Сергей Кусков - Телохранитель ее величества: Страна чудес
Помолчал.
— Возьми хотя бы меня для примера, как я оказался в вашем сраном корпусе. Я ведь не хотел к вам идти, ушел. Более того, позвонил и сказал, что сруливаю, что мне это не нужно. Помнишь?
Паула молчала.
— А что потом? Блестящие операции, где вы предстали в полной красе, в белых сияющих доспехах? Бандиты, перед которыми я бессилен? Сильные мира сего? Уголовники, случайное отребье, перед которыми бессилен не менее?.. — я почувствовал, что начинаю заводиться, и мне это не нравилось. — Да, я пришел к вам сам! Вновь пришел! — повысил я голос. Нечастые прохожие удивленно оборачивались и старались побыстрее отойти. — Но это было не мое решение, а твое! Твоя заслуга! Ты засунула меня в ваш чертов корпус, где все кипит от подлости и высокомерия, и я даже не могу никого обвинить в этом!
Так почему я должен быть благодарным? Что корпус сделал для меня эдакого, чтобы я его полюбил, считал родным домом? Что он дал кроме ненависти и ощущения безысходности?
Я почувствовал, что захлебываюсь и сбавил обороты — алкоголь, помноженный на ярость — плохая игрушка. Особенно учитывая, побочные эффекты модификации.
— Да, мне некуда было идти, везде ждала бы засада, — продолжил я почти шепотом. — Мне и сейчас некуда идти, несмотря на то, что королева отпустила. Вы отпустите, да, и она и вы, но мне по-прежнему НЕКУДА от вас идти. Вы просто не оставляете выбора.
— Так почему я должен вас любить, если вы держите меня силой? — вновь взорвался я, теряя контроль. — Эдакой благородной и добровольной, но на самом деле просто хитрой силой? Ведь отсутствие альтернативы, это тоже веревка! Цепь, ошейник, удерживающий крепче металлических оков! И ваше вчерашнее испытание гораздо более прочный поводок, чем все цепи из сверхсплавов вместе взятые!
Да, я ненавижу вас. Вас всех. Тебя, Мишель, прочих. Ненавижу и девчонок. Каждую в отдельности — нет, вот, ту же «чертову дюжину» по отдельности люблю. Но корпус в целом — ненавижу.
— Я вернусь. Побуяню и вернусь, — оскалился я. Подожду, пока из меня выйдет эта пресловутая злость, пока не стану адекватным. Но Катюш, ненависть просто так не уйдет, даже не надейся. Ты хотела это услышать — ты услышала. И мне почему-то легче не стало.
— Мы делаем тебя сильным, — произнесла Паула. Она была неуверенна в этих словах, но лишь как передатчик. Катарина — вряд ли. — Ты вырос до невиданных, непредставимых ранее величин…
— Потому, что я вам нужен, — зло перебил я. — Я лишь ВАШЕ оружие, ваш клинок, а клинок должен быть остро наточен. Почему клинок должен быть благодарен тому, что его исправно точат?
Вновь усмехнулся.
— Знаешь, когда тебя «ушли», я пришел к Мишель. Просил, чуть ли не умолял, чтобы они прекратили мою травлю «сорок четвертыми». Я был слабее противниц, объективно слабее, они просто обязаны были меня убить, и я до сих пор не понимаю, почему этого не произошло. Но они отказались. Потому, что клинок должен быть острым, и плевать, что при закалке может сломаться от излишнего усилия.
Вам плевать на меня, как на человека. Вам нужно только достижение собственных целей. Так повторюсь, почему я должен любить тех, кому на меня плевать?
Она молчала.
— Вы — властные сучки, заигравшиеся в «солдатики». И я ненавижу вас потому, что мне так хочется. И моя благодарность за возможность получить новые способности умения и знания никак с этой ненавистью не пересекаются — лежат в разной плоскости.
— Это обида, Хуан, — усмехнулась Паула. Совсем как Катарина. — Просто детская обида. Это нормально, когда тебя подставляют. Для того мира, куда тебя готовят — нормально. Тяжело в учении — легко в бою.
Я отрицательно покачал головой.
— Пусть так. Но я только что совершил первое убийство. Неправильное, так не делается, но именно это и было нужно — чтобы вывести меня из себя. А перед этим меня самого пытались убить такие же ваши марионетки, как и я сам. А после этого я был вынужден выпендриваться, строя из себя шута, клоуна, играя с гранатами на построении, защищая собственных убийц.
Ты хотела, чтобы всё это дерьмо всплыло — оно всплыло. И шандарахнуло. Да, ты права, возможно, я переболею и всё пройдет, но пока не прошло я хочу похандрить. И не думаю, что тебе стоит мешать.
— Одна сеньора недавно сказала замечательную фразу. «Настоящая мать — это женщина, которая делает так, чтобы ее ребенок был сильнее, даже если ему от этого больно», — задумчиво произнесла Паула. Я же мысленно представил ехидную интонацию Катарины, с которой она это говорила. Покачал головой.
— Даже догадываюсь, что за сеньора. Но нет, она не права. Права, но не совсем. Настоящая мать это та, которая ЛЮБИТ свое дитя, как бы она его ни воспитывала. И к вам это не относится.
— Сколько дней мне отмерили? На акклиматизацию и успокоение? — резко перевел я тему.
— В пределах недели, — ответила Паулита похоронным голосом. Не ждала такого разговора? Да уж, плохо быть марионеткой и при этом думающим человеком. — Не больше.
— Я успею. — Я поднялся. — Побуяню, успокоюсь и вернусь. Можешь не провожать.
Поднял голову. Марина лежала рядом, обессиленная. Я чувствовал, она сейчас уйдет. Придет в себя и уйдет. И мы больше никогда не увидимся. Чего мне очень не хотелось.
Судя по дате на браслете, мы кувыркались тут почти два дня. Два дня непрекращающейся разнузданности на грани фола. Теперь, когда в голове прояснилось, как тогда, в Центральном парке, я мог, наконец, обдумать свое положение и что чувствую. Чувствую вообще, не только по отношению к ней.
Корпус… Из нечто абстрактно мифического он превратился… В нечто мизерное и нестоящее. Не стоит относиться к нему так, как я делал это перед испытанием кровью. Он не единственная и не самая главная часть моей жизни. Важная, да, но не нужно ставить на него всё. Это важный урок, но решение на мучавшее меня уравнение подсказала не всезнающая Лока Идальга, а мерно сопящая рядом девочка из Северного Боливареса.
Впрочем, не только она.
* * *Они не провожали, нет. Пасли. А это совсем другое. И действительно, силами не только моего взвода. Я же скрываться не пытался — это бесполезно. Настроил камеры навигатора на круговой обзор и не обращал ни на что внимания, лишь изредка сверяясь, где там сопровождающие. В голове настойчиво крутилось: «Шимановский, гляди, как настоящего принца охраняют!» И на этот раз не было ни малейшего желания внутренний голос заткнуть.
В голове окончательно прояснилось, настроение улучшилось. Действительно, раскис, понимаешь. Да, я бы никогда не нажал на спуск, и знал, что не нажму, когда шел. Но ведь все-таки шел? Так что сам виноват.
…И именно это гложет.
Размышления мои были прерваны весьма нетривиальным образом. Я забрался в глушь, где почти нет лавочек, а, соответственно, и людей, когда внимание привлек шум, не подлежащий двоякому толкованию. Внутренний голос говорил, чтобы я не лез, это не мое дело, но я не считал себя в достаточной степени членом корпуса, чтобы не реагировать. И ломанулся через кусты и заросли невысоких деревьев на параллельную дорожку.
Обе эти группы отличались, как небо от земли. Первая состояла из плечистых здоровенных парней лет двадцати пяти — тридцати, одетых в достаточно респектабельные рубашки, футболки и брюки, в которых, однако, легко можно махать руками и ногами. Под футболками угадывалась рельефная мускулатура — парни явно за собой следили и регулярно занимались. Лица европейские, волосы темно русые. Марсиане — только они, постоянно занимающиеся физическими упражнениями с их одной третьей «же», имеют такие параметры тела.
Вторые были латинос, все до единого, хотя кто-то казался темнее, кто-то светлее. Были даже парни с европейскими чертами, но по совокупности различных признаков с русскими, марсианами или гринго я бы их не спутал. У некоторых на плечах висели флаги «Индепендьенте», большинство было одето в одежду красно-бело-желтых цветов этой команды. Фаны. Причем разгоряченные непрохладительными напитками, злые и злость эту с удовольствием срывающие на достаточно мирных и респектабельных марсианах.
Да, передо мной во всей красе предстала драка, точнее, избиение. Футбольных фанатов было полтора десятка человек, шестнадцать, если быть точным, как потом мне сказали девчонки. Некоторые более трезвые, некоторые менее, но в любом случае у троих пусть и мускулистых марсиан шансов против них не имелось.
В момент, когда я подошел, все было кончено — семеро фанатов остервенело месили ногами уже поваленных и избитых противников. Месили в кайф, получая удовольствие — а чего пинать с силой, если жертва уже не оказывает сопротивления? Так и убить можно, а убийство им не нужно — какой резон пинать труп? Живого-то интереснее! Не участвующие в веселье окружили их неплотным кольцом, подбадривая криками и едкими нецензурными комментариями в адрес избиваемых конкретно и марсиан в целом. Некоторые то и дело менялись местами: кто-то входил в круг — попинать, кто-то выходил — отдохнуть. Очевидно, ребята готовились к сегодняшнему матчу, все еще заливая горечь от поражения любимой команды в прошлом круге венерианской Примеры, но встретили извечных врагов — марсиан, и решили поднять настроение радикальным способом. А что, места «дикие», людей почти нет, как и охраны.
