернулся. Два охранника у двери, направленное на меня оружие – незнакомое, мгновенно я выхватил шок-пистолет и выстрелил...
Слишком поздно. У меня хорошая реакция, но – слишком поздно... Резкий запах ударил в ноздри. Я сделал еще два шага по направлению к двери. Я увидел Зай-зая, мне показалось – без головы... нет, это же противогаз... он успел натянуть... я хотел нажать на курок еще раз, но сил не было. Пистолет, кажется, упал. И я начал падать.
Газ... это был газ, понял я, и потерял сознание окончательно.
Боль невыносимая. Когда лежишь, еще ничего, но стоит шевельнуться...
Кажется, зрение уже восстановилось. Это хорошо. Но чем яснее сознание, тем боль сильнее. Вдоль позвоночника – такая знакомая... ломит, пробивает насквозь. И если бы еще не эти идиотские наручники. Это не наши, силовые, мягко охватывающие запястья, а нормальные железные наручники. С зубьями. Неужели они думают, что я сейчас способен на какие-то движения?
Это невозможно терпеть. Невозможно. В этот раз мне досталось, как никогда в жизни. Зай отыгрался на мне за все неудачи... Сколько ударов было – двадцать, тридцать? Я уже не знаю. Мне давали отдохнуть, потом снова привязывали...
Как пить хочется. Есть здесь какое-нибудь ведро, кран, словом, какая-нибудь вода? Хочется пить, но я и голову не могу поднять, чтобы осмотреть помещение. Боль такая, что мышцы слабеют, в глазах темнеет. Голова валится назад.
В прошлый раз все было иначе... хотя в прошлый раз я своими ногами дошел до комнаты. Рядом были ребята. Мне дали напиться, уложили, укрыли. А теперь... Пати.
Вот, значит, как. Я, наверное, очень тупой и наивный человек. Так страшно это чувство, что тебя обманули. Если бы хоть сразу вместо Пати пришли десять Треугольных. Но нет... Они же понимали, что я теперь квиринец, что меня так просто не взять, я наверняка хоть чем-то вооружен... И я бы действительно ушел – ну что мне даже и десять Треугольных, убежал бы. Если бы не Пати... не моя идиотская, тупая доверчивость перед Зай-заем.
Я не то, что маяк активировать, охнуть не успел. Я даже не чувствовал, как меня схватили. Ничего. Не знаю, сколько времени прошло. Очнулся уже в административном корпусе.
Пати, за что? Почему ты так поступила? Неужели ты искренне считаешь, что я виноват в чем-то? Или, что я – квиринский агент? Но агенты не приходят так, как я – открыто.
Разве я враг тебе и Общине?
Не надо было лететь сюда... не надо было верить Пати. Не надо было самому себе верить до такой степени! Я квиринец. Но как легко возвращается прошлое... как это легко, как сладко – снова послушаться... снова хоть на миг стать общинником. Пусть виноватым, оступившимся – но своим. Стать ХОРОШИМ.
Я квиринец... и вот теперь придется погибнуть так глупо, потому что маяк они сняли, и нет никакой возможности сообщить... да что там, даже пошевелиться. Валтэн будет ждать меня... два месяца, если понадобится, до следующего дежурства. Если бы он был здесь! Я с тоской вспомнил Валтэна. Вот – родной мне человек. Марк... Оливия... да много теперь уже родных, близких людей. Им я могу верить – они квиринцы, эстарги, как и я. Я знаю, чего от них ждать. А Пати – как я мог верить в нее? Чужой, абсолютно чужой человек. Я не знаю, права она или нет. Наверное, права – по-своему. Она замечательная общинница, люди к ней тянутся. Но для меня она навсегда останется чужой. Как же я ошибался!
Нет у меня никакой Родины... это миф, мираж. Родина – вот эта боль. Она пройдет, и останется только воспоминание.
Скрипнула дверь, и непроизвольно мое тело дернулось, и кости ответили новым взрывом боли. Я переждал ее, закрыв глаза. Надо мной стоял Зай-Зай. Только не это... я слабо застонал от ужаса.
– Двести восемнадцатый, – сказал он, – вставай.
Я поднял руку и прикрыл рукой лицо. Встать я все равно не смогу. И не хочу.
– Вставай, – сказал старвос, – ведь все равно заставлю.
– Не могу, – прошипел я. Говорить громко не получалось, голос, видимо, сорвал. Зай протянул руку, взял меня за шиворот и сбросил на пол. Я упал мешком, и застонал от нового взрыва боли, переждал его, уткнувшись в пол лицом. Потом Зай начал поднимать меня пинками. Довольно скоро это ему удалось.
Я лежал, оказывается, не в том помещении, где была качалка. Значит, мне еще туда нужно дойти... Я кое-как ковылял и на каждом шагу постанывал от напряжения. Зай-зай терпеливо шел за мной.
Это уже какое-то качественно новое состояние. Обычно все-таки после качалки на следующий день уже и ходить можно, и даже работать. Но видимо, мне слишком сильно в этот раз досталось. Я не узнавал помещения – здесь все перестроили, видимо... Мы поднялись по лестнице. Не помню, но кажется, качалка расположена в подвале, в самом низу. Я только теперь осознал свое предчувствие – мне казалось почему-то, что больше меня на этот кошмар не поведут, я этого просто не выдержу, умру... и казалось, непонятно, почему, что еще не пришло мое время умирать. Что меня просто не могут снова привязать к качалке, потому что ну не может же быть мир таким ужасным... глупая мысль, но кажется, она оправдывалась.
Теперь я узнал помещение. Мы пришли в кабинет старвоса, тот же самый... я разглядывал красно-белые знамена на стенах. Цвет крови и цвет душевной чистоты. Из-за бокового стола навстречу нам поднялся человек в военной форме, с большим синим треугольником на берете.
– Вот, пожалуйста, гир сендин, это двести восемнадцатый... бывший двести восемнадцатый номер, – поправился Зай-зай, – ныне квиринский агент.
Сендин (довольно-таки серьезное звание, между прочим) внимательно посмотрел на меня. Я думал о том, как бы присесть или прилечь. Он взял меня за подбородок двумя пальцами в тонкой перчатке, поднял лицо и повернул к свету. Судя по ощущениям, под глазом у меня должен быть синяк, и губы разбиты. Сендин слегка поморщился. Резко вытянул вторую руку, я отшатнулся и едва не упал, потеряв равновесие. Но сендин не ударил меня, он, оказывается просто хотел показать мне фотографию...
