Сергей Кусков - Телохранитель ее величества: Страна чудес
— На! — пнул я одного из них, пытающегося встать, держащегося за выбитую кисть. Выбита она там, или перелом — пусть медики разбираются, но это был тот самый ублюдок, что на моих глазах ударил пытавшегося встать марсианина, а я такое не прощаю. Хруст — кажется, сломал ребро. Или даже два. Ничего, заслужил.
С усилием вышел из боевого режима и посмотрел на помогшего мне марсианина. Тот — на меня. Вид у него был жалкий, но довольный: все лицо в синяках, под носом кровь, рубашка в крови, но рот до ушей.
— Здорово ты их! — восхищенно прошептал он хриплым голосом с жутким марсианским акцентом. — Тимур! — и протянул руку. Я сделал шаг к нему и пожал ее, переходя на диалект провинций Центральных равнин Красной планеты:
— Иван.
— Спасибо, Иван! — еще больше улыбнулся он, так же переходя на родной язык, и я почувствовал, как сильно он растроган. Видно, не ожидал помощи здесь, в этой глуши, когда их практически сделали инвалидами, да еще от латиноса, да еще от одного единственного, раскидавшего полтора десятка неслабых футбольных фанатов. И тем более не ожидал услышать от него родную речь.
— Можно Ваня, — продолжил я, вкладывая в голос теплоту и поддержку.
— Свой? — Второй представитель союзной планеты поднялся, и, шатаясь, наклонился к оставшемуся лежать земляку, издающему непонятные стоны. — В смысле, наш?
Я отрицательно покачал головой.
— Нет. Но не люблю всяких уродов. А у вас что произошло?
— Да так… — Тимур тоже подошел к третьему и начал его осматривать. Я же пожалел, что пока не начал проходить курс медицины — помочь ничем не мог.
Но помощь и не потребовалось — ребята сделали все сами. Оба парня явно обладали какими-то базовыми познаниями, по крайней мере, в искусстве определения травм. Через пять минут третий член их компании сидел на лавочке, повесив голову на руки. Из носа его на землю капала кровь.
— Все нормально, очухается, — выдал вердикт Тимур. — Выйдем из парка и отвезем к врачу. Ты это… Поможешь?
Я оглядел место побоища. «Футболисты» почти расползлись, но были и те, кто убежал.
— А то! Валить надо, ребята. Пока гвардия не нагрянула.
— Эт точно! — Первый спутник Тимура грязно выругался сквозь зубы. — Кстати, Василий! — обернулся он ко мне. Я пожал ему руку. — А это — Лёха. У него сегодня сын родился, отмечать хотели, — кивнул он на стоящую сбоку от лавочки сумку, в которой угадывались силуэты двух бутылок и коробок с какой-то закуской. — А тут эти!..
— …Уроды! — зло процедил Тимур, подошел и ударил одного попытавшегося встать «футболиста», видно, имея к нему свои счеты. — Ладно, валим, ребят!
Мы с Василием взвалили на себя Лёху и потащили, Тимур же, я видел в заднюю камеру, отыскал что-то под лавочкой, подхватил сумку и пошел следом.
* * *На выходе из парка нас подобрали их друзья на машине, которых Тимур вызвал, пока мы шли. Отвезли нас в больницу, где мы и сдали пострадавшего товарища. ЧМТ, какие-то переломы — в общем, приехали вовремя. Вот тебе и отпраздновал рождение сына!
Парни опасались преследования гвардии, но я не переживал — раздуть скандал с моим участием не дадут, замнут. А раз так, то и с них взятки будут гладки. Тимур и Василий так же прошли первичный осмотр, который показал, что у них все более-менее в порядке. Крепкие ребята эти марсиане! Лишь у Василия оказалась сломана пара ребер, но он воспринял это как нечто не стоящее внимания и поехал домой. Мы же, вместе с новыми для меня друзьями, отправились праздновать дальше. И за себя, и за поверженных товарищей. И разлив по рюмкам первую бутылку, Тимур приподнялся и произнес:
— Я хочу выпить за своего нового друга. Никогда не думал, что назову amigo (z) другом, но один этот amigo стоит десяти моих старых друзей! Не потому, что хорошо дерется, а потому, что… В общем, только правильный чел может пойти против своих, защищая тех, к кому относится не особо хорошо, выступая против значительно превосходящего противника. Ванюша, за тебя, братуха!..
Да, я рассказал им, что не имею никакого отношения к Марсу. Но моя мама — с обратной стороны Венеры, и частично, по крови, я оказался как бы свой, как говорящий на одном с ними языке. Рассказал, что марсиан недолюбливаю за вызывающее поведение, что были прецеденты «теплого» общения с ними, но Тимур в ответ лишь похлопал по плечу:
— Все мы люди, Ваня. И у вас есть подонки, и мы не святые. И те, с которыми ты дрался, когда угодил за решетку, это не все марсиане, поверь!
Мне хотелось верить. Ибо я смотрел на этих людей и чувствовал, какие они внутри. Собранные, словно пружины на взводе, озлобленные, смотрящие на всех волками, но в то же время простые в общении, самые-самые обычные люди. С такими же как у всех горестями, проблемами, радостями и достижениями.
Даже тосты у них были самые обыденные. «Нашел новую работу?» «Ура, молодец, выпьем за это!» «Ушла жена?» «Грустно, не переживай, братан!» «А Лёха-то, Леха молодец! Сына родил! За это тоже выпьем?» «Эй, братва, пацан в больнице, а у него жена с малым дома, в Белгороде! Давай, трясем мощной, надо помочь!..»
Где же эти коварные монстры, «поналетевшие» сюда с далекой планеты, которыми пугают детей? Которые везде гадят из желания просто нагадить, все рушат и ломают, опять-таки из злобного желания просто разрушить и сломать? Где эти чудовища? Нет, чудовищ в тот день я не увидел.
* * *Мы пили. Пить с марсианами — целое искусство. Я и раньше знал, что равным им в этом деле нет, теперь же воочию убедился. Особо поразили витиеватые тосты, заумные рассуждения с элементами философии — несмотря на внешнюю быковатость, среди них было много начитанных образованных людей, могущих рассуждать о Ницше, Фрейде, Ленине или Аристотеле. При этом работали они дворниками или уборщиками, и в этом заключался весь трагизм. Гастарбайтеры, «быдло», и встать на ноги на Золотой планете им почти невозможно.
— Тттгда чего д-дмой не л-льтите? — спрашивал я, заплетающимся языком. Уже за то количество спиртного, что употребил и не упал, можно спокойно ставить памятник, а я еще и пытался философствовать.
— Дык, там это, братуха! — отвечал один из марсиан, имена я бросил запоминать почти сразу — все равно запутаюсь. — Работы нет! Во! А дворник здесь получает, как там… Этот… Ну как его…
— Инж-жнер? — подсказал я.
— Ага, он. Или в армейку иди, в «мясо». Но там конкурс большой, абы кого не берут. Или в эти… Ну эти… Ну ты понял…
— Бандиты. К-кмрадос…
На выходе из парка нас встретило двое их соотечественников. Но когда пришли в кабак и сели, наше количество начало незаметно увеличиваться. Кто-то приходил, кто-то уходил, а мы пили, пили, пили… Я с трудом соображал, но что-то говорил, обсуждал, спорил. Изредка вспоминались установочные фразы, и споры наши оживлялись.
— …А я тебе гв-врю, как есть! «Кость, бр-рошенная собаке, не есть м-милосердие! М-милосердие — это кость, поделенная с с-собакой, когда ты г-голоден не м-меньше ее!» Во! Джек Л-лондон! Понял?
На меня смотрели мутные глаза собеседника.
— П-рреведи?!..
— Ннн к-кой язык? Д-диалект Белу-Гр-ризонти подойдет?.. А хошь на анг… Анг… Англицкий, во?!..
Образы того дня наслаивались один на другой. Я на время отключился, перестал соображать вообще. Им же было хоть бы что — водка лилась и лилась в их ненасытные утробы, и чувствовали они себя явно бодрее меня. Нет, парочка индивидов лежала в отрубе, не без этого; один сидел, прислоненный к стенке, другой уперся лбом в столешницу, но на общем веселье это практически не сказалось. Затем началось то, что я никогда не забуду. Песни.
— …И залпы башенны-ы-ы-ых а-а-арудий в последний путь проводят нас!.. — тянуло десятка полтора луженых глоток. Причем отсутствие слуха в подавляющем большинстве компенсировалось громкостью.
-..Вы-ыходила на берег Катюша-а-а! На-а высо-окий берег на круто-ой!..
— …Три танкиста, три веселых дру-га! Экипаж машины боевой!..
Еще пели о своей войне, косой прошедшей по Марсу десять лет назад. Пели армейские песни, эти с особым воодушевлением, и даже, бывало, со слезами на глазах. И просто попсовые, свои, марсианские, которых я никогда не слышал. Пели эмоционально, вкладывая душу. То ли подстегнутый алкоголем, то ли была какая-то магия, но мне хотелось то плакать, то смеяться вместе с ними.
Но в один непрекрасный момент идиллия была разрушена:
— Эй, вы, свиньи, заткнули пасти! Дома петь будете!
Я поднял голову. Справа от нас возвышалось человек пятнадцать парней латинской внешности не совсем честной наружности. Я бы даже сказал, бандитской. Куртки, подобные той, что была нацеплена на меня, повязки и банданы на головах, явно криминальные наколки. В руках — цепи и палки, в карманах угадывались ножи и кастеты.
— Убирайтесь на свою планету, ублюдки! Там пойте! — продолжил другой голос и все подошедшие дружно заржали.
